Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь

- Рахман!

Рахман сделался неожиданно смелым:

- Ну, какого тeбe черта?! Опять термометр? Во всем виновата ты, бессовестная.

Адиль не узнал своей комнаты. Книги валялись на полу, в столе было все перерыто, бумаги разбросаны. На чернильном приборе лежали игрушки Мамеда.

Глобус, подарок пионерской дружины, когда Адиль еще учился в пятом классе, валялся посреди комнаты. Очевидно, Мамед использовал его вместо мяча. Цветы, которые юноша регулярно поливал, пожелтели, поблекли. На его кровати спал Мамед.

Адиль быстро уложил в чемодан необходимые книги, портрет матери, кое-какую одежду, взял тару, в последний раз обвел взглядом комнату и вышел.

Отец, раскинув в стороны руки, преградил дорогу.

- Не уходи, сынок! Умоляю тебя, не уходи! Послушай меня...

- Нет, отец, поздно... - Адиль внимательно присмотрелся к отцу. Только сейчас он заметил, как тот постарел. - Прощай. Мне пора...

- Куда ты, сынок? Не скрывай от отца!

- В Москву!..

У Дилефруз, которая жадно ловила каждое слово, радостно забилось сердце.

- Сынок, человек не должен бросать отчий дом. Не плюй в колодец, пригодится...

Рахман затряс головой, хотел что-то сказать, но не смог. А взгляд его кричал: "Сынок, на кого ты меня оставляешь? Куда уходишь?"

Адиль поднял чемодан и направился к выходу.

- Сьнок, а деньги на билет, на дорогу?

- И билет у меня есть, и деньги на дорогу.

- Поедем завтра, вместе...

- Нет, отец, я должен ехать сегодня. Счастливо оставаться.

На пороге Адиль обернулся и добавил, кивнув головой на дверь:

- Постарайся, чтобы эта фурия хоть тебя не выжила из дома.

Дилефруз с горящими глазами выскочила в галерею, но рта открыть не посмела. Лицо Адиля показалось ей очень страшным.

ОГНИ СТОЛИЦЫ

Когда я сам впервые приехал вечером в этот залитый огнями город, мне, как и Адилю, показалось, что я вижу волшебный сон. До поздней ночи ходил я по улицам столицы, ноги мои уже начали ныть от усталости, а мне все еще не верилось, что я в Москве. Кремлевские куранты были совсем рядом, я слышал их родной голос, а мне все не верилось, что я в Москве. По широким улицам мимо меня проносились потоки легковых машин, а мне по-прежнему не верилось, что я в Москве. Я вдыхал свежий прохладный воздух ночных бульваров - и все никак не мог поверить, что я в Москве. Не мог поверить, что это не сон, а явъ, большое счастье, которое будет длиться и завтра, и послезавтра, и все последующие дни.

В тот день отмечали день Военно-Морского Флота. Широкая улица Горького была запружена народом. Я дошел до Охотного ряда. Кремлевские куранты пробили восемь. Раздались орудийные залпы. К небу взметнулись фонтаны разноцветных огней. Потом еще залп, за ним еще, еще...

Когда, наконец, наступила тишина и погасли последние искры салюта, я взглянул на небо и удивился: несколько красных огоньков все еще продолжало гореть. Через минуту я понял, что ошибся: это были огни Кремля, вечно горящие огни!

Какая случайность! Я и Адиль приехали в Москву одновременно. Но город большой, людей много и мы не смогли встретиться. Возможно, в те дни мы оба шагали по широкой Красной площади, вместе любовались кремлевскими башнями, украшенными пятиконечными рубиновыми звездами, мавзолеем, величественными бронзовыми фигурами Минского и Пожарского, но так и не увиделись. Если бы я встретил Адиля, я подробно расспросил бы юношу обо всем, что произошло с ним за последнее время, и поведал вам. Но так как этого не случилось, расскажу об Адиле только то, что мне стало известно от других.

С помощью учителя Салеха Адиль получил разрешение на перевод из бакинского университета в Москву. Но когда документы были оформлены, юноша заколебался. Он подумал о Джейран, услышал ее голос: "Ты оставляешь меня, Адиль?" "Я тебе не нужен, Джейран, - мысленно отвечал юноша. - Забудь меня. Выбрось навсегда из сердца. Я не хочу запятнать твое чистое имя. Знаю, потом ты меня назовешь обманщиком, скажешь: "Ты говорил громкие слова о честности, а сам был свидетелем грязных дел и все скрывал?.." Ты права, Джейран! Что я могу сделать?! На большее у меня пока не хватает сил. Мне трудно расстаться с тобой, но я все-таки еду".

Адиль не захотел просить у отца денег на дорогу. Пришлось продать подарок матери - золотые часы. В тот день, когда юноша собирался идти на вокзал за билетом, ему встретился учитель Салех. Он вынул из кармана билет и протянул Адилю.

- Возьми, сынок, я знаю твое положение...

Адиль смутился, но не стал обижать отказом старика, который в последнее время заменил ему отца, взял билет и не мог найти слов для благодарности

На следующий день учитель Салех пришел на вокзал проводить юношу. Рахман был уже там.

- Если понадобятся деньги, напиши, не стесняйся, - сказал учитель, - я пришлю. Считай меня своим родным дядей.

Если бы Адиль мог, он обратился бы к старику с единственной просьбой передать Джейран два слова: "Извини, дорогая!" Но это было невозможно.

До отхода поезда оставались считанные минуты. Учитель Салех передал Адилю пальто, которое все время держал, и нежно поцеловал юношу в лоб.

- Желаю успехов в учебе. Счастливого пути, сынок, не скучай. Будет время - черкни.

- Большое спасибо, Салех-муэллим!

Рахман тоже подошел проститься с сыном. Он предложил ему деньги, но Адиль отказался. Отец хотел что-то сказать, однако не смог. Губы его задрожали, глаза наполнились слезами. Он вынул из кармана платок и отошел в сторону.

Раздался свисток. Поезд тронулся. Учитель Салех замахал соломенной шляпой. Мимо окна поплыл вокзал, замелькали столбы, сначала медленно, потом быстрее, быстрее. Баку остался позади.

Поезд приближался к Баладжарам. Проводник ходил по вагону, отбирал билеты. Адиль встал и сунул руку в карман пальто. Кроме билета, там оказались две новенькие сторублевые бумажки. Юноша догадался, что деньги положил учитель Салех.

"Я вам за все отплачу, дорогой друг! Большое спасибо..." - прошептал он.

Забыв, что подарок матери продан, Адиль непроизвольно поднес к глазам левую руку. Сосед по купе решил, что юноша оставил часы дома.

- Без двадцати шесть, сынок... - подсказал он.

- Без двадцати шесть, доченька, - крикнула мать.

Джейран причесывалась, стоя перед зеркалом. Она спешила на свидание. Уложив кудри, девушка умылась, прикрыла дверь, надела белые босоножки, которые так нравились Адилю, и сбросила халатик. Голубое шелковое платье было выглажено еще утром. Джейран подошла к трюмо, взглянула на себя: белые изящные, словно выточенные из мрамора руки, круглые плечи, маленькая девичья грудь... Щеки девушки запылали огнем. Ей показалось, будто из угла комнаты на нее смотрят глаза Адиля. Джейран поспешно надела платье и оглянулась по сторонам.

Она взяла альбом для рисования, карандаши "Негро" и вышла из дому. До назначенного часа оставалось целых десять минут. Джейран не торопилась. "Успею. Еще раньше времени приду. А если опоздаю, Адиль подождет".