Николай Наседкин - Самоубийство Достоевского (Тема суицида в жизни и творчестве)

Но не оттого я истратил, что был легкомыслен, жаден, не для себя, о! у меня были другие цели! Да что теперь оправдываться. Теперь поскорей к тебе. Присылай скорей, сию минуту денег на выезд, - хотя бы были последние. Не могу я здесь больше оставаться, не хочу здесь сидеть. (...)

Ангел мой, не подумай как-нибудь, чтоб я и эти проиграл. Не оскорбляй меня уж до такой степени! Не думай обо мне так низко. Ведь и я человек! Ведь есть же во мне сколько-нибудь человеческого. Не вздумай как-нибудь, не доверяя мне, сама приехать ко мне. Эта недоверчивость к тому, что я не приеду, - убьёт меня. Честное тебе слово даю, что тотчас поеду, несмотря ни на что, даже на дождь и холод. Обнимаю тебя и целую. Что-то ты теперь думаешь обо мне..." (282, 185-198)

На этом данный рулеточный запой кончился, и через два дня страдающий, полубольной, уставший и переполненный комплексом вины Достоевский возвращается к своей Анечке без гроша и с замыслами новых займов-долгов. Да, после такого фиаско в Гомбурге остаётся только одно - просить новый аванс у Каткова, унижаться-кланяться. Катков прислал 500 рублей. "Что за превосходный это человек! Это с сердцем человек!..", - восклицает позже Достоевский в письме к Майкову, совершенно искренне забыв в тот момент, что Катков эксплуатирует его не слабже, чем Краевский в своё время, и платит в два раза меньше, чем Л. Толстому. Более того, в письме к Каткову из Дрездена в тот тяжкий период проигрышного безденежья Достоевский даже предоставляет ему "право на полную собственность всех (...) сочинений" своих до полного расчёта или в "случае (...) смерти..."(282, 207, 340) Так что издатель "Русского вестника" в данном случае как бы совместил в себе Краевского и Стелловского одновременно.

Тем не менее, деньги получены - есть возможность бежать из рулеточной Германии в тихую добропорядочную Швейцарию, где уже ничто не помешает спокойной работе над новым романом, ничто не нарушит размеренную, скромную, уединённую жизнь супругов Достоевских, ожидающих прибавления в семействе.

Невдалеке от пути, который вёл Фёдора Михайловича с Анной Григорьевной в благословенную Швейцарию оказался ещё один немецкий рулетенбург - Баден-Баден. Достоевский "вздумал туда завернуть" - на день, на два. Очередной игорный кошмар длился полтора месяца. Так как жена была рядом, отчёты-комментарии по горячим следам самого Достоевского к этому акту рулеточной драмы не существуют, но есть-имеется его обширное послание к Майкову (уже упоминаемое - от 16 /28/ августа 1867 г.), где он уже постфактум подробно описывает этот свой игорно-запойный период. Отводится этому печальному событию своё место и в дневнике-воспоминаниях Анны Григорьевны.

Картина, сюжет всё те же, основной драматический конфликт всё тот же - абсолютное несоответствие, нестыковка между прожектами и реальностью, между теорией игры и её практикой. Каждый раз Достоевский клянётся и себе, и супруге быть хладнокровным, играть по маленьким ставкам, выигрывать методично и наверняка, но через час прибегает в гостиницу и вымаливает-требует у Анны Григорьевны (её он с собой в воксал, где находилась рулетка, не брал - считал неприличным) новую порцию денег, устремляется назад - отыгрываться... Через некоторое время всё повторяется и вновь, и снова, и опять... Пришлось, в конце концов, закладывать и перезакладывать все цепочки-броши Анны Григорьевны, даже обручальные кольца (очень дурная примета!), опять часы и даже кое-что из одежды... Кончилось тем, что опять пришлось слать отчаянное письмо Каткову с мольбами о деньгах. И ведь - дал! Снова прислал 500 рублей! (А с прежними - это уже 4000 взято вперёд под новый роман, из которого не написано ещё ни строки!)

