Александр Попов - Новая Земля

- Да, да! Я ведь с тобой не поздоровался, Саша. Здравствуй, что ли!

Дежурный сержант и дневальный находились на улице, предусмотрительно не входя в помещение.

- Я теперь многое в жизни понимаю, - сказал Василий, притягивая к себе Александру.

Неожиданно в единственное окно полился тусклый матовый свет, но отчего он,- не мог понять Василий, если уже вечереет и солнце с час как закатилось за мелкосопочник?

- Смотри, смотри, - сказала Александра, подталкивая Василия к окну, снег повалил. А какой он белый, даже в глазах режет.

Они молча смотрели за окно. Недавно все было серым, мрачным в округе, недавно холодный напористый ветер безобразно морщинил мутные лужи. И вот белый яркий, как миллионы зажженных фонариков, снег повалил на землю. Эти фонарики падали медленно, осторожно, словно оберегали трепетное и нестойкое пламя внутри.

Сначала снег мгновенно таял, соприкасаясь с сырой землей. Но потом хлынул обвально, весело, вскруживаясь, стелясь полотнищами. Земля насыщалась им, не растаивала, а нежно, заботливопринимала каждую снежинку, начиная светиться, и с каждой минутой - все ярче. Старые двухэтажные дома офицерского городка, одинокие прохожие, голые деревья, дорога - все стало выглядеть молодо, свежо, празднично. Надо было радоваться снегу, преображению природы, но Василий вспомнил о своем грехе, о злосчастном повороте в своей жизни, и остро, с болью почувствовал - как он теперь далек от своей чистой, светлой, как этот молодой снег, Александры.

Василий отошел от окна.

- Ты чем-то расстроен, Вася? Может, мне не надо было приезжать? Я так боялась встречи с тобой: может, думала, я ему совсем не нужна.

- Что ты, Саша! Если ты не приехала бы, я всеми правдами и неправдами примчался бы в Покровское, к тебе.

Александра неожиданно спросила:

- Вася... Вася, почему ты избегаешь смотреть в мои глаза?

- Нет, нет! - чего-то испугался Василий и стал ходить по комнате, поскрипывая половицами. - Видишь - я смотрю на тебя! Мне нечего скрывать! Экая ты!..

Они молчали. Александра, будто ей стало холодно, плотно закуталась в свою пуховую шаль и пододвинулась в угол. Не смотрела на Василия, отчего-то избегала его глаз и как-то пристально следила за снежинками, прилипавшими к окну. Василий ходил, угрюмо поднимая взгляд.

- Ты забилась в угол - боишься меня?

- Ты сильно изменился... с тобой что-то происходит... Мне тревожно за тебя.

Василий остановился перед Александрой. Она подняла на него взгляд кроткий и ломкий, как соломинка.

- Саша, - промолвил Василий и повалился на колени к ее ногам. - Милая моя Саша, мне так плохо. Помоги мне, как тогда, в детском саду, убежать... в другую жизнь.

- В другую жизнь? - тихо и испуганно спросила Александра и погладила Василия по голове, ласково, успокаивающе.

- Да. Понимаешь, я - вор и ничтожество, - быстро произнес он и закрыл ладонями глаза.

Руки Александры замерли, сползли на плечо Василия. Он не решался взглянуть на нее.

- Вор? - прошептала она. - Что, Вася, ты украл?

Василий резко поднялся и стал быстро ходить по комнате:

- Нет, нет! Я никогда, никогда не расскажу тебе всего. Это страшно, мерзко! Я хочу, Саша, хочу вспоминать наше прошлое. Давай вспомним, как мы убежали из детского сада.

Александра глубоко задвинулась в угол, побледнела, сжалась.

- Вася, пожалуйста, успокойся... Да, наш побег... начудили...

Василий прервал ее:

- Саша, давай прямо сейчас убежим... убежим в новую жизнь, то есть я хотел сказать, начнем жить по-новому, по-другому. - Он подбежал к ней и потянул за руку к двери. Она уперлась ногами в пол и разрыдалась.

