Александр Попов - Новая Земля

"Уеду, - решиля. - Яимненужен. Они меня не любят. Пусть! И я их не буду. Вот кудауехать бы? Может, в Америку или Африку? Но где взять денег на электричку? Лучше поближе. Пешком. Возьму с собой Ольгу Синевскую. Будет мне мясо жарить, а я - охотиться на медведей. Будем играть день и ночь, и варить петушков из сахара".

Через дверь мне была видна часть двора. К маме, улыбаясь, подошел папка. Кашлянул, конечно, для нее. Но ее лицо имело такое выражение, что можно было подумать - важнее стирки для нее на всем белом свете ничего нет. Но я догадывался о мамином притворстве.

Интересен и смешноват для меня был папка в эти минуты. Я его в основном знал как человека немного величавого в своей непомерной силе, уверенного. Теперь же он походил на боязливого, запуганного родителями ученика, раболепно стоящего перед учителем, который решает - поставить ему двойку или авансом тройку.

- Аня, - позвал он маму.

- Ну? - не сразу и глухо от долгого молчания отозвалась она, не прекращая стирать.

- Квас, Аня, куда поставила? - Папка почему-то не решался сказать о главном.

- Туда, - ответила она, сердито сдвинув брови, и махнула головой на сени.

Папка напился квасу и, проходя назад, дотронулся рукой до плеча мамы так, как прикасаются к горячему, определяя, насколько горячо.

- Ань...

- Уйди!

- Чтоты, ей-богу? Выпил с мужиками. Аванс - как не отметить? Посидели да - по домам.

Что теперь, врагами будем?

Папка пощипывал свою черноватую с волоском бородавку над бровью.

- Ты посидел, а двадцати рублей нету. И сколько раз уже так? А Любче, скажи, в чем зиму ходить? Серьге нужны ботинки. У Лены школьной формы нету, да всего и не перечислишь. А он посидел... - с иронией сказала мама.

- Ладно тебе! Руки-ноги имею, - заработаю. До сентября и зимы еще ой-еей сколько.

Папка опять дотронулся до ее плеча.

- Отстань.

- Будет тебе.

- Дрова руби... седок.

Папка досадливо махнул рукой, быстро пошел, но в некоторой нерешительности остано-вился. Он неожиданно близко подошел к маме, обхватил ее за колени и - взмахнул вверх. Мама вскрикнула, а он захохотал.

- Да ты что, змей?! А но, отпусти, кому говорю?

- Не отпусьтю, - по-мальчишески игриво ломает он язык, видимо, полагая, что несерьезным поведением можно ослабить мамину строгость.

- Кому сказала? - говорит она, вырываясь.

- Не-ка.

Помолчали. Маме стало неловко и, кажется, стыдно, она покраснела, когда из-за забора выглянули на шум соседи.

- Отпусти, - уже тихо и как-то по- особенному кротко произнесла она, и папке, конечно, ясно, что примирение вот-вот наступит.

Он поставил ее на землю и попытался обнять. Мама притворялась, будто бы ей неприятно и отталкивала его, но очень слабо. Чувствовалось, что ведет она себя так исключительно из-за соседей и нас, детей.

- Иди, иди, вон рубить сколько, - пыталась говорить она строго и повелительно, но у нее не получалось. Улыбка расцветала на ее лице.

Люба и Лена, убиравшие мусор во дворе, улыбнулись друг другу. Мама и папка вошли в дом. Я замер.

- А где у нас Серега? - громко спросил папка.

- Да под кроватью, Саша, будто не знаешь его привычку, - шепотом сказала мама, но я услышал. Сердце приятно сжалось в предчувствии веселой игры с папкой; он любил пошалить с детьми.

- Знаю, - махнув рукой, шепотом ответил он. - Это я так. Дуется на нас. Сейчас развеселю. - И громко, для меня сказал: - Куда же, мать, он спрятался? - Стал притворно искать.

Я решил перехитрить его. Прополз под кроватью и затаился под шторкой. Сдерживая дыхание, я зажимал рот ладонью, чтобы не засмеяться.

- Наверно, Аня, под кроватью? Как думаешь?

- Не знаю, - притворяется мама. - Ищи.

Не выдержав, я выглянул из-за шторки - и мое лицо как пламенем обожгло: на меня в упор смотрела мама. Она, видимо, заметила мои перемещения. Я приставил палец к губам - молчи! "Конечно, конечно! - ясно вспыхнуло в ее расширившихся глазах. - Разве мать способна предать сына?"

Не обнаружив меня под кроватью, папка озадаченно покрутил усы и сказал:

- Гм! Не иначе, на улицу вышмыгнул, чертенок, - еще немного поискав, решил он и занялся своими делами.

- А я вот он! А я вот он! Бе-е-е!

"И я хотел их не любить, - думал я, когда мамадаваламне ибрату конфеты. - Папка та

кой хороший, а мама еще лучше!"

И мне снова все в мире представлялось веселым и добрым. Мама - самой доброй, а папка - самым веселым. И эта обида, и прошлые - просто недоразумения, они как тучи, которые улетают, и вновь жизнь становится прежней. Мне казалось, что доброта и веселье пришли к нам навечно, что никаких бед больше не будет.

РЫБАЛКА

Через несколько дней я пошел с папкой на рыбалку. Папка был страстным рыбаком. Помню, каждую пятницу, под вечер, он копал червей и ловил кузнечиков. В субботу, рано-рано утром, когда в воздухе еще стоял чуть знобящий летний холодок, а небо было фиолетовым и помаргивали в нем тускнеющие звезды, я и он уходили на рыбалку с ночевкой.

Бывал я в разных краях, видел много замечательного в природе и нередко говорил или думал: "Какая красотища". А, возвращаясь всякий раз к Ангаре, к ее обрывистым сопкам,зеленым, тихим водам, к ее опушенным кустарником и ивами берегам и старчески ворчливому мелководью, я ловил себя на том, что об этих местах не могу говорить высоким слогом, не тянет меня восклицать, а могу лишь смотреть на всю эту скромную прелесть, сидя в один из редких свободных вечеров на полусгнившем бревне возле самой воды, молчать, думать и грустить. Хорошо грустится в родных, знакомых с детства местах после долгой разлуки с ними.

Мама с папкой ссорились из-за его увлечения рыбалкой .

Сегодня мы, как обычно, встали рано и уже пошли было, но мама, вернувшись от поросят, начала с папкой все тот же разговор о его "дурацких" рыбалках. Сердито гремела ведрами и чугунками.

- А-а-ня! - умоляюще отвечал на ее нападки папка. Когда детей бранят, они лезут пальцем себе в рот,в ухо или в нос, а папка, когда его ругала мама, пощипывал свою черноватую бородавку. - Аня, для души-то тоже надо когда-то жить. Бросай все, пойдем порыбачим, а?

- Порыбачим! - отвечала мама и с внезапным ожесточением зачем-то сильно затягивала поясок на своем выцветшем халате. - А в огороде кто порыбачит? Все заросло травой. А крышу сарая когда, дружок ситцевый, порыбачишь? Протекает уже. А детям обувку когда порыбачишь, рыбак-казак? и с грохотом поставила пустое ведро. Мы даже вздрогнули. - Для души хочешь пожить? Да ты только для нее и живешь, а я вечно как белка в колесе кручусь.

- Аня, гх... не ругайся... гх.

Папка положил на завалинку удочки и мешок с закидушками и едой, присел на лавку и закурил в раздумье. Я с мольбой в душе смотрел на него и с невольной досадой на маму и ждал одного решения - пойдем рыбачить. Папка покурил. Встал. Помялся на месте в своих огромных болотниках, в которых он казался мне сказочным Котом в сапогах. Взял мешок, удочки. Покусывая оцарапанную рыболовным крючком нижнюю губу, взглянул на маму так, как смотрят на взрослых дети, когда, своевольничая, хотят выйти из угла, в который поставлены в наказание.