Вера Калашникова - Сквозь грозовые облака

- Может быть, часть кассет выбросить? Они все в пыли и пленка наверняка испорчена.

- Не говорите так, - в священном ужасе возразил Аллан. - Тут все оперные светила - Джильи, Тито Гобби, Марио дель Монако, - и я их всех хотел превзойти. Верьте мне или нет, но у меня был многообещающий голос. Соседям не нравилось, что я всегда пел, и пел громко, как на сцене, и они посадили меня в сумасшедший дом...

Аня хотела вычистить оба его туалета, но он не позволил и убрал все сам, болтая без умолку.

- Я не такой проворный, как вы, - сказал он. - Это все возраст, видите ли - шестьдесят девять стукнуло. - И добавил, глядя на блоки уложенных футляров: - О, вы совершили Гераклов подвиг.

- Да вовсе нет, - засмеялась Аня, багровея от усилий. - Хотя можно подумать, что в этих футлярах - кирпичи... И все-таки работать для вас удовольствие. У вас такой прекрасный английский, я просто счастлива не слышать эти "f... off" и "f... up", - немыслимая изобретательность англичан выражать все оттенки чувств с помощью одного слова с предлогами. Вы не против, если я открою окно? Тут невыносимо душно.

- О нет, разумеется, нет. Вот, я открыл оба окна, хотя должен признаться, у меня агорафобия... И клаустрофобия тоже, - добавил он после паузы. - Вы наверняка проголодались?

Он угостил ее супом, который всегда варил себе на "файв-о-клок"VII, овощами, сваренными в воде без соли, масла и специй, - и похвастался: "Я неплохо управляюсь на кухне". Кухня и в самом деле выглядела опрятно, ножи наточены, кастрюли сияли.

Время от времени Аллан исчезал на верхний этаж, и Аня слышала, как он разговаривал сам с собой.

- Почему вы разговариваете сами с собой? - спросила она довольно бестактно.

- О, это просто старая привычка. Тот, кто говорит сам с собой, никогда не слышит лжи.

Иногда Аня приходила, обедала и, обсудив последние новости, уходила.

И, однако, он каждый раз твердил ей: "Вы все доводите до совершенства. Вы как царь Мидас - все превращаете в золото. И вы воскресили умирающего англичанина. С вами я всегда чувствую себя молодым".

- Кто этот молодой человек рядом с вами на фотографии? - Аллан глядел на нее молодой, лет тридцать назад, со сверкающей улыбкой.

- Это мой брат Джордж, тоже маниакально-депрессивный. С девяти лет получает помощь интравертам. Он недавно пришел ко мне в странном пальто - я думаю, наш прадед носил его, и заявил что он - Оливер Кромвель.

Однажды Аня заглянула к нему в сумерки и застала его в полной тьме, болезненно возбужденного, в белье и в ночном халате.

- А почему вы сидите в темноте? - неосторожно спросила Аня.

- Когда я дома, я всегда выключаю свет, я включаю его лишь когда выхожу из дому - для соседей. Ты видела подростков, которые сидят вот там, на цементных столбиках? - Его глаза беспокойно блуждали, руки подергивались.

- Они просто болтают, им некуда деться.

- Но позже они начнут бить мне стекла. Когда я был в больнице, мне выбили окна и двери, видишь ли. Может, ты пойдешь и поговоришь с ними.

- Успокойся, Аллан, они скоро уйдут.

Когда подростки исчезли и Аллан пришел в себя, он без конца благодарил ее, хотя Аня, выпив кофе с пирожным и съев круг ананаса, уже собиралась домой.

- И за что ты меня благодаришь, я ведь ничего не делала.

- Я благодарю тебя за каждую твою частицу, за каждый сантиметр! Ты огонек на рождественской елке, ты - свежий ветер из открытого окна, ты потрясаешь меня до основания...

И Аня не могла не поцеловать его за такие слова.

Апрель лишь переваливал за середину, а природа уже бурно сбрасывала с себя зимние сны, хотя на этом державном острове, казалось, не бывает зим.

Дикие нарциссы уже зацветали белым и желтым цветом, а напротив их отеля японская "сержантова вишня" покрылась гроздьями огромных белых цветов.

Аня достала из узла с летними платьями светло-зеленую блузу и желтую юбку в горошек и пошла в "Макдоналдс" на чашку горячего шоколада.

Уже с порога ее окликнул занкомый баритон: Аллан был весь улыбка и сияние.

- Ты чудесно выглядишь, ну просто как желтая петуния на зеленом стебле! Хочешь кофе? Мороженого? Ты не против, если я положу ноги на стул? Они мне весь день досаждают, видишь ли. Или, может, мы пойдем в паб, тут слишком шумно.

- В паб? С тобой? Конечно! В "Летящую лошадь" или "Королевскую луну"?

- Мы можем пойти вначале в "Лошадь", а потом в "Луну"...

- Это называется pub crawlVIII, не так ли? - засмеялась Аня. - О'кей, давай примкнем к большинству. Я думаю, две трети населения сейчас расслабляется в пабах.

Они сидели в уютной "Летящей лошади", в нижнем этаже элегантного особняка эпохи короля Эдварда, под зелеными и желтыми абажурами, с летящим зеленым пегасом на стене.

Аллан рассказывал ей о живых и почивших своих родственниках, стараясь вспомнить их адреса, будто Аня собиралась их навестить.

- Ты заметил, Аллан, что мы всегда говорим ни о чем? Расскажи мне лучше о себе - что-нибудь значительное.

- Боюсь, мне нечего о себе рассказывать, - вздохнул Аллан. - Моя жизнь кончена, кончена! Я всегда был мономан, видишь ли, поэтому мой брак потерпел фиаско. Я любил петь, а моя жена все время хотела секса. И вот - с моими ногами тоже все кончено. Я слишком долго пел стоя - воображал себя на сцене...

Его опухшие ноги не вмещались в сандалии, большой палец лиловел сквозь прорезь, а из-под брюк выглядывали бинты.

Он принес ей полпинты "Гиннесса", и, поставив на стол бокал, покрасовался перед ней, пританцовывая, будто забыв про бинты на ногах.

- О, ты танцуешь. "Не я ль плясала раз в Брабанте с вами?"

- Очень возможно. Это опять из Шекспира? Цитаты из тебя так и сыплются. Я мало читал его. Я помню только: "Богиня, нимфа..." И это о тебе! - и добавил: - С тобой я всегда поэт. У меня была такая скучная профессия: почва, типы труб. Нельзя зарабатывать на жизнь пением, видишь ли. Хотя однажды я устроил вокальный вечер для местной интеллигенции.

- И тебе заплатили?

- О нет, они были готовы заплатить, чтобы я заткнулся.

Когда-то пылкие англичанки наверняка сохли по нему, если он до сих пор такой обаятельный, подумала Аня. С таким породистым носом и такой улыбкой зубы сверкают, глаза блестят, как две маслины.

- От тебя так хорошо пахнет, - сказал Аллан. - Это запах молодости.

- Духов не покупаю, - призналась Аня, краснея от удовольствия. - На духи денег нет, одно мыло в моем распоряжении.

- А от меня чем пахнет? - спросил Аллан и неожиданно и как-то по-детски наклонил к ней голову.

- Пахнет искусительно, - сказала Аня, и вдруг он сжал ей виски и запечатлел на ее губах сухой аскетический поцелуй. Она засмеялась и тоже поцеловала его в лысеющую макушку. - Некий джентльмен сказал мне однажды, что он предпочитает платонические отношения с женщинами.

Аллан достал из кармана пачку маленьких голландских сигар и закурил, выпуская ароматные колечки.