Дмитрий Каралис - Автопортрет

- Папа, ты здесь, да? - спрашивала Маришка.

- Да, здесь, - отвечал я.

- Здесь, да? - спрашивала вновь.

Танька все такая же взбалмошная и суетливая. Устал от нее.

Маришке исполнилось 3 года. Кажется, что ее рождение было очень давно...

6 июня 1982.

Дежурю в гараже. Прохладно: 16 градусов. Но это не беда. "Маяк" передает, что на Таймыре - 10.

Добираясь на работу, пересек значительный кусок Ленинградской области. Встал в 4-30 и поехал с Карельского перешейка, с "69-го км" до Ленинграда. Затем от Ленинграда до Гатчины. Ленинград проскочил под землей. Зато побыл с семьей.

Вчера весь день провел в трудах - возил тачкой песок для осушения болотца на участке у тестя с тещей. Поверх песка настелил дерн, который выкапывал его в лесу. Выбирал с красивой травой, заячьей капустой и листами ландыша.

Сегодня день рождения Пушкина, Аркадия Спички, День мелиоратора и Троица.

В гараже нас трое: я, Мики и Бим. Сторож отпросился домой - у них в деревне гулянка.

10 июня 1982г.

Перепечатал "Афанасия". Получилось 6 страниц. Ольга сказала: "Ты пишешь так, словно не хочешь, чтобы это напечатали."

Ночевал в комендатуре. Прочитал рассказ У. Сарояна "Иностранец". Маленький рассказик в "Ровеснике". Стало завидно. Полежал, покурил, полистал другие журналы и перечитал рассказ снова. Чувствую, что еще не раз вернусь к нему. Дивные пропорции. Всего в меру.

По окнам и подоконнику стучит град - густой и крупный.

Приятно покупать новые записные книжки. Какие-то смутные надежды, связанные с покупкой. То ли жизнь пойдет другая, то ли напишется многое...

13 июня 1982. Рейсовый автобус выходит из дворцового Павловска и ползет сквозь ветхие поселки и деревеньки к нашему Коммунару. Голубиная сизость никогда не крашенных досок и бревен, покосившиеся заборы, лопухи. И вдруг бодрое название - "Поселок "Динамо". Бетонные коробки, железо, столбы. Короткая остановка, и снова - старые домики, убогость, крапива...

Всю прошлую осень я мотался в "Динамо" звонить по телефону домой. Уцелевшая телефонная будка в кустах возле заброшенного клуба. Как я ее обнаружил, не помню. Очереди нет, пятачка не надо - стукнешь по автомату, он соединяет. И говори с женой о чем хочешь... Я держал эту будку в секрете, чтобы химики не повадились и не сломали. Иногда сбегал после вечерней проверки и молодым лосем пер в темноте напрямик - уже хрустящими от заморозков полями, чтобы услышать голос жены. "Привет, это я! Что делаешь?". И нервничал, когда телефон был долго занят. И не спешил расспрашивать ждал, когда сама расскажет, что делали с Максом, кто звонил. А потом перевелся на ДСК и стал звонить из диспетчерской или столовой. Дня еще не было, чтобы я не позвонил домой... Тьфу, тьфу, тьфу!

Хватит ли у меня гнева и терпения, чтобы написать статью "О литературе, книгах и книголюбах"? Часто думаю об этой проблеме, не всегда успеваю записать мысли. Буду собирать ее по крупицам.

Связь между литературой и книгособирательством такая же, как между охотой и охотничьими колбасками. Туманная связь.

14 июня 1982.

Дежурю в ОТХ. Так называется наш гараж - Объединенное Транспортное Хозяйство. В нем, в нашем хозяйстве, объединены автомобили, кары, маневровые тепловозы и прочие многоколесные. Я имею дело только с автомобилями и водителями. Еще с собакой Мики и ее сыном Бимом. Еще со сторожами, которые меняются по своему графику. Каждое дежурство приносит мне нового сторожа. Но неизменно поддатого. Или с похмелья. Трезвый сторож - это нонсенс.

Читаю "Историю древнего мира" - учебник для пятого класса. Валерка откопал его в макулатуре и принес в комендатуру. Картинки ему понравились. Я стал листать и зачитался. Взял на дежурство.

Этот раздел истории я "проходил" лет 20 назад. Кажется, что это было совсем недавно. Написал цифру "20" и ужаснулся - как давно это было. Но смотрю в учебник - 2000 лет до нашей эры, Вавилонское царство, и делается еще ужаснее. Большинству из нас кажется, что нами все началось и нами все закончится. "Если вы выстрелите в прошлое из рогатки, будущее выпалит в вас из пушки". Хорошая поговорка.

Древняя Греция. Легенды Гомера (11- 9 века до н.э. - гомеровское время).

Приводятся рисунки с греческой вазы, где Ахилл тащит за своей колесницей тело поверженного им Гектора, привязанное за ноги. Вопрос школьникам: одобряете ли вы обращение Ахилла с телом Гектора? "Конечно одобряем. Что же с этим поверженным подлецом еще делать, как не волочить его за ноги?" Или: "Ах-ах, это не гуманно, это нам дико. Настоящие пионеры так не поступают".

Древняя Индия. Писали индийцы на подсушенных пальмовых ветвях. Они ввели в математику понятие ноля. Я бы хрен додумался. Сосчитать то, что есть - понятно. Но зачем обозначать то, чего нет? Умные были люди, философы.

В долине Инда археологи обнаружили развалины городов, основанных в 3-м тысячелетии до н. э. Во 2-ом тысячелетии до н. э. в Индию с северо-запада проникли племена ариев. "Они смешались с местным населением и, осев на плодородных землях, начали заниматься земледелием", - говорит учебник. В одной фразе - несколько веков, быть может. Но видишь простенькую картинку: вышли из леса, познакомились с местным населением, поженились, построили хижины, распахали землю, посадили рис-пшеницу и стали жить-поживать, детей растить.

Как про нас через 50 веков скажут одной фразой?.. "Первыми в мире затеяли строительство коммунизма"?

Брахманам (индийским жрецам) вместо смертной власти полагалось обритие головы. Хорошо устроились Брахманы. Всем - смертная казнь, а им - изменение в прическе. Это как у нас лишиться партбилета.

Мой давний приятель, славный иудей Валера Барахманский, работавший токарем на Опытном заводе Балтийского пароходства, весьма походил на индийца. Встречу - скажу ему о Брахманах.

Если встречу.

Если он не уехал.

Лет десять его не видел.

Он читал мои первые опусы и декламировал свои стихи. Он лениво декламировал их на заводской крыше, куда мы ходили загорать в обед: "В вековом угаре буден, отдавая плоть и кровь, трех бл.... вскормили люди: Славу, Дружбу и Любовь". Может, это и не его стихи, а какого-нибудь классика. Не знаю. Мы лежали на горячей крыше, с которой была видна территория Торгового порта и серая гладь залива, и курили липнущие к губам сигареты "Аврора". Еще он критиковал меня за обилие драк в моих рассказах. Ему было лет двадцать семь, а мне двадцать, и он казался мне ужасно старым, отжившим свое. По сути дела он был первым моим читателем и критиком. Когда через год у меня вышел первый рассказ в многотиражке "Советский водник", я прибежал к Валерке похвастаться.

В том рассказе была не драка, но пощечина.

Я принес несколько газет и раздал их в своей бывшей бригаде, электрикам. Особой радости за меня никто не выказал. Спросили только, сколько за это платят.