Пауль Куусберг - В разгаре лета

Элиас обнаруживает себя в просторной, перегороженной барьером комнате. Взгляд его останавливается на человеке, который стоит в стороне от всех с какой-то бумагой в руке.

Ворвавшись в дом, только что толкавшаяся в дверях толпа внезапно притихла. Все сбились в кучу и пялятся на того, в чьих пальцах белеет лист бумаги.

Домотканый пиджак этого человека расстегнут; почему-то именно этот пустяк привлекает внимание Элиаса. Человек скользит взглядом по всем, кто ворвался в помещение: он, видимо, догадывается, чего следует ждать.

Харьяс подскакивает к нему, задирает голову. Он гораздо ниже этого человека и поэтому выглядит комично. Потом вдруг ставит к стене стул, забирается на него, срывает с гвоздя портрет и швыряет на пол. Соскакивает со стула и снова кидается к человеку.

Тот спрашивает со спокойной насмешкой:

- А портретом Гитлера ты уже обзавелся?

Заносчивый старик, покрасневший пятнами, отступает на шаг, вскидывает подбородок, тычет рукой в дверь и тонко взвизгивает:

- Выходи!

Не глядя на Харьяса, тот говорит:

- Все-таки зря мы не отправили тебя в Сибирь. Здорово ты можешь напакостить.

- Выходи] - кричит Ааду Харьяс еще визгливее. Ойдекопп подходит к человеку и командует клокочущим басом:

- Давай пошел! Человек не двигается.

- Так, значит, это вы сегодня ночью Роберта?.. Тогда и Аоранд подходит к человеку и бьет его

по лицу. Начинается всеобщая суматоха, всеобщий крик.

Человека хватают за руки. Он отбивается и кричит:

- Расстреливайте здесь!

По его подбородку течет кровь.

Харьяс выхватывает из-за пазухи пистолет и кричит:

- И расстреляю! Как собаку!

Ойдекопп отталкивает осатаневшего старика в сторону.

Кто-то снова накидывается на человека, выталкивает его на улицу. Почти все остальные вываливаются следом.

Элиас остается, оцепеневший.

Ойдекопп подходит к нему и говорит:

- Гнев народа. Это понятно.

- Кто он... этот человек?

- Канавы копал. Коммунисты сделали его председателем волисполкома.

- А... Харьяс?

С какой-то неохотой Ойдекопп признается:

- Бывший волостной старшина, законный. После того как стало тихо, снова отчетливо зазвенел заливистый детский плач.

На древке у волисполкома развевается сине-черно-белый флаг.

Каждый раз, когда Элиас смотрит на исполком, ему вроде бы слышится плач. На самом же деле в исполкоме уже нет никакого ребенка. Малыша вместе с матерью отвели в большой волостной амбар, который вид-'неется вдали за березами и ольхой. И не их одних. По предположениям Элиаса, там уже сидят несколько десятков человек, и все время приводят новых. Большей частью мужчин, но и женщин тоже, некоторых даже с детьми. Но такого маленького, как тот, который плакал в исполкоме, нет больше ни одного.

Ойдекопп объяснил Элиасу, что ради осторожности следует изолировать всех красных функционеров. А не то кто-нибудь пошлет донесение в Пярну или Вильянди, и тогда кровопролития не миновать.

- Председателя исполкома расстреляли?

В ответ на это Ойдекопп бросил вскользь, что хуторян, дескать, не удержишь. Люди доведены до ожесточения, тут уж ничего не поделаешь.

Теперь Элиас знал немножко больше, чем утром. Знал и то, кем был на самом деле Александер Ойдекопп. Вовсе не банковским служащим, а бывшим офицером в звании капитана. Но когда бывшие эстонские соединения вошли в состав Красной Армии, ему дали отставку, и он около пяти месяцев служил в банке. Юло сообщил, кроме того, что стоило им опоздать часа на два, и на исполкоме по-прежнему развевалось бы красное знамя. На десять часов в исполкоме был назначен сбор советского актива для несения вооруженной охраны и поддержания в волости порядка.

- Уж тогда мы вряд ли управились бы так быстро с приспешниками красных, - откровенно признался Юло. - Сами видели, какой он оказался несгибаемый, этот председатель исполкома. Понятно, не все такие твердые, но уж отпор они нам оказали бы. Оружия у них, правда, мало: в комнате председателя мы нашли

пистолет, у милиционера тоже были пистолет и винтовка, да еще кое у кого мы отобрали револьверы и дробовики. Но разве скажешь наперед, что выйдет, если засвистят пули.

Юло нравился Элиасу все больше Рассудительный и откровенный парень, который и впрямь верит в то, что поступает так, как и должен поступать честный патриот. И вроде бы в самом деле всей душой переживает эту разорванность эстонского народа надвое: одни поддерживают русских, другие ждут немцев.

- Жалко мне председателя, - признался Юло, - по похоже, Ойдекопп все-таки прав: те, кто заодно с русскими, нам, эстонцам, враги.

Выяснилось, что благодаря Роланду Поомпуу Ойдекопп и догадался о намерениях исполкома и партийцев и решил их опередить. Роланда, оказывается, тоже вызвали в волостное правление и велели прихватить охотничье ружье. Он сообщил об этом Ойдекоппу, так что Ойдекопп, Аоранд и Юло успели предупредить своих единомышленников, - только поэтому и удалось захватить волостное правление. Активисты же, которые подоспели в исполком к десяти часам, были схвачены и заперты в волостном амбаре. А других вытащили из дома силой.

Теперь исполком на перекрестке стоял совершенно опустевший.

Напоследок по нему шнырял бывший волостной старшина. Выскакивал временами на крыльцо, бежал обратно, рылся по шкафам и ящикам, какие-то бумаги откладывал, какие-то бросал на пол.

Но в конце концов исчез и он.

Элиас поднялся, решив вернуться к сестре. Хелене должна покинуть своего мужа, решил он, Роланд оказался не тем человеком, каким ей показался. И, видимо, Хелене права в своих жалобах на то, что она больше ничего не значит для мужа.

Но не прошел он и нескольких шагов, как увидел, что люди опять бегут к исполкому. Окликнули и его. Нехотя он направился к ним.

Еще издали Элиас услышал разъяренные выкрики и увидел окруженную людьми машину. Вдруг прогремела короткая автоматная очередь, и люди вокруг машины засуетились. Там, видно, происходила какая-то схватка. Подойдя к машине, он увидел на земле двух окровавленных людей. Бородатый лесной брат избивал одного из раненых, колотя его ногой в живот. Миг спустя Элиас увидел застреленного лейтенанта в морской форме. Ойдекопп следил за избиением с автоматом-наперевес.

К своему ужасу, Элиас узнал одного из двух избиваемых. Это был их слесарь-водопроводчик Соокаск, неизменно веселый, увлекавшийся спортом парень.

Вечером Ойдекопп повел Элиаса на какой-то хутор, где был накрыт стол человек на десять. Почти все собравшиеся опять оказались незнакомыми. Из всех людей за столом Элиас знал только Ойдекоппа, Аоранда и Юло.

Элиас много пил, надеялся хоть немного поднять настроение. Чувствовал он себя паршиво. С большим трудом он сумел спасти Соокаска и его спутника от расстрела. Но ему одному вряд ли удалось бы обуздать осатаневших людей. К счастью, его поддержал Юло, а затем и Ойдекопп.