Даниил Хармс - Проза, сценки, наброски

-----------------

x x x

Антон Гаврилович Немецкий бегает в халате по комнате. Он размахивает коробочкой, показывает на нее пальцем и очень, очень рад.

Антон Гаврилович звонит в колокольчик, входит слуга и приносит кадку с землей.

Антон Гаврилович достает из коробочки боб и сажает его в кадку. Сам же Антон Гаврилович делает руками замечательные движения. Из кадки растет дерево.

<1931?>

-----------------

Синфония N 2

Антон Михайлович плюнул, сказал "эх", опять плюнул, опять сказал "эх", опять плюнул, опять сказал "эх" и ушел. И Бог с ним. Расскажу лучше про Илью Павловича.

Илья Павлович родился в 1883 году в Константинополе. Еще маленьким мальчиком его перевезли в Петербург, и тут он окончил немецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-то магазине, потом ещё чего-то делал, а в начале революции эмигрировал за границу. Ну и Бог с ним. Я лучше расскажу про Анну Игнатьевну.

Но про Анну Игнатьевну рассказать не так-то просто. Во-первых, я о ней почти ничего не знаю, а во-вторых, я сейчас упал со стула и забыл, о чем собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе.

Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Серафима Измайловна неоднократно приглашала меня к себе, и Зинаида Яковлевна тоже говорила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной Петровной у меня вышел забавный случай, о котором я и хочу рассказать. Случай вполне обыкновенный, но все же забавный, ибо Марина Петровна благодаря мне совершенно облысела, как ладонь. Случилось это так: пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! -- и облысела. Вот и все.

<9 -- 10 июня 1941>

-----------------

x x x

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

Вот вам и зима настала. Пора печи топить. Как по-вашему?

Семёнов:

По-моему, если отнестись серьезно к вашему замечанию, то, пожалуй, действительно, пора затопить печку.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

А как по-вашему, зима в этом году будет холодная или тёплая?

Семёнов:

Пожалуй, судя по тому, что лето было дождливое, то зима всегда холодная.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

А вот мне никогда не бывает холодно.

Семёнов:

Это совершенно правильно, что вы говорите, что вам не бывает холодно. У вас такая натура.

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

Я не зябну.

Семёнов:

Ох!

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

Что ох?

Семёнов (держась за щеку):

Ох! Лицо болит!

Григорьев:

Почему болит? (И с этими словами хвать Семёнова по морде).

Семёнов (падая со стула):

Ох! Сам не знаю!

Григорьев (ударяя Семёнова ногой по морде):

У меня ничего не болит.

Семёнов:

Я тебя, сукин сын, отучу драться (пробует встать).

Григорьев (ударяя Семёнова по морде):

Тоже, учитель нашелся!

Семёнов (валится на спину):

Сволочь паршивая!

Григорьев:

Ну ты, выбирай выражения полегче!

Семёнов (силясь подняться):

Я, брат, долго терпел. Но хватит.

Григорьев (ударяя Семёнова каблуком по морде):

Говори, говори! Послушаем.

Семёнов (валится на спину):

Ох! <...>

-----------------

Победа Мышина

Мышину сказали:

-- Эй, Мышин, вставай!

Мышин сказал:

-- Не встану,-- и продолжал лежать на полу.

Тогда к Мышину подошел Калугин и сказал:

-- Если ты, Мышин, не встанешь, я тебя заставлю встать.

-- Нет,-- сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

К Мышину подошла Селизнева и сказала:

-- Вы, Мышин, вечно валяетесь на полу в коридоре и мешаете нам ходить взад и вперед.

-- Мешал и буду мешать,-- сказал Мышин.

-- Ну, знаете,-- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

-- Да чего тут долго разговаривать! Звоните в милицию.

Позвонили в милицию и вызвали милиционера.

Через полчаса пришел милиционер с дворником.

-- Чего у вас тут? -- спросил милиционер.

-- Полюбуйтесь,-- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

-- Вот. Этот гражданин все время лежит тут на полу и мешает нам ходить по коридору. Мы его и так и этак...

Но тут Калугина перебила Селизнева и сказала:

-- Мы его просили уйти, а он не уходит.

-- Да,-- сказал Коршунов.

Милиционер подошел к Мышину.

-- Вы, гражданин, зачем тут лежите? -- сказал милиционер.

-- Отдыхаю,-- сказал Мышин.

-- Здесь, гражданин, отдыхать не годится,-- сказал милиционер.-- Вы где, гражданин, живете?

-- Тут,-- сказал Мышин.

-- Где ваша комната? -- спросил милиционер.

-- Он прописан в нашей квартире, а комнаты не имеет,-- сказал Калугин.

-- Обождите, гражданин,-- сказал милиционер,-- я сейчас с ним говорю. Гражданин, где вы спите?

-- Тут,-- сказал Мышин.

-- Позвольте,-- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

-- Он даже кровати не имеет и валяется на голом полу.

-- Они давно на него жалуются,-- сказал дворник.

-- Совершенно невозможно ходить по коридору,-- сказала Селизнева.-- Я не могу вечно шагать через мужчину. А он нарочно ноги вытянет, да ещё руки вытянет, да ещё на спину ляжет и глядит. Я с работы усталая прихожу, мне отдых нужен.

-- Присовокупляю,-- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

-- Он и ночью здесь лежит. Об него в темноте все спотыкаются. Я через него одеяло свое разорвал.

Селизнева сказала:

-- У него вечно из кармана какие-то гвозди вываливаются. Невозможно по коридору босой ходить, того и гляди ногу напорешь.

-- Они давеча хотели его керосином пожечь,-- сказал дворник.

-- Мы его керосином облили,-- сказал Коршунов, но его перебил Калугин и сказал:

-- Мы его только для страха облили, а поджечь и не собирались.

-- Да я бы не позволила в своем присутствии живого человека жечь,-сказала Селизнева.

-- А почему этот гражданин в коридоре лежит? -- спросил вдруг милиционер.

-- Здрасьте пожалуйста! -- сказал Коршунов, но Калугин его перебил и сказал:

-- А потому что у него нет другой жилплощади: вот в этой комнате я живу, в той -- вот они, в этой -- вот он, а уж Мышин тут, в коридоре живет.

-- Это не годится,-- сказал милиционер.-- Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.

-- А у него нет другой жилплощади, как в коридоре,-- сказал Калугин.

-- Вот именно,-- сказал Коршунов.

-- Вот он вечно тут и лежит,-- сказала Селизнева.

-- Это не годится,-- сказал милиционер и ушел вместе с дворником.

Коршунов подскочил к Мышину.

-- Что? -- закричал он.-- Как вам это по вкусу пришлось?

-- Подождите,-- сказал Калугин и, подойдя к Мышину, сказал: -- Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!

-- Не встану,-- сказал Мышин, продолжая лежать на полу.

-- Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать,-- сказала Селизнева.

-- Определенно,-- сказал с раздражением Калугин.

И Коршунов сказал:

-- Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!

<8 ноября 1940>