Петр Капкин - В ноздре пирамидона

По дороге ему приходится толкать сани: Лохматка выдохся и еле тащится. Наконец дом. Елку ставят в крестовину, Макарка и Федотка принимаются наряжать: вешают два пинг-понговых шарика, Федотка красный (он выкрасил его свекольным соком с клеем), Макарка вешает черный (выкрашен сажей с клеем). Приходит хозяин с плеткой, мальчики снимают портки: хозяин два раза резко взмахивает плеткой - на попках остаются багровые рубцы. Рубцы симметричны. Дед Онуфрий лежит в закутке у камина, у него страшно ломит зубы - застудил в лесу. Звонит колокольчик, дед кряхтит, поднимается и идет в холл, где стоит елка. Под елкой на детском стульчике сидит хозяин с бутылкой водки, рядом валяется плетка. "На", - протягивает хозяин водку Онуфрию. Тот берет бутылку, отбивает левой ладонью горлышко и пьет. "Молодец, - одобряет хозяин, - ну, ступай". Онуфрий идет в закуток и валится на нары у камина. Зубы отпускает. Онуфрий засыпает. И так каждый год, в Сочельник... каждый год начинается необъяснимое - все привыкли и уже не боятся, как раньше.

Наступает Новый год - у Федотки и Макарки каникулы, они уезжают вместе со школой в Суздаль. Хозяин Сергей Семеныч получает от жены телеграмму из Адлера: "Вылетаю 15.30" - и едет встречать. Анна Сергеевна каждый год перед Сочельником берет отпуск и приезжает уже в новом году - сердце у Анны Сергеевны слабое и ей страхи в Сочельник противопоказаны. Онуфрий Петрович с Нового года выходит с больничного (заболевает он обычно за день до Сочельника) и идет читать лекции по диалектологии в пединституте, где работает уже пятидесятый год. Лохматка странным образом исчезает, исчезает и дом с мезонином, и в новом году все просыпаются в обыкновенной девятиэтажке в Медведкове.

Анна Сергеевна никогда не видела дома с мезонином, но ей рассказывали дети - Макарка и Федотка, муж Сергей Семеныч Хозяин молчит, а на россказни ребят машет рукой: пустое! Онуфрий Петрович на вопрос Анны Сергеевны делает удивленное лицо.

ПЛАСТИЛИН

На улице была весна, почти лето. Люди, не привыкшие еще к новой погоде, парились в пальто и шубах.

Сысоев вздыхал, сидя на лавочке железнодорожной станции, ждал электричку. Грязный худой кот лежал на другой лавочке, грелся. Сысоев сидел так же, когда по лестнице на платформу поднялись два человека в черных плащах и черных шляпах, подошли к нему, взяли за руки и потащили к машине, зеленому армейскому газику. Сысоев пытался сопротивляться, но как-то вяло, машинально, и его быстро затащили в машину. Люди на остановке автобуса и ожидающие поезда на платформе ничего не заметили. Правда, один мальчик, лет пяти, ковыряясь в носу, дернул за рукав отца: "Пап, а зачем дяденьку схватили?" Отец рассеянно посмотрел на сына и легонько стукнул по пальцам: "Не ковыряй в носу! Неприлично", - и уткнулся в газету. Мальчик смотрел, пока машина не скрылась из виду, поковырял в носу и заплакал. "Ты чего?" оторвался от газеты отец. "Его убьют", - всхлипнул мальчик. "Кого?" недоуменно посмотрел на сына отец. "Дяденькууу", - протянул мальчик и зарыдал. "Ты чего это болтаешь?" - строго спросил отец и внимательно посмотрел на сына. "Я не болтаю, это шпионы его увезли", - всхлипывал мальчик. "Кого увезли? Можешь ты мне, наконец, сказать? А?"

"Дяденьку, он сидел, а они его схватили и увезли". "Хм-хм, значительно загмыкал отец. - По-твоему, шпионы? Гм, гм, хм, хм. Не может быть, - твердо ответил он себе, - шпионов быть не может в нашем поселке. У нас дачники живут. Ты что-то напутал. Ну, признайся, напутал? - проговорил отец, и слегка улыбнулся. - Ну подумай сам, садовая голова. Откуда в Брюховке, в дачном поселке, могут быть шпионы? А?"

Мальчик затрясся от рыданий, слезы струями катились по его лицу: "Они не с поселка, они шпионы, на машине приехали". "Да? - изумился отец. - Что ж ты сразу-то не сказал? Что ж ты молчал? Почему ты не закричал: шпионы, шпионы, шпионы, шпионы, шпионы", - вдруг скороговоркой заговорил отец.

"Я боялся, - сказал мальчик, - они злые, они меня бы убили!"

