Александр Попов - Новая Земля

Утром ребята думали: идти или нет? Но куда?

Два дня просидели в занесенном снегом зимовье; хлеб и сало съели. Кто-то самый взрослый из них сказал: "Все, пацаны: нас ждет голодная смерть". Ему ответил Михаил Салов: "Живы будем - не помрем. Надо идти". "Куда?!" - крикнул отчаявшийся.

Решили жребием выбрать направление: четыре стороны - четыре лучины со словами "север", "юг", "восток" и "запад". Вытянули на запад. Но трогаться в путь было страшно, и просидели в теплом зимовье еще день. Но голод мучил, надо было все же идти.

Сутки продвигались по сопкам и марям, вторые. Иссякали силы. Неумолимый хиус, казалось, в кровь резал лицо. "Все, - подумали беглецы, - помрем, не дотянем". Забрались на какую-то сопку, глянули вниз - а вдали вьется к пасмурному небу густой дым из труб.

- Говоруша!

Удивились сельчане:

- А если другое направление выбрали бы? Хана была бы вам, пацаны! И надо же так повезло.

- Нет, - говорили старые тофы, - Бурхан им помог: сначала помучил в тайге, чтобы не были такими безрассудными, а потом выручил. Он - добрый старик. Видит: тофов и так мало на земле.

Людмила говорила, что ее дети учатся в интернате, в городе, но не хотят там оставаться. Часто пугают ее: "Сбежим. Вот увидишь!"

Матери тревожно.

Под боком капитана Пономарева сопели набегавшиеся за день мальчики. "Обыкновенные пацаны, - думается ему. - Но и те, семеро с Михаилом, тоже были обыкновенные... Я, похоже, перехожу постепенно на сторону Михаила... Не хорошо это, очень не хорошо. Пора спать!"

Наступило туманное, холодное предосеннее утро. Капитан Пономарев проснулся от тихого звенящего стука ведра, - Людмила доила корову. Посмотрел на часы - не было еще пяти. Вскоре Буренка, шурша травой, убрела к стаду, пившему из Говоруши. Чуть знобило, - капитан уполз под тулуп по глаза. У его бока посапывал простуженным носом Глебка, горячий, словно печка, подумалось капитану, и он прижался к мальчику, к его тонкой ребристой спине. В большую фасадную брешь наблюдал за пробуждавшейся округой: кое-куда листиками упал иней, словно деревья стряхнули с себя убор. Солнца не было видно - оно дремало во мхе облаков за сопками. Туман лежал небольшими, но добротными тугими стогами по косогорам и низинам, постепенно таял, исчезал. Капитану Пономареву было интересно наблюдать, как постепенно, неспешно, тихо открывался перед ним мало знакомый мир тайги, гор. Его почему-то сегодня радовали даже мелочи - различил вдали изогнутую сухую лесину, висевшую над обрывом у реки, увидел на отлоге плоской сопки поляну, синюю от цветов, рассмотрел далекие, с мощными спинами, серовато-синие хребты на реке Мархой. Все радует, все греет сердце капитана. Где-то заржали кони, отозвались им звонким эхом лайки. Слышится приглушенный говор сельчан; они куда-то шли, раскланивались друг перед другом в почтительном приветствии.

Потом капитан умылся у реки.

- Ух, холоднющая вода! - радостно говорил он, плескаясь.

Солнце бросило на речную рябь первые лучи, и такой они подняли блеск, что капитан зажмурился. Но неожиданно он вспомнил, зачем сюда приехал, и ему стало неприятно, грустно.

Позавтракали жареными грибами и супом с мясом кабарги. Потом пришел Виктор с двенадцатью оленями, и капитан впервые увидел этих животных. Они были густошерстые, с белоснежными грудками и ветвистыми, словно кусты, рогами, которые к тому же оказались теплыми, мягковатыми, как бы зачехленными шерстяными накидками. Раздвоенные копытца пересыпчато пощелкивали при ходьбе. Ножки тонкие, но мышцы бедер тугие - чувствовалась мощь, недюженная сила. Капитана, как ребенка, поразили оленьи глаза огромные, блестящие, с фиолетовой замутью.

Собрались в путь; упаковали и стянули сыромятными вязками грязные, затасканные баулы и прикрепили их к трепетным оленьим бокам. Людмила собралась с Виктором и капитаном доехать до Большого озера - там у нее с братом сенокос, надо заготавливать корма к зиме. Сыновья пошли с ней, чтобы ягод да грибов пособирать.

Вывели оленей за ограду, которых у Виктора и капитана было по два-три. По висячему мосту переправились на противоположный берег Говоруши и пошли с сопки под сопку, с сопки под сопку, марями, распадками, то густым, то редким лесом.

В первый день пути капитан намучился и смертельно устал; он открыл, что олени очень пугливы и недоверчивы. Капитан попытался сесть на оленя, но только взмахнул ногу к стремени, как вдруг олень опрометью побежал в кусты, увлекая за собой еще двоих, с которыми находился в связке. С вихревым шумом, ломая рогами ветки, олени унеслись вперед каравана. Виктор помог поймать, объяснил, что на оленя нужно садиться одним махом и потом резко натягивать на себя повод. Капитан пытается - с налету садится своим полным телом в деревянное седло, но теряет повод, и олень скачет, подкидывая седока. Капитан мог упасть, его раскачивает, но он напрягается, ловит повод, резко его дергает и отчаянно-азартно кричит. Пролетают мгновения, и его резвый друг становится послушен, тих, принимается спокойно жевать грибы.

Сначала шли тропой, которая вилась по каким-то сгнившим бревнам. Людмила рассказала, что в двадцатые годы жители двух сел, Говоруши и Покосного, проложили эту дорогу километров в двести.

- Дорога стоила людям кошмарного труда, - сказала Людмила, мягко покачиваясь в седле. - Без техники, а пилами и топорами тянули они ее через дебри, завалы и болота. Говорят, погибло, замерзло человек двадцать.

- Их труд был героический, - покачал головой капитан, всматриваясь в синеватые горы. - Они решили, что им нужна новая дорога и - проложили. А нам, современным людям, показалась эта дорога лишней. Мы забыли о ней. Пользуемся тропами. Странно. И обидно за тех, кто погиб, кто вложил столько труда.

- Им казалось, что дорога сделает их жизнь лучше, - после долгого молчания отозвалась Людмила.

- И что - жизнь стала лучше? - спросил капитан.

Женщина пожала плечами и слабо улыбнулась.

- Каждому - свое, - неясно ответила она, подгоняя оленя.

Потом небольшой караван свернул на мхи, сырые, мягкие, как огромная шуба. Олени иногда тонули в них по самое брюхо, но резво вырывались.

Часа через два вышли к Большому озеру. Забрались на сопку, и капитан буквально обомлел: две огромные, вытянутые к путникам горы - будто руки, а в них блестела зеленоватая вода озера. Оно маленькое, хотя зовется Большим, до противоположного берега с полкилометра. Туман широким сизым полотнищем лежал у подножий горных ладоней по краю озера, и капитану казалось, что оно было приподнято над землей. Он смотрел жадно: ему почему-то подумалось, что озеро, горы, небо - все такое неустойчивое, и может исчезнуть.

Потом медленно спускались по обрывистому склону. Кусты обвисали под тяжестью ягоды.