Дмитрий Каралис - Роман с героиней

-- А муж? -- Теперь Медведев взялся очищать мандарины.

-- Он еще осенью в Прагу перебрался. Устроился на завод камень резать. Свои триста долларов получает, живет в общежитии и ходит по вечерам в господу пиво пить. Но мы и сами с усами. Могу показать, что сейчас имеем. -Оксана нашла глазами сумочку, брошенную на кровать, и вытянула из нее пухлый фотоальбомчик.

Сад, газон. Белый дом в три этажа. Беседка. Летняя кухня под черепичной крышей. Мать с букетом цветов в лоджии. Лысоватый здоровяк с армейской выправкой и маслеными глазами гуляки наливает в фужер шампанское. Брат Игорь. "Правда, красивый?"

Сын -- студент Академии туризма, приехал с подружкой на обед. Дочка-подросток -- лицом в мать, но пухловатая. Держит на руках кота-бегемота. Уютная комната, пианино, шкаф, цветы.

Старая потрескавшаяся фотография: дедушка с бабушкой. Шляпы, пальто, строгие взгляды. Судя по всему, довоенный снимок.

Мужчина в клетчатой рубашке возложил руку на капот автомобиля: "Мое!.." Хитровато-добродушное лицо, лысая голова, густые брови. Себе на уме мужичок.

-- Интересный дядечка, -- усмехнулся Медведев, придвигая свой стул ближе к креслу и разглядывая фотографию.

-- О, это мамин муж -- Матвеич, наш сирота, как мы его с братом называем. -- Оксана выложила на блюдце мандариновые косточки и азартно вскинула указательный палец. -- Сейчас расскажу! Начальником автомастерской в Гомеле работал. На десять лет моложе мамы, ему пятьдесят три. Копил деньги, складывал в замурованный сейф на работе. Перед самым отъездом разломали кирпичную стенку, утащили сейф. "Ой, блин, лучше бы я умер!" Любимое слово -- "блин". Утром встает: "Ой, блин, зарядку делать неохота". Делает. "Ой, блин, умываться нет сил". Умывается. "Ой, блин, аппетита совсем нет, скоро умру". Час завтракает. "Ой, блин, здоровья совсем нет". И так целый день...

"Это Новый год справляем... Это на Пасху в церкви, в Праге. Это священник отец Владимир освящает магазинчик при доме. Это наша гостиница для туристов в чердачном этаже. Это мой этаж. Это мамин этаж".

"Наш первый магазинчик в Праге". Куклы, матрешки, блики солнца на витринах.

"Это я старый концертный рояль в замке купила и летом в сад под навес выставляю. Соседи с детьми заходят, туристы из гостиницы подтягиваются. Импровизируем, поем. Весело бывает".

Мужчина в возрасте, привалившись спиной к белому каменному забору, смотрит в объектив. Белые шорты, синяя рубашка, волосатые руки скрещены на груди. Неприятное лицо, холодное выражение глаз. Эдакий Корейко, вышедший из подполья.

-- Это грек? -- спросил Медведев.

-- Да, грек. Один знакомый. -- Оксана захлопнула альбом и убрала его в сумку.

"У такой женщины должно быть много знакомых, -- со смутной и неожиданной ревностью подумал он. -- Обзавелась еще одним -- писателем..."

В альбоме жила вся семья; не было только отца и мужа.

-- Славно у вас, -- не без зависти сказал Медведев; ему всегда хотелось иметь большой семейный дом, с кошками, собаками, кабинетом, спальней, мастерской, своей баней, летней кухней, водопроводом, -- не дачу, а именно дом недалеко от города, чтобы можно было доехать и на машине и на электричке.

Оксана поднялась и отнесла горку мандариновых шкурок в корзину для мусора.

-- Так я возьму вашу книжку почитать?

Медведев проводил ее до отеля, стеклянные двери раздвинулись перед Оксаной, и она негромко сказала: "Звони!" Он видел, как Оксана ступает по ковру навстречу улыбающемуся за стойкой портье, и подумал, что за любовника этой бизнес-леди его принять не смогут. Просто случайный ухажер. И ему стало немного обидно.

В тот вечер Медведев попытался сесть за роман, но бумага на столе так и осталась бумагой. Она и не думала обретать магическую прозрачность и впускать в иные миры. Медведев видел только тень ручки в косом свете настольной лампы и окурок в керамической пепельнице на авансцене стола.

Он зажег ночник, бросил на подушку Библию и вышел на улицу. Нет, конечно, он не увлекся ею как женщиной. Об этом даже говорить смешно. Она интересна ему как героиня -- судьбой, характером, искренностью... Подсветка террасы -- круглые матовые плафоны (днем их охраняли от случайного башмака красные проволочные пауки, исчезавшие вечером от глубинного желтого света, словно под бетонным полом ярко вспыхивал сноп спичек) -- эта подсветка держала дом в зыбких золотистых конусах, и казалось, что прилепившееся к скале здание готовится плавно взлететь. В этих дрожащих лучах света Медведев углядел сизый выдох окна на втором этаже, словно там, в его номере, ключ от которого лежал в кармане, кто-то курил -- то вытекали остатки табачного дыма. Бурые ставни соседнего номера плотно закрыты; нарядно блестел велосипед Лайлы, обрученный с металлической стойкой перил черным тросиком. И почему она так закраснелась, когда увидела Оксану?

Медведев вернулся в номер, и тут же в дверь постучали. Сдерживая улыбку, вошел Джордж. Он осведомился, как идет работа над романом. Медведев, так же сдерживая улыбку, сказал, что плоховато.

-- Ничего, ничего, -- махнул рукой Джордж. -- Скоро пойдет! Эта русская женщина, журналист, тоже пишет?

-- Нет, она отдыхает.

-- О-о, это хорошо, -- сказал Джордж. -- А где она имеет кров?

-- Отель... "Медитерранеан", на набережной.

-- Это хороший отель?

-- Наверное...

-- О, "Медитерранеан", "Медитерранеан"! Это пять звездочек?

Медведев сказал, что не знает, сколько звездочек, и Джордж, подхватив с холодильника карту Родоса, нашел на ее обороте перечень отелей.

-- Да, это пять звездочек! -- возликовал он, словно радовался за Медведева. Но тут же озабоченно сдвинул брови: -- Но это очень дорого! Сорок долларов! Совместно с завтрак?

Медведев кивнул. Оксана говорила, что завтракает в гостинице, там шведский стол.

-- А завтрак хорош?

-- Не знаю. Никогда там не завтракал.

-- А номер хорош?

-- Думаю, да.

Джордж посмотрел недоверчиво и решил сменить тему.

-- Да-да-да, -- рассеянно оглядывая комнату, проговорил он -- Да. У меня тоже плохо едет мой рассказ. Но что делать? Это наша судьба! Не так ли?

Медведев сказал, что так.

-- Завтра хочу гулять в Старый город, -- сказал Джордж. -- Вы бывали с Оксаной в Старом городе?

-- Нет, -- рассеянно сказал Медведев и сдвинул пошире раму окна. Ему хотелось остаться одному. -- Не бывал.

-- О'кей! -- весело сказал Джордж. -- Желаю успеха!

-- Успеха и вам, Джордж!

Медведев вновь оказался возле отеля "Медитерранеан", вновь увидел разъезжающиеся в стороны стеклянные двери, перехватил сдержанную улыбку рослого портье за стойкой в глубине белого зала и различил себя, взмахнувшего Оксане рукой сквозь уже съехавшиеся двери -- она шла по ковру к лифту и чуть обернулась в его сторону: "Звони..." И почему на "ты"? Ему послышалось или это оговорка?