Мустай Карим - Радость нашего дома

Я не знаю, что такое указ. Но это что-то хорошее, раз касается возвращения папы. Тихонько я вызываю Оксану во двор.

- Слышала? - спрашиваю я.

- Что?

- О Рамазане. Пойдем к нему. Сестра сейчас же соглашается.

Мы пролезаем под воротами и мчимся по улице к домику у моста. Так быстро бежим, что Рушан и не заметал нас. Правда, если бы он и заметил, вряд ли стал бы кидаться камнями. С тех пор как он бросил на плот башмак Ок-саны, он больше не трогает нас. Л случилось так: мы взяли Рушана в плен, скрутили ему руки, завязали глаза косын кой Фагимы. И мы заставили его дать клятву в том, что он станет хорошим человеком. Марат хотел его побить, но потом передумал. "Прощаю тебе на радостях, что кон-чилась война", - сказал он. И мы освободили Рушана из плена. Вот Рушан и стал хорошим.

Домик у моста, где живет дедушка Бакир, я знаю. Там в саду, за решетчатым забором, есть маленькие краснень-кие яблочки