Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

Итак, отрицание Бога ведёт непременно к утверждению на его место человеко-Бога, а отрицание бессмертия -- к диктату закона "всё позволено" в земной жизни. Понятно, что такие мысли-идеи приводят, не могут не привести к преступлению, как в случае с Раскольниковым, к самоубийству, как в случае с Кирилловым, или к сумасшествию, как и случилось, в конце концов, с Иваном. Но ведь перед этим-то "в конце концов" прошёл он и путь героя "Преступления и наказания", и Голгофу героя "Бесов". Но если с преступлением Ивана Карамазова всё более менее ясно и вина его в смерти-убийстве отца сомнений не вызывает не только у Смердякова, но и у нас, читателей, то самоубийственные настроения его многие могли пропустить мимо внимания. А этот герой думал-мечтал о самоказни, не мог не мечтать и не думать.

Как уже упоминалось, о том, что борьба веры и неверия способна довести и доведёт его до петли, чёрт напомнил Ивану в его кошмаре. Стоит обратить внимание и на то, что Иван, собираясь уехать из Скотопригоньевска, при прощании говорит-признаётся Катерине Ивановне: "...я еду далеко и не приеду никогда. Это ведь навеки..."(-9, 216) Вполне возможно, что Иван Фёдорович, действительно, собирался уехать-вернуться туда, где "новые люди" культивируют милый его разуму атеизм, на Запад, но ведь мы-то знаем, какие на самом деле "дальние вояжи-путешествия" предпринимали герои-атеисты Достоевского вроде Свидригайлова... В главе "Братья знакомятся" выясняется, что Иван как бы определил себе срок жизни до 30 лет, ибо, как он объясняет Алёше, только до такого возраста молодость способна победить "всякое разочарование, всякое отвращение к жизни". Чуткий младший брат почему-то не встревожился, не заподозрил суицидальный подтекст в этом признании, видимо не принял всерьёз, так как Иван, необычайно весёлый и разговорчивый в этот раз, поразил его признанием, что уж до тридцати-то лет жизнь любить будет. Именно в этом разговоре Иван и произнёс известные слова о "клейких весенних листочках", которые есть символ бескорыстной любви к миру, к жизни. И именно здесь, в сцене-разговоре братьев устами Алёши и определяется то, чего всё же не хватает Ивану Карамазову и вообще всем людям, проходящим через "горнило сомнений", для нормальной счастливой и долгой судьбы: надо прежде полюбить жизнь, а уж затем искать в ней логику, смысл; полюбить жизнь прежде логики и тогда откроется смысл жизни. Как просто!

Дальше в разговоре братьев возникает тема соотношения "слезинки ребёнка" и гармонии мира, уже паханная-перепаханная в достоевсковедении, но нам важно подчеркнуть-отметить, что именно здесь, в этот момент, Иван восклицает: "Что мне в том, что виновных нет и что я это знаю, -- мне надо возмездие, иначе ведь я истреблю себя..."(-9, 274) И в "Легенде о Великом инквизиторе", каковую следом рассказывает Алёше Иван заявлено, опять же, однозначно: "Без твёрдого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы..." Когда херувим Алёша, выслушав поэму брата, горестно просит уточнить, действительно ли Иван на стороне Инквизитора и тоже считает Христа лишним на этой земле, тот со смехом уверяет, мол, это всё вздор и ещё раз повторяет: "...мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там -- кубок (жизни. -- Н. Н.) об пол!.." И вот теперь-то брат, наконец, услышал:

"- А клейкие листочки, а дорогие могилы, а голубое небо, а любимая женщина! Как же жить-то будешь, чем ты любить-то их будешь? - горестно восклицал Алеша. - С таким адом в груди и в голове разве это возможно? Нет, именно ты едешь, чтобы к ним примкнуть... а если нет, то убьёшь себя сам, а не выдержишь!.." (-9, 296)

"К ним", то есть -- к западным, европейским атеистам-социалистам. И здесь противопоставительный союз "а" смотрится-воспринимается странно, да и логики маловато. Атеисты-социалисты в ту эпоху привольно чувствовали себя, набирали силу и в России, именовались "народовольцами" и исповедовали идею именно жертвенного самоубийства ради общего революционного дела и светлого будущего всего человечества вообще и русского народа в частности.

И эта стезя -- революционера-убийцы, социалиста-смертника, террориста-самоубийцы -- намечалась во втором романе дилогии вовсе не Ивану, а...младшему из Карамазовых.

Херувиму Алёше.

7

Достоевский -- соучастник народовольцев...

В литературе о писателе многократно использовалась-вспоминалась сцена, известная по мемуарам А. С. Суворина. Что ж, не обойтись без неё и нам. Итак, 20 февраля 1880 года Суворин находится в гостях у Достоевского и слышит от него:

"- Представьте себе (...), что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждёт и всё оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит:

"Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завёл машину". Мы это слышим. Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

- Нет, не пошёл бы...

- И я бы не пошёл. Почему? Ведь это ужас. Это - преступление. Мы, может быть, могли бы предупредить. (...) Я перебрал все причины, которые заставляли бы меня это сделать. Причины основательные, солидные, и затем обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто - боязнь прослыть доносчиком..."

Что примечательно, собеседники ещё не знают, что именно в этот день произошло покушение И. О. Млодецкого на графа М. Т. Лорис-Меликова, возглавляющего Верховную распорядительную комиссию по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, которая и была создана после взрыва в Зимнем дворце, осуществлённого Степаном Халтуриным 5 февраля. А Достоевский ещё и не знал, что через два дня будет присутствовать на казни Млодецкого на том самом Семёновском плацу... Но ещё ничего этого не зная, он уже знает, что любимый его герой Алёша Карамазов, а вовсе не Иван, должен будет пройти весь этот чудовищный путь от колебания веры через "горнило сомнений" к атеизму, к терроризму, цареубийству и эшафоту. Именно об этом писатель и заявил в тот день, почти ровно за год до своей смерти, издателю "Нового времени": "Тут же он сказал, что напишет роман, где героем будет Алёша Карамазов. Он хотел его провести через монастырь и сделать революционером. Он совершил бы политическое преступление. Его бы казнили..."256

Но и без этого признания, зафиксированного мемуаристом в своём дневнике по горячим следам, вдумчивые читатели ещё на первых страницах романа "Братья Карамазовы" могли прочесть-промыслить такой исход жизни-судьбы младшего из братьев, ибо об Алёше было сказано: "Едва только он, задумавшись серьёзно, поразился убеждением, что бессмертие и Бог существуют, то сейчас же, естественно, сказал себе: ?Хочу жить для бессмертия, а половинного компромисса не принимаю?. Точно так же если бы он порешил, что бессмертия и Бога нет, то сейчас бы пошёл в атеисты и в социалисты..." (-9, 30)