Даниил Хармс - Стихотворения (356 шт)

Кто, побродив по ночным городским садам,

почувствует боль в пояснице,

знай: это мускулы живота стараются проснуться

спеши домой и, если можешь, пообедай.

Обед ленивым сделает тебя.

Но если нет обеда

еще лучше съесть кусочек хлеба

это придает бодрость твоему духу

а если нет и хлеба даже

то благодари приятель Бога

Ты Богом знать отмечен

для совершения великих подвигов

нельзя лишь испугаться

смотри внимательно в бумагу

зови слова на помощь

и подходящих слов сочетанье

немедленно утолит желудочную страсть

вот мой совет

произноси от голода:

я рыба

в ящике пространства

рассуждаю о топливе наших тел

всякая пища попав на зуб

становится жиже выпуская соки целебных свойств

Бог разговаривает со мной

Мне некогда жевать свиное сало

и даже молока винтовки белые

помеха для меня

вот мой дикарь и пища

вот голос моего стола кушетки и жилища

вот совершенство Бога моего стиха

и ветра слов естественных меха

<���до июля 1931 года>

* * *

- Мне всё противно.

Миг и вечность

меня уж больше

не прельщают.

Как страшно,

если миг один до смерти,

но вечно жить ещё страшнее.

А к нескольким годам

я безразлична.

- Тогда возьми вот этот шарик

научную модель вселенной.

Но никогда не обольщай себя надеждой,

что форма шара

истинная форма мира.

Действительно,

мы к шару чувствуем почтенье

и даже перед шаром снимем шляпу:

лишь только то высокий смысл имеет,

что узнаёт в своей природе бесконечной.

Шар бесконечная фигура.

- Мне кажется

я просто дура.

Мне шар напоминает мяч.

Но что такое шар?

Шар деревянный,

просто дерева обрубок.

В нём смысла меньше, чем в полене.

Полено лучше тем,

что в печь хотя бы легче лезет.

Однако я соображаю:

планеты все почти шарообразны.

Тут есть над чем задуматься,

но я бессильна.

- Однако я тебе советую подумать:

чем ниже проявление природы,

тем дальше отстоит оно от формы шара.

Сломай кусок обыкновенного гранита

и ты увидишь острую поверхность.

Но если ты не веришь мне, голубка,

то ничего тебе сказать об этом больше не могу.

- Ах нет, я верю,

я страдаю,

умом пытаюсь вникнуть в суть.

Но где мне силы взять,

чтоб уловить умом значенье формы.

Я женщина,

и многое сокрыто от меня.

Моя структура предназначена природой

не для раскрытия небесных тайн природы.

К любви стремятся мои руки.

Я слышу ласковые звуки.

И всё на свете мной забыто

и время конь,

и каждое мгновение копыто.

Всё погибло. Мир бледнеет.

Звезды рушатся с небес.

День свернулся. Миг длиннеет.

Гибнут камни. Сохнет лес.

Только ты стоишь, учитель,

неизменною фигурой.

Что ты хочешь, мой мучитель?

Мой мучитель белокурый?

В твоём взгляде светит ложь.

Ах, зачем ты вынул нож!

6 августа 1933 года

* * *

Мне стариков медлительный рассказ противен.

Пока тягучее скрипит повествованье,

Начало фразы в памяти бледнеет,

И всё, что будет наперёд, уму понятно.

Старик всегда, особенно разинув рот,

Пытается ненужную фамилию припомнить,

То спотыкается на букву ы,

То выпучит глаза - молчит,

И кажется, что он способен задохнуться.

То вдруг, подхваченный потоком старческого вдохновенья,

Летит вперёд, местоименьями пересыпая речь.

Уже давно "они" кого-то презирают,

Кому-то шлют письмо, флакон духов и деньги.

Старик торопится и гневно морщит брови,

А слушатель не знает, кто "они".

<���середина 1930-х годов>

* * *

Молвил Карпов: я не кит

в этом честь моя порука.

Лёг на печку и скрипит.

Карпов думал: дай помру-ка.

Лег и помер. Стрекачёв

плакал: Карпов табуретка

то-то взвоет Псковичёв

над покойным. Это редко.

В ночи длинные не спится

вдовам нет иных мужей

череп к люльке не клонится

мысль бродит веселей.

мысль вдовы:

Вот люди

была я в ЗАГСЕ

но попала с черного крыльца на кухню.

А на кухне белый бак

кипятился пак пак.

<���между январем и августом 1930 года>

* * *

Молчите все!

А мне молчать нельзя:

я был однажды в Англии, друзья.

Передо мной открылся пир:

сидело сорок человек

на креслах стиля пол-ампир,

прекрасно приспособленных для нег.

Зал освещало электричество.

Я вижу: вдруг Его Величество,

рукой мантилью скинув с плеч,

произнести готово речь.

Тут сразу мухи полетели,

производя особый шум,

а все испуганно глядели

и напрягали тщетно ум.

Вдруг входит в зал в простой накидке

какой-то странный гражданин

и, королю дав под микитки,

садится мрачно в цеппелин,

и, заведя рукой пружину,

ногами быстро жмёт педаль,

и направляет вверх машину,

и улетает быстро вдаль.

Сначала все остолбенели:

не слышно было вздоха.

Потом тарелки зазвенели,

и поднялась ужасная суматоха.

Король зубами грыз подушки,

то в стену стукал кулаком,

то, приказав стрелять из пушки,

скакал в подштанниках кругом,

то рвал какую-то бумагу,

то, подскочив нежданно к флагу,

срывал его движеньем воли,

то падал вдруг от страшной боли.

24 августа 1933 года

От знаков миг

Морковь (вылетая из земли)

Я задыхаюсь в этих кучах,

дай на воздухе побегаю.

Сорок лет жила я в бучах,

не дружна была я с негою.

Корни в землю уходили на много вёрст.

Ой, помогите же мне из ямы вылезти на траву,

дайте мне возможность посчитать блага народов.

Что-то силен турков ропот,

немцев с ангелами прерыкания.

Слышу я французов опыт

земледельческих расчётов,

англичан возмущение за травлю быка.

В лодке смерти возмущение

заставило путника от смеха держаться за бока.

Тут русских дела чище,

к ним я кинусь учить азбуки.

Не сложна времён корзинка,

быстрые формулы заменят нам иные способы передвижения.

Всех сын

Корень, вырази видение твоих праотцов,

им тучные гряды навеяли пророчество.

Многолетнее безделие развило в них способность угадывать завтра.

Ты, пасынок подземных жрецов,

помнишь наверно мосты древних песней.

Не говорится ли в них о нашествии геометрических знаков?

Мне это всех вопросов интересней.

Морковь

Как же, как же,

совершенно неслучайно

значки вырабатываются правительствами.

пятиконечную звезду никто не станет вешать вверх ногами,

и плотник сам не ведает больших дел своего труда.

Однако я спешу туда,

где свет вгоняет гвозди в лоб.

Всех сын

Я за тобой помчусь,

ленивая дочь гряд.

Смотри над облаками

летим с тобой подряд.

Сына пожалей.

Подари меня улыбкой,

из веревочки налей

слезу пущенную глыбкой.