Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

Восклицание Фёдора Михайловича -- "Разве я могу без неё жить!.." -воспринимается вполне риторически. Страшно представить, но ведь даже "Бесы", вероятно, так бы и остались незавершёнными, умри действительно Анна Григорьевна летом 1872-го. Слава Богу, этого не случилось, жена выздоровела, сам писатель вернулся к жизни и творчеству, завершил-таки самый свой спорный роман. Но вот тут-то и взялись-принялись буквально хоронить и произведение, и самого автора ретивые критики-современники, келлеры и ракитины тогдашней журналистики. Во 2-м номере "Сына отечества" за 1873 год анонимный автор передовой статьи включил "Бесы" в число новых произведений текущей российской словесности, кои, по его мнению, "состряпаны на скорую руку", и им суждено "пройти без следа", то есть -благополучно кануть в Лету. Кроме романа Достоевского, знаток-провидец включил в этот ряд и "Вешние воды" Тургенева, и "Не было ни гроша, да вдруг алтын" Островского -- но впечатлительному Фёдору Михайловичу от этого вряд ли было легче. Впрочем, это были только ягодки. Вскоре в № 16 "Нового времени" он смог увидеть-прочитать приговор себе, безапелляционно вынесенный рецензентом А. С. (Сувориным), который выглядел-звучал пострашнее, может быть, чем приговор следственной комиссии по делу петрашевцев: "После ?Бесов? нам остаётся только поставить крест на этом писателе и считать его деятельность законченной". А уж прохаживаться-намекать насчёт болезненного состояния духа автора "Бесов" -стало в тогдашней либеральной журналистике общим местом. Особенно изощрялись сотрудники журнала "Искра". К примеру, небезызвестный в те времена поэт-сатирик Д. Д. Минаев шутил на эту тему не мудрствуя лукаво:

"Две силы взвесивши на чашечках весов,

Союзу их никто не удивился.

Что ж! первый дописался до "Бесов",

До чёртиков другой договорился"214.

Под "другим" кандидатом в "жёлтый дом" подразумевался князь В. П. Мещерский, издатель журнала "Гражданин", редактировать который с января 1873 года взялся-согласился Достоевский. И у владельца-издателя, и у самого еженедельника с таким патриотическо-прогрессивным названием репутации были, на взгляд тогдашних демократов, самые что ни на есть реакционнейшие.

Отсюда и -- взрыв злобной критики "Бесов". Поэтому и -- негодующий вой-лай в адрес писателя, вчерашнего петрашевца и каторжника. Именно здесь -- корни неистового желания иных чересчур рьяных прогрессистов стереть в пыль, уничтожить, похоронить заживо, затушевать автора "Бесов", сбросить его и его творчество с тогдашнего корабля современности. Да и многие почитатели таланта писателя, его близкие и соратники считали, что он, согласившись возглавить журнал князя Мещерского, совершает чуть ли не самоубийство. Н. Н. Страхов в письме к Л. Н. Толстому (15 марта 1873 г.) пишет о Достоевском: "?Гражданин?", в котором он редакторствует, очень его волнует, терзает, раздражает..." А в письмах к Н. Я. Данилевскому Страхов ещё более категоричен по поводу редакторства Достоевского: "...несчастный Достоевский совсем измучился. (...) Охота была соваться в такое дело!.."215

Глубоко почитающий Достоевского и его преданный товарищ Вс. С. Соловьёв с нескрываемым сожалением вспоминал: "Его редакторская деятельность, на которую он возлагал такие надежды в первое наше свидание, оказалась не вполне удачной, что, впрочем, можно было сразу предвидеть, зная характер его и обстоятельства. Репутация журнала была уже составлена, против него уже резко и даже неприлично высказалась почти вся тогдашняя журналистика. На нового редактора со всех сторон посыпались насмешки, глупые и пошлые. Автора "Преступления и наказания" и "Записок из Мертвого дома" называли сумасшедшим, маньяком, отступником, изменником, приглашали даже публику идти на выставку в Академию художеств и посмотреть там портрет Достоевского, работы Перова, как прямое доказательство, что это сумасшедший человек, место которого в доме умалишённых.

По своей натуре болезненный, раздражительный, нервный и крайне обидчивый, Достоевский не мог не обращать внимания на этот возмутительный лай. Как ни уговаривали его, между прочими и я, просто не читать этой неприличной брани, не пачкаться ею, он покупал каждый номер газеты, где о нём говорилось, читал, перечитывал и волновался..."216

Да, Достоевский, взвалив на себя "Гражданин", и сам поначалу не осознавал -- в какую петлю он влез.

Глава VIII

Исповедь горячего сердца

1

Итак, самоубийство -- как перманентное состояние.

Насчёт петли, может быть, и чересчур сильно сказано, но ведь позволяли же себе такого рода шуточки бойкие фельетонисты вроде Н. А. Лейкина, который по поводу одной статьи Достоевского из "Гражданина" ёрничал: мол, писатель "убил себя наповал фразою ?очистительное влияние каторги?. Дознанием обнаружено, что г. Достоевский и прежде заговаривался. Тело оставлено в редакции для привлечения подписчиков..."217 Самое смешное и гнусное состояло в том, что высмеиваемая фельетонистом-оскорбителем фраза принадлежала вовсе не Достоевскому, а собрату Лейкина по цеху зоилов В. П. Буренину, который перед тем опубликовал-тиснул в "С.-Петербургских ведомостях" (1873, № 20) свой опус под названием "Очистительное значение каторги и нервически-восклицательные фельетоны г-на Ф. Достоевского (?Гражданин?, № 1, 2, 3)".

Когда в апрельском 16-м номере "Гражданина" за 1874 год появилось сообщение о сложении Достоевским с себя обязанностей редактора журнала "по расстроенному здоровью", то эта формулировка не была дежурной, а вполне соответствовала истине. Здоровье писателю его 15-месячное редакторство не настроило -- отнюдь. Больше того, как уже упоминалось, избавление от этой обременительной должности Достоевский воспринимал, как освобождение от ещё одной каторги.

Но, разумеется, период этот имел и свои положительные стороны. Во-первых, писатель подтвердил своё реноме талантливого журналиста и редактора, идейного и принципиального публициста, заявленное ещё со времён "Времени" и с эпохи "Эпохи". В 1876 году он, предполагая ответить своим оппонентам, порицавшим его за участие в "Гражданине", с обоснованной гордостью писал в рабочей тетради: "Чем я уронил себя. Я был год редактором ?Гражданина? и, приняв журнал с 1000 подписчиков, через год оставил его с тремя тысячами. Вот уже признак, что не уронил себя в публике. А если хотите в чём уличить меня, то пусть найдут хоть строчку, подписанную мной, неблагородную..."(21, 369)

Вот оно слово мастера -- не-бла-го-род-ную!..

Во-вторых, текущая работа в еженедельном издании помогла Достоевскому, если можно так выразиться, полностью и целиком вернуться в Россию, изучить-понять современную российскую пореформенную действительность, во многом сформировать-скорректировать окончательно свои идейные, философские, творческие и политические взгляды. Достаточно сказать, что именно с этого времени он берётся за такую сложнейшую, запутанную и злободневнейшую до сих пор в России тему, как -- пресловутый "еврейский вопрос".