Дмитрий Каралис - Автопортрет

Из Комарово мы уехали 27 февраля (Смоляров один оставаться не захотел), а 2 марта я получил от машинистки рукопись, купил в баре Дома писателя коробку болгарского вина "Търнава", поставил ее под столом и принялся отмечать замечательное событие. Подходили знакомые, я наливал - пили. Потом стали подходить незнакомые, я наливал - пили, знакомились. Успел отдать Житинскому один экземпляр романа. Остальные три экземпляра оставил в комнате референтов.

Утром проснулся на диване дома, встал, попил воды - ничего не помню. Ольга молчит, но не агрессивно. Снова прилег, постанываю. Вдруг телефонный звонок. Дотянулся до трубки.

- Алле...

- Каралис, это член приемной комиссии П-ов.

- А, привет, Валера...

- Ты помнишь, что вчера было?

- Неотчетливо... А что?

- Ну ты натворил делов! Теперь тебя в Союз писателей могут не принять. Все только об этом и говорят...

- А что случилось? Не томи...

А он опять: "Ну, ты даешь! Ну, ты даешь!" - с радостной ехидцей.

Рассказал, наконец. Дескать, я панибратски хлопнул по кожаной спине Глеба Горбовского и предложил ему выпить за окончание моего романа. Г.Г., который стоял у стойки бара с бокалом боржоми, посмотрел на мою пьяную рожу и, шваркнув бокал об пол, вышел из кафе, матерясь. И пригрозил написать статью в "Ленинградский литератор" о бардаке в кафе с конкретными примерами (он, якобы, специально вызнал мою фамилию).

- И что теперь делать, Валера? - упавшим голосом спросил я.

- Что делать... Я его отговорил, сказал, что ты нормальный парень. Прикрыл своим именем... Не знаю, что из этого выйдет - он, может, еще передумает...

- И чего я к нему полез?

- Ха! Только между нами, но это тебя А.Ж. подстрекнул, я видел. Показал на Глеба и говорит, пригласи вот его, отличный мужик. Ты и пошел... А Глеб пятнадцать лет, как в завязке, пьяных терпеть не может...

- Етитская сила, - я стал покрываться липким потом. - Погуляли...

- Ну что ты! - радостно подпел П-ов. - Пьяный был в говно. Нарисовался на весь Союз писателей. Не знаю, как я тебя смогу отмазать, все только об этом и говорят...

- Валера, выручай, - промычал я. - Я только что проснулся... - И упал на подушку.

Полежал немного, стал названивать одному, другому - узнавать подробности.

Житинский сказал, что ничего страшного не было - окривел, со всеми обнимался. Да, Горбовский хлопнул стакан с боржоми об пол и ушел. Но не Горбовскому меня осуждать - он и не такое творил. Пустяки...

Неожиданно позвонил Гена Григорьев, поэт. Сказал, что моя сумка с остатками вина и бумажником у него дома. Он забрал, чтобы я не потерял.

- Спасибо, Гена! Оклемаюсь - заберу.

Ольга принесла мне бидончик пива, я стал оживать. К середине дня картина несколько повеселела. Да, загул был, но таких загулов семь штук в неделю в нашем кафе. Ничего сверхъестественного. Завтра уже забудут. Еще раз звонил П-ов и нагонял жути: хмурого Горбовского видели в Секретариате, зачем ходил - непонятно, но не исключено, что по моему вопросу.

Дня три я мандражировал, стыдно было. Еще Смоляров с Мариной приехали посидеть, отметить окончание романа. Андрей тоже подлил масла в огонь:

- Да уж, все только об этом и говорят, - посмотрел на меня задорно.

8-го марта я уже и в рот не брал.

Сегодня с Ольгой сходили в бассейн, идем по Гаванской к дому. На трамвайной остановке стоит Горбовский - в очках, сером пальто, румяный, благодушный, волосы пятерней поправляет.