Здесь, в Баден-Бадене, Достоевскому удалось встретить знакомых, у которых, скрепя сердце, можно было попросить некоторую сумму в долг. И кого же? Гончарова и Тургенева! Стоит процитировать соответствующие строки из письма к Майкову, добавляющие характерный штрих в образ Достоевского игрока и литератора:

"В самом начале, как только что я приехал в Баден, на другой же день, я встретил в воксале Гончарова. Как конфузился меня вначале Иван Александрович. Этот статский или действительный статский советник тоже поигрывал. Но так как оказалось, что скрыться нельзя, а к тому же я сам играю с слишком грубою откровенностию, то он и перестал от меня скрываться. Играл он с лихорадочным жаром (в маленькую, на серебро), играл все 2 недели, которые прожил в Бадене, и, кажется, значительно проигрался. Но дай Бог ему здоровья, милому человеку: когда я проигрался дотла (а он видел в моих руках много золота), он дал мне, по просьбе моей, 60 франков взаймы. Осуждал он, должно быть, меня ужасно: ?Зачем я всё проиграл, а не половину, как он??..." (282, 208)

Здесь явно чувствуется-читается между строк, какое своеобразное удовлетворение испытал Достоевский, увидев-узнав, что, оказывается, и этот апатичный и хладнокровный человек "с душою чиновника (...) и с глазами варёной рыбы"(281, 224) (характеристика Гончарова из письма Достоевского к Врангелю от 9 ноября 1856 г.) совсем даже не чужд игорной страсти. Уж если и такие люди удержаться от рулетки и проигрыша не могут!..

Что касается Тургенева, то у него Достоевский взаймы всё же не попросил. Не решился. По одной простой причине - уже давно должен был ему 50 талеров и никак не мог отдать. Не этим ли объясняется то, что Достоевский в Баден-Бадене крупно и намеренно ссорится с автором "Дыма", высказывает ему в лицо весьма неприятные и даже оскорбительные вещи по поводу его западничества, а затем вливает столько желчи и яду в письме к Майкову, описывая Тургенева, свою ссору с ним и своё отношение к его последним произведениям, переполненным преклонением и угодничеством перед Западом?.. Если б, думается, Фёдор Михайлович не был должником Тургенева, да ещё и получил бы от него "франков 60 взаймы", то и тон бы по отношению к нему стал мягче, да и, вероятно, ссоры бы литературной между автором "Зимних заметок..." и "Дыма" тогда бы не случилось...

Но пора, наконец, взглянуть на игорную проблему не только глазами Достоевского, но и - его жены. Анна Григорьевна, конечно, была поначалу поражена, напугана, потрясена накалом болезненной страсти мужа. Одно дело, слушать его рассказы-воспоминания (да ещё, вероятно, в шутливо-ироническом тоне) о закладываемом из-за проигрыша чемодане, и совсем другое закладывать собственное пальто или последние фамильные серьги, дабы выручить супруга из рулетенбургского плена.

В Баден-Бадене Достоевский проиграл 350 рублей - это, по его собственным подсчётам-признаниям, вполне хватило бы на четыре месяца обеспеченной спокойной жизни в Швейцарии. Долготерпение Анны Григорьевны, её внешне спокойная реакция даже поражают. Между прочим, это ведь она сама предложила мужу поехать ещё тогда, в первый раз, из Дрездена в Гомбург развеяться, поднять себе настроение, отвлечься от тоски по родине, отдохнуть перед напряжённой творческой работой. Это был опасный шаг! Он создавал прецедент на будущее. Не исключено, что Достоевский, зная бы наперёд, что только лишь упоминание о рулетке тут же вызовет недовольство и слёзы жены, не бросался бы с такой лёгкостью и так часто в омут игорной страсти. Но именно Анна Григорьевна как бы провоцировала мужа на очередной срыв - предлагала порой сама съездить ему на рулетку или, по крайней мере, не возражала, когда он со своей стороны проявлял лихорадочную инициативу.