"Да, да, сынок, ты правильно сделал. Но ты хотя бы запомнил, во что они были одеты?"

"В черных плащах и шляпах. Один с палкой", - сказал мальчик и вдруг с ужасом посмотрел на отца. "Ты что, мальчик? Сынок, что ты?" - ласково спросил отец, лысеющий тридцатипятилетний мужчина. Мальчик оцепенел, стоя с широкими от ужаса, заплаканными глазами, как приговоренный перед палачом. "Ну чего ты, детка?" - полушутливо спросил отец, и вдруг лицо его одеревенело, глаза округлились и вылезли из орбит, рот скорчился в гримасе ненависти. Он взял мальчика за руку и повел его к выходу с платформы. Мальчик послушно пошел за ним с покорным видом и смертельно бледным лицом. Он шел за отцом механически, держа свою маленькую руку, похожую на тормозной рычаг в руке шофера, в отцовском кулаке со вздувшимися венами. Они сошли с платформы, и тут подошла та же самая зеленая машина - военный газик. Дверца открылась - никто не вышел. "Садитесь быстрее!" - сказали из кабины. Отец схватил ребенка за плечи, с размаху бросил внутрь и быстро захлопнул дверь...

Была весна, почти лето. По платформе ходил худой облезлый кот и мурлыкал. Круглые станционные часы не работали - не было стрелок. Лысеющий мужчина сидел на скамейке и лепил фигурки из пластилина: на крышке от картонной коробки размером со среднюю книгу стоял миниатюрный станционный домик, капля в каплю похожий на оригинал. Он стоял на миниатюрной платформе, выдержанной с ним по масштабу, как и все, что было вылеплено: маленькие лавочки, электрические часы без стрелок и название станции - "Брюховская" - маленькими аккуратными буковками. На перроне стояли две фигурки в плащах из черного пластилина и шляпах из него же. Они шевелились. Присмотревшись, можно было заметить фигурку маленького мальчика с вывернутыми руками и спиной в искусно вылепленных кровавых подтеках. Неподалеку от пластилиновой станции, здесь же, на картоне, стоял маленький автомобиль из зеленого пластилина. Кажется, он урчал. Да, да... у него работал мотор. Скульптор вдруг взял фигурки в черных плащах, зажав их головы между пальцами, и сунул в автомобиль...

Когда лысеющий мужчина шел со станции домой, на Вокзальной улице, у магазина коопторга он заметил большую толпу. Он подошел. Люди стояли кольцом. Приподнявшись на цыпочки, мужчина поверх голов увидел: на асфальте, в центре толпы, скрючилась расплющенная детская фигурка в луже крови. Мужчина довольно хмыкнул и отошел...

В доме никого не было. Мужчина радостно засмеялся и хлопнул себя по бокам, потом закурил. Курил он долго, пока не пришла жена. Жена пришла позже обычного. "Слышишь, Сергей!" - с порога сказала жена испуганным тихим голосом и робко посмотрела на мужа. "Чего?" - зевнул Сергей Сергеевич Анциферов. "Сережа, что творится! Убийство за убийством. Сегодня опять шесть человек убили..." "Ну, не шесть, а двоих, - укорил муж, -- врать грешно, дорогая... Ну, что, пластилину принесла мне?" - добавил он, испытующе глядя в лицо жены. "Принесла", - прошептала жена, заплакала и отвернулась. "Что ты, что ты? - сказал Сергей Сергеич подойдя к жене сзади и обнимая за плечи. - Что ты, милая, рыдаешь?" - повторил он. "Страшно, Сережа, страшно мне... За этот год уже человек сто убили..." "Ну, что ты, и не сто вовсе, а девяносто четыре, - успокаивающе сказал Анциферов. - Не плачь, - добавил он и легонько шлепнул жену по заду. - Пластилин в сумке?" "Да, - сказала жена и заплакала сильнее. - Я как покупаю пластилин, так всегда продавщицу из "Детского мира" вспоминаю, ее первую убили. Я же тогда купила пластилин, а она мне дала пачку без одной штуки. Там красного не было. А ты тогда еще сказал: "Ничего, Катя, пусть она подавится красным. Ладно, - говоришь, - я и без красного обойдусь. Красное внутри должно быть и снаружи не обязательно." "Да ладно тебе расстраиваться из-за пустяков, добродушно-строго пожурил жену Сергей Сергеич, - ты бы лучше погуляла или к соседке сходила". "Ладно, Сережа, не буду тебе мешать. Пойду к Макаровым". "Иди-иди", - сказал Анциферов и оскалил в улыбке прокуренные зубы. Когда жена ушла, Анциферов закрылся на ключ, задернул шторы, включил красный свет для фотопечати и достал пластилин.

Читать дальше