Подхожу на дрожащих ножках:

- Глеб Яковлевич, вы меня помните? Я недавно в Союзе писателей к вам в нетрезвом виде приставал... Простите великодушно, бес попутал... Роман закончил, напился... - Руку к груди прижал, голову склонил. - Простите, пожалуйста, хожу мучаюсь...

- А, это вы, - говорит. - Да ладно, я уже забыл. Ладно, ладно... Извините, мой трамвай идет...

На том и расстались. Гора с плеч упала. И сегодня целый день радостное настроение...

20 марта 1989 г.

У Казанского собора был митинг "ДС" - Демократического Союза. Ребята залезли на памятник Кутузову и развернули трехцветное русское знамя. 80 человек арестованы за нарушение общественного порядка.

Ходили с Ольгой на "Зойкину квартиру" в Театр комедии. Мне не понравилось - действие затянуто.

Вчера ездили с Максимом в ЦПКиО и Парк Победы. Развал полнейший. Парашютную вышку снесли, американские горы закрыты, чертова колеса нет и в помине. Скукота и уныние. Отстояли очередь, поели сырых чебуреков. Вход в ЦПКиО платный. Максим прокатился в повозке рядом с кучером, проехались на колесе обозрения, послушали лекцию об НЛО, посмотрели запуски кордовых моделей самолетов: один разбился на наших глазах.

Зима удивительная - снег сошел еще в начале марта, плюсовая температура держится с февраля. За городом снег есть, но мало.

1 апреля, 4 часа ночи.

Проснулся, выпил полюстрово, выкурил на кухне сигарету.

Снился мне отец, а потом Зеленогорск, куда мы решили завтра поехать. Александр Лурье читал вслух какую-то пьесу Булгакова, а мы с отцом слушали, и вот, в одном месте речь зашла о том, как Сатана соблазняет человека водкой, учит, как ее приготовить из подручных средств ( в "Первом винокуре" Л. Толстого есть такая сцена). И я заглядываю в текст, хочу подыграть Лурье. Отец недовольно останавливает меня: "Не мешай. Не лезь". Я говорю, что и не думал мешать, просто так заглядываю в текст. Лурье смотрит на нас и говорит, что сын лучше отца, он знает про нас все. Я ворчу, что такая постановка вопроса лишена смысла: всяк хорош по-своему, людей сравнивать нельзя и т.п. Мне неудобно перед отцом за сказанное Лурье.

Потом снилось, что у соседей в Зеленогорске выстроена огромная теплица, а в нашей выросла трава выше человеческого роста, и я огорчаюсь и соображаю, что бы придумать, чтобы до конца лета заработать на урожае. Потом нахожу тлеющий на полу окурок, оставленный Вовкиной женой Татьяной, гашу его и показываю Татьяне: ты что, хочешь спалить дом? Она мямлит что-то в оправдание.

26 марта состоялись выборы в народные депутаты. В Ленинграде все партийное руководство, включая 1-го секретаря Обкома, забаллотировано избирателями. Интересная пошла жизнь. На диво интересная. В магазинах ничего нет, но все равно интересно.

Мой роман "Игра по-крупному" прочитан А. Житинским, и мне сообщено об этом с похвалою. Роман лежит в "Советском писателе" вместе с положительной рецензией и ждет прочтения редактором. Рецензию я еще не читал.

Месяц я не писал - занимаюсь разной чепухой, включая обменные дела нам предложили 3-х комнатную квартиру на Малом проспекте, и мы подали документы на обмен.

Пойду спать дальше.

19 апреля 1989 г.

Мы поменялись. Уже 10 дней как живем в трехкомнатной квартире площадью 42 кв. м на Малом пр., 80. У меня - кабинет с окном во двор, там сирень и милиция. Ольга купила по случаю в комиссионке двух-тумбовый стол за 40 рублей. Требуется реставрация столешницы, но терпимо.