- Но станем ли, Вася, мы там другими, изменимсяли? Далеко ли убежим от самих себя?

Василий отпустил Александру, присел на стул, склонил голову.

- Вася, Вася...

Снова незримо, но неумолимо поднялось в его сердце таинственное, пугающее, в созвучии похожее на сухой кашель слово грех. Василия ощущал его уже не отвлеченно, не чужеродно, а - словно бы частью своего тела, души.

- Перед кем грешен? - сказал он, раскачиваясь на стуле. - Перед тобой, Саша, перед мамой, которая так билась всю жизнь, чтобы ее дети были счастливы. Грешен перед всем чистым и праведным в мире. Это не высокие слова, это - так! Может, Саша, грех мой шире? Моежеланиелегкой, богатойжизни - негрех? То, что с шестнадцати лет я ступил на путь наживы любыми способами - это не грех перед самим же собой, чистым, незапятнанным ребенком, юношей? Ты, Саша, видела, как все мое стало выпячиваться, расти в нечто громоздкое, безобразное, уродливое, а теперь, рядом с тобой, я понял - я действительно стал уродом, сам себя сделал таким. А кто же еще? Если, Саша, ты не приехала бы, то я, может, никогда так о себе не подумал бы. Хотя - кто знает! Как ты догадалась, что сильно нужна мне?

- Вася, у меня же есть сердце.

- Да, да, конечно. Прости. Скажи, а у меня есть сердце?

- У тебя большое доброе сердце... Вася, умоляю, расскажи, что с тобой произошло? Я помогу тебе.

- Понимаешь, во мне не достает мужества... Я тебе обязательно все расскажу, но не сегодня и даже не завтра. Мне нужно собраться с силами.

Александра подошла к Василию, склонила к нему голову. Он взял в ладони ее лицо и долго смотрел в ее глаза.

- Люблю, - шепнул он.

- Люблю, - отозвалась она, и они впервые соприкоснулись губами.

Но в сердце Василия было тяжело.

Через два дня он проводил Александру на поезд; она не хотела уезжать, но он настоял. Закрылся в своей каморке;всю ночь не спал.

"Теперь, кажется, я все свое вспомнил, - устало подумал он рано утром и подошел кокну. - Что дальше? Как я должен жить? Я чувствую, что меня еще тянет к Коровкину - он должен принести мне деньги. Деньги! Но мне страшно. Я боюсь. Как за окном бело! Хочу на улицу, противно сидеть в этой каморке, здесь, наверное, даже стены пропитаны всем моим. Подальше отсюда! Какой мягкий под ногами снег. Наступила настоящая зима. Я предчувствую: что-то новое, свежее, как этот снег, появится в моей жизни. Я иду. Но куда? Разве это важно? Я иду по снегу, белому, сочному, молодому, дышу морозным воздухом утра, думаю о Саше, маме, сестре, обо всем, что было хорошего и доброго в моей жизни... Кто там впереди? Коровкин... Он тоже идет по снегу, его тоже носит и терпит земля..."

- Здравствуй, Васек, здравствуй, мой хороший. За деньгами идешь? Возьми, возьми свою долю.

- Мне страшно жить, - сказал Василий, отстраняя руку Коровкина с деньгами.

- Что с тобой? Возьми деньги - они тобою честно заработаны.

- Честно, - усмехнулся Василий. - Я варю солдатам бурду, примешиваю в котел всякую гадость, чтобы скрыть кражу, а вы... про честность?

- Говори тише. - Прапорщик настороженно прищурился на проходящих мимо солдат и офицеров. - Что с тобой стряслось?

- Я вам сказал - мне страшно жить. У меня теперь много денег. Я, можно сказать, богат и свободен. Свободен в несвободном месте - в армии: что хочу, то и делаю. Но какая это свобода! Я самого себя стал бояться. Разве я так хотел жить?