Сергей Каледин - Стройбат

Сергей Каледин

Стройбат

Повесть

...Эмблема наша - кирка с лопатой:

Дороги строим сами.

Солдат не только человек с автоматом,

Надо - рабочим станет!

К. Карамычев (из "боевого листка" 4-й роты)

1

- Бабай!.. Кил мында!..

Бабай дернул башкой, оторвал ее, заспанную, от тумбочки, вскочил, чуть не сбив со стены огнетушитель, и ломанулся не в ту сторону.

- Баба-ай!.. - Голос Женьки Богданова догнал его в чужой половине казармы.

Дневальный пробуксовал на месте, сменил направление и помчался обратно.

- Опаздываешь, - недовольно пробурчал командир второго отделения, забираясь к нему на спину. - Поехали!

Бабай привычным маршрутом вез Женьку на оправку. Если бы у Женьки под рукой были сапоги, Бабай спал бы себе и дальше. Но дембельские хромачи Богданова были намертво придавлены к полу вставленными в голенища ножками койки, а на койке спит Коля Белошицкий, и будить его Женька не хотел. А чужими сапогами он брезгует.

- Тпру-у! - Женька затормозил Бабая у тумбочки дневального, перегнулся, как басмач с коня, прихватил с табуретки бушлат, накинул на плечи и выехал на Бабае в холодную мартовскую восточносибирскую ночь.

У освещенных ворот КПП стоял "газик". Значит, подполковник Быков уже в расположении части, значит, скоро шесть, подъем и ночному отдыху конец.

Так и есть, Быков топтался у штабного барака, сбивая следы мочи с прилегающего к штабу сугроба.

Женька резво соскочил с Бабая.

Бабай побежал обратно в роту, а Женька, обжигаясь босыми ногами о шершавую подмороженную бетонку, свернул за казарму. Возле развороченного туалета в ослепительном свете пятисотваттной лампы колупался с лопатой в руках его приятель Константин Карамычев. Костя нагружал тачку отдолбленным дерьмом.

- Но пасаран! - Женька вскинул кулак к плечу. - Бог помощь!

- Ножкам не холодно? - отозвался Костя.

- Самое то. - Женька пританцовывал на снегу татуированными возле пальцев ступнями: на правой - "они устали", на левой - "им надо отдохнуть". - Когда Танюшку навестим? - поинтересовался он, заканчивая оправку. - Года идут, а юность вянет.

- Обстучишься. У тебя Люсенька есть.

- Люсенька?! - возмутился Женька. - Люсенька - боевая подруга. А Танюшка - барышня... И завязывай ты наконец с дерьмом! - Женька брезгливо поморщился.

- Где эти-то? Фиша-а! Нуцо.!! Ком цу мир!

Женька завертел красивой головой, похожей на голову артиста Тихонова. Только у Тихонова шея нормальная, а у Женьки кривая - скривили, когда щипцами тащили его из пятнадцатилетней матери. За шею и в стройбат попал.

Из ямы за спиной Кости показались две взлохмаченные головы, обе черные. Одна - красивая, но грустная - принадлежала закарпатскому еврею Фишелю Ицковичу, глаза подслеповатые, - оттого и стройбат, а вторая, с золотыми зубами, - цыгану Нуцо Впаду. Золотые зубы изготовлены были из бронзовой детали водомера ротным умельцем Колей Белошицким. Сходство бронзы с золотом спасло Нуцо от гнева родителей, приехавших по каким-то своим цыганским делам в Восточную Сибирь и заглянувших в армию к сыну: мамаша в настоящих золотых зубах, бусах и разноцветных юбках, отец - толстый, коротенький, в черном костюме и шляпе. Деньги, которые они прислали сыну на золотые зубы, якобы запросто вставляемые в Городе, сын пропил сразу, и если б не Копя Белошицкий...

- Чего? - весело дернул башкой Нуцо. У него на все случаи было только одно выражение лица - бесшабашное, ни к какому другому выражению физиономия его не была приспособлена. - Чего орешь?

Фиша смотрел на Женьку строго и недовольно: зачем отрывает от работы?

- Проверка слуха! - Женька зевнул во всю пасть, как лев, и побежал к роте, оборачиваясь на ходу: - Готовь Ганюшку, Констанц! Я сегодня кровь пойду сдавать, бабки будут! Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы!..

- Гроба, - пробурчал Костя, принимаясь за прерванную работу. - В час к общаге подъезжай!

Он поправил ударение в "гробах" на уральский лад, потому что с Женькой Богдановым, Богданом, познакомился в прошлом году в эшелоне - их, погань, вывозили из стройбатов Уральского округа.

Потом, уже по приезде в Город, оказалось, что от скверны освобождался не только Урал, по многим стройбатам страны прокатилась очистительная волна.

Везли их исправляться в Забайкалье, куда-то на границу с Китаем или Монголией. По слухам, житье там было будь здоров: летом плюс пятьдесят, зимой минус пятьдесят, питьевая вода по норме, песок в морду и радиация все половое атрофирует. Это - слухи, а что шоферня стройбатовская там по пятьсот - шестьсот рэ в месяц заколачивает - факт. А полтыщи казна за так платить не будет.

Короче, ехали в ад, а попали в рай. В Город, в Четвертый поселок. От центра Города до ворот КПП двадцать минут ленивой дребезжащей трамвайной езды. Вот ворота, а справа, метров двести, - танцверанда; вот ворота, а слева, метров двадцать, - магазин. А в магазине - рассыпуха молдавская, семнадцать градусов, два двадцать питр. С десяти утра. Малинник! Дай Бог здоровья отцам командирам, тормознувшим их по какой-то неведомой оплошке здесь, а не за Читой.

Воинская служба рядового Константина Карамычева заканчивалась. Последние восемь месяцев Костя пахал на хлебокомбинате грузчиком. Ясное дело, не просыхал: маслица сливочного заныкать, сахарной пудры - бабам в поселке почему-то очень нужна, - изюмчика килограмм-другой, и пожалуйста: ханка в любом количестве, жри - не хочу.

Но месяц назад Костя, вконец оборзев, понес куда не надо лоток кренделей глазированных, а так как у Кости со зрением напряженка да и загазованный уже был, прямо на стражу и нарвался. Стража сообщила в часть.

Командир роты капитан Дощинин предложил Косте на выбор: или он дело заводит, или Костя срочно, до активного потепления, чистит все четыре отрядных сортира. Капитан Дощинин объяснил все это прямо, по-мужски, не случайно он был похож на артиста Жженова (у Кости с детства была привычка искать у всех сходство с артистами кино). Только Георгий Жженов при Сталине, по слухам, сам сидел, а капитан Дощинин, на него очень похожий, сажал других. Тем более сейчас, когда их военно-строительный отряд в результате вышестоящего недомыслия стал официальной перевалочной базой в дисбат или лагерь. Костя впал в тоску: ладно был бы салабон, по первому году, не грех и в дерьме поковыряться, но ведь дед, дембель на носу, да и товарищи по оружию что скажут? "За падло" скажут, ничего другого не скажут.

Костя поделился сомнением с Богданом.

Женька пожал плечищами:

- Тебе-то что? Чеши грудь и ковыряй дерьмо! А вякнет кто... Никто не вякнет.

Костя перевел дух и сказал Дощинину: согласен.

В помощники Косте Женька выделил Фишу и Нуцо Влада.

Фиша - человек старательный и не брезгливый, потому что из деревни. Сам он до армии плотничал, отец его был чуть не конюхом, и вообще Фиша рассказывал, что там, в Карпатах, полно их, деревенских евреев.