Дмитрий Каралис - Автопортрет

Диспетчер ДСК: Какой еще стратегический объект? Какой командный пункт?

Я (уверенно): Гараж - стратегический объект, весь транспорт приписан к военкомату. Нас могут в любой момент поднять по тревоге штаба гражданской обороны или того хуже. А дежурный механик - ответственное лицо в отсутствие начальника колонны. В вагончике я находиться не могу - уже вода в чайнике замерзает, - а там связной телефон, его номер есть в военкомате. Если не дадите электропитание, пишу рапорт и звоню в военкомат. - Короче, вешал электрикам лапшу на уши.

Они мне - макароны:

- Может, ты там замкнул чего-нибудь? Почему в боксе свет есть, а в вагончике нету? Сходи пробки пошевели.

Я советовал электрикам пошевелить ногами, пройти триста метров до нашей площадки и самим во все разобраться. Иначе - рапорт и задержка в подаче автотранспорта на ДСК.

Обещали.

Я взял с собой Дамку, пусть погреется в кабинете. Цыганка где-то шляется, пренебрегая своими служебными обязанностями. Дамка легла около батареи и смотрит на меня - не знает, что я пишу про нее. Хорошая собаченция. В ней есть охотничья кровь; несомненно. Когда мы идем с нею через перелесок, она сходит с тропы, зарывает лохматую голову в снег и нюхает - ищет, наверное, мышиные норы. Носится по снегу. Замирает, распластавшись на снегу и вытянув задние лапы. Затем вскакивает - плавно взлетают уши, - лает на меня, призывая играть с нею.

Сегодня Ваня Булдаков объяснял, как надо ставить петли на зайца. Ниточка от стального троса отжигается паяльной лампой, затем кипятится вместе с хвоей и ставится петлей-удавкой на тропе; конец привязывается к дереву. Диаметр петли - около 20 см. Капкан также кипятится в ведре с еловой лапой, а затем чистыми рукавицами кладется в рюкзак.

Булдаков - румяный деревенский парень в черном тулупе. Эдакий крепыш с курчавой бородкой. Я понимаю: охота - мужское занятие. Азарт, инстинкт, чисто мужское занятие. Но говорят, что раненый заяц кричит, как грудной ребенок, только пронзительнее и обреченнее. Верещит. И зачем тогда ставить на него петлю-удавку или капкан? Что с ним потом делать? Есть?.

Вышел, посмотрел - не идут ли электрики. Не идут.

Вчера был на семинаре Б. Стругацкого. Заслушивали творческий отчет Андрея Измайлова и еще одного фантаста (ни фамилии, ни псевдонима не запомнил). Измайлов прочитал рассказ, который мне не понравился. Но моего мнения никто не спрашивал - я всего лишь кандидат в действительные члены.

Рассказ раздолбала пожилая критикесса. Она сказала, что Измайлов принижает рабочий класс, холодно-созерцательно копается в помойках, и вообще, чуть ли не враг народа.

От ее выступления пахло худшими временами.

Измайлов, в свою очередь, сказал, что он знает рабочих, т.к. три года работал в заводских многотиражках.

Критикесса сказала, что тоже знает, о чем говорят в народе, т.к. прогуливает ежедневно собачку, проходит мимо пивного ларька и слышит беседы. Да, бывают крепкие выражения, встречаются и среди рабочих опустившиеся личности, но не надо обобщать, принижать и заниматься критиканством, ерничаньем и т. д.

Такой вышел разговор.

Потом выступил Борис Стругацкий.

Рассказ Измайлова никого не принижает, сказал он. Люди в его рассказе отличные парни, и он пошел бы с ними в разведку. Почему-то принято считать, что если герои говорят грубоватым языком и не слушают Моцарта - то они несчастны? Они по-своему счастливы, работают, имеют семьи, и в этом - жизнь.

Усатая и очкатая мадам заткнулась и скисла. Так ей и надо. Когда во время ее выступления умненькая девочка пыталась задать вопрос, она убийственно взглянула: "Потом, моя дорогая, когда закончу", но сама перебивала и кидала ехидные реплики выступавшим после.

Попадись такой змее на рецензию - век не отмоешься.

Второй семинарист, который с псевдонимом, долго и нудно занимался саморекламой в отпущенное ему для выступления время.

- Я работаю на стыке жанров фантастики и истории, - хорошо поставленным, но чуть картавым голосом вещал он на всю Красную гостиную Дома Писателя. - Я открыл новое направление для себя - это стык жанров...

Может, он и работает на стыке жанров, но не в литературе. Хотя текст его рассказа - гладкий. Про алхимика рассказ.

После семинара все спустились в трюм. Герои дня купили двести пятьдесят коньяка на всех, и кто-то вытащил из портфеля бутылку коричневой настойки.

Мы с Жильцовым, как кандидаты, сидели в сторонке и пили полюстрово. Нас никто не угощал, да мы и сами не хотели: у меня - режим, у Жильцова - язва желудка.

Мне показалось, что фантасты чересчур умненькие, и писательство для них - скорее, хобби, чем дело всей жизни. Работают в НИИ, КБ, есть кандидаты наук...

Пришли два электрика и наладили свет в вагончике. Поворчали насчет электрических печек - не положено. Возились долго - оказалось, что фаза заведена на группу ДСК, и они ее перекидывали внутри распределительного шкафа. Теперь нас не отключат в целях экономии. Зимовать будем в тепле.

Я учился в 164 школе, в той же, где и сестра Вера. Пожилые учителя помнили ее - она была отличницей. Чего не скажешь обо мне.

У Веры в классе учился Берлин - лохматый юноша с ранними усиками. Из бедной еврейской семьи. Он потешал класс артистическими выходками, играл под недотепу-дурачка.

Когда его вызывали к доске, он медленно поднимался из-за парты и плаксиво ворчал:

- Ну вот, все Берлин и Берлин... Как будто никого другого в классе нет. Только и слышишь: Берлин, Берлин... А что Берлин-то?

У доски он строил рожи за спиной учителя, и весь класс прыскал от смеха. Как только учитель оборачивался к нему, он напускал на себя понурый вид неудачника и устремлял глаза в пол, раскачиваясь слегка.

Однажды он пришел в школу в галошах, надетых на носки, и учительница выгнала его.

- Как ты посмел явиться в школу в галошах! Вон из класса!

Ему нечего было обуть. Жили бедно. Мать болела. Несколько детей.

Но учительница ничего этого не знала и накинулась.

Это были послевоенные годы.

Класс шумно заступился за товарища. Ее стыдили и отказывались у нее учиться. Бунт.

Потом все как-то успокоилось.

Я помню, как Вера ходила в школу - в жакетке, перешитой из материнского пальто, и с кожаным обтрепанным портфельчиком. Костлявая, бледноватая. Помню тревожные разговоры отца с матерью, что надо платить за школу. Тогда платили, хоть и немного. И еще помню, что постоянно брали деньги в долг...

30 января 1985. Дежурю в ОТХ. Морозы спали. В предыдущее дежурство утром было - 33. Сегодня -5. Весной пахнет. Или я так настроился в предвкушении Зеленогорска?

На листе миллиметровки во весь стол сделал схему "Записок шута". Есть 60 стр. м.п. текста: экспозиция, завязка и вот - подбираюсь к действию. Очень долго. Но не вижу путей сокращения. Может быть, и не надо? Может, это будет роман? Кто его знает. Недоволен написанным. В первую очередь - стилем. Много коротких предложений, которые хороши в рассказе, но не в повести, не в романе.