Пауль Куусберг - Одна ночь

Если бы Дагмар не знала Бенно раньше, она бы никогда не стала его женой. Хотя и была безумно в него-влюблена. В этом она призналась даже ему самому.

- Почему, дорогая? - изумился Бенно.

- Ты стал слишком большим человеком.

- Ты говоришь неправду, - посерьезнев, отозвался он. - Наверное, хотела сказать, что из меня слишком быстро вышел большой человек.

Она была поражена тем, что муж насквозь видит ее. Это потрясло Дагмар и еще сильнее привязало к Бенно. Она ничего не ответила, лишь подставила губы для по-: целуя.

- Я и сам иногда смотрю на себя со стороны, - словно исповедовался Бенно, - кто я, попутчик карьеристского толка или действительно захвачен своим делом? Понять себя, Даг, чертовски трудно. Раньше только строил всякие планы и. возводил воздушные замки. Помнишь мою "Победу Разума"? Независимый журнал раскрепощенного духа! Я ничего не сделал, влезал в долги, пил кофе за счет милых женщин и мудрствовал. Прислуживать пятсовской пропаганде не желал, еще меньше хотел растить себе горб за какой-нибудь конторской стойкой. Никому не был я нужен. И вдруг - понадобился. Сказали: Бенно, создавай, действуй, Бенно, организуй, и я действовал, я создавал, организовывал, распоряжался. Хватаю все, как карьерист. Из кожи лезу вон, чтобы скорее управиться. Меньше всего хотел стать большим человеком... Но поди знай, Даг, поди знай... Между прочим, нет основания величать меня так. Большие люди не носятся сломя голову. Большой человек поднимает палец и говорит: исполняйте! И такие, как я, исполняют.

Воспоминание об этом приходило снова и снова. Вот Бенно стоит перед зеркалом, по-детски выпятив трубочкой губы, - длинный указательный палец торчком уставился вверх - и говорит: "Исполняйте! И такие, как я, исполняют".

Бенно обладал удивительной способностью заражать своим настроением. Он мог резвиться, как безрассудный мальчишка, смеяться над всеми, над собой, мог дразнить ее, высмеивать ее предубеждения, ее застенчивость, мог сделать и ее дурашливым большим ребенком.

Они стали жить вместе еще до свадьбы. В своей крошечной комнатке с сервантом Дагмар чувствовала себя бесконечно счастливой. Никто из них не торопился бежать в загс. Дагмар не обращала внимания ни на своих родителей, которые осуждающе покачивали головой, ли на подружек, которые предостерегали ее.

- А если будет ребенок, тогда что? - спросила мать.

Этот вопрос привел Дагмар в замешательство, но она скрыла свое смущение, расхохоталась.

- Дети при любой власти появляются на свет, - корила мать. - Сама ты вправе кутить-гулять, баба взрослая, но подумай о ребенке, который может родиться.

Это было сказано в сердцах и даже сверх того - Дагмар обиделась и ушла; картина эта тоже частенько вставала перед глазами, и Дагмар было стыдно за себя.

Поженились они после того, как началась война, третьего июля. Жили уже не в прежней комнатке с сервантом, а в Кадриорге, где Бенно получил новую трехкомнатную квартиру. О ней Дагмар почти никогда не вспоминала, комнаты эти так и остались для нее чужими. Может, потому, что в новой квартире им вместе и жить-то не довелось, Бенно все время бывал в отъезде, выполняя какие-то особые задания. Какие именно - об этом он молчал. Дагмар и не хотела перебираться на новую квартиру, хотя в старой и впрямь было тесно. Неприятно было, что вселялись в квартиру, откуда прежнего жильца с семьей сослали, на месте осталась и принадлежавшая бывшему высокому судейскому чину мебель - Бенно приобрел ее за цену, которую назначила официальная комиссия. Он, правда, убеждал Дагмар, что не они выслали судью, и поэтому у них нет ни малейшей причины для угрызений совести. Не они, так другие все равно бы въехали в эту квартиру и купили оставленную мебель - пустым жилье не оставят, и мебель будет распродана. Это был один из немногих случаев, когда Бенно не смог убедить ее

Торопливая и по-официальному сухая, бездушная ре-гистрация брака ничего не прибавила к их совместной жизни И это событие Дагмар никогда не вспоминала. В памяти всплывали первые встречи, то, как она в кафе "Фейшнер" платила за Бенно, как он мечтал о собственном журнале и сам смеялся над своей мечтой, как он впервые поцеловал ее и никак не хотел признаваться в любви.

Вспомнились и их последние свидания. Она помнила любую мелочь, каждое его слово, интонацию, выражение лица, то, как он сидел, торопился уйти и все равно продолжал сидеть

Последний раз они виделись в редакции. Бенно вернулся из Вирумаа, казался усталым и был серьезнее обычною Небритый, он так исколол ее своей щетиной, что щека горела огнем, Дагчар до сих пор чувствовала это прикосновение. Бенно сказал, что уедет недельки на две, а может, и на дольше, мол, собирался провести эту ночь в городе, но возможности ему такой не дали, и вынужден отправляться немедленно. Теперь он все равно что военный, который не распоряжается собой. На вопрос Дагмар, куда его посылают, Бенно ответил, что в центральную Эстонию, но кто знает наперед, какие еще могут последовать указания. Пусть только Даг не очень беспокоится, когда-нибудь все уладится Хотя слова были бодрыми, тон оставался грустным, глаза тоже. То ли от длительного недосыпания и бесконечного ожидания опаоности, то ли от чего другого, но взгляд его был рассеянным, скользил мимо. Лишь на мгновение взглянул он на нее прежними глазами и тут же стал другим. Знал он, что его ожидает, предчувствовал или даже боялся чего-то?

Дагмар жалела, что эвакуировалась. Не из-за лишений, которые ей приходилось терпеть, не потому, что вынуждена была есть пропахшую псиной картошку и мерзнуть на- дровнях. А потому, что не все до конца обсудили они с Бенно, не решили, что же предпримут в критический момент. Уедут в Россию или останутся в Таллине. Бенно высмеивал паникеров, которые еще в начале июля драпанули в Нарву и откуда многих вернули назад. Когда первые эшелоны с эвакуированными потянулись на восток, Бенно решил, что спешить некуда.

- Если же уходить, то вместе с фронтом, - сказал он тогда.

Они с Бенно и не представляли себе, что Таллин окажется в окружении.

Хотя Бенно и словом не возразил против эвакуации, он не сказал также напрямик, как ей быть. Поэтому Дагмар и казалось, что она предала мужа. Поступила как человек, который думает лишь о собственном благополучии. Нет, не смела она уезжать, не узнав сперва, что стало с ним. Надеялась, что он отошел с войсками через Нарву, успокаивала себя предположением, что сел на какой-нибудь другой пароход, но ведь надеждами не следует обольщаться. А что, если Бенно ранен или попал к немцам? Тогда она вообще не смела уезжать, ни в коем случае. Если же Бенно погиб, какой смысл ей, подобно Агасферу, скитаться по России? В Таллине - останься она там - ее наверняка бы, как говорит Яннус, не погладили по головке. Ясно, что выгнали бы из редакции, а то, глядишь, и арестовали, только что из того? Бежать исключительно ради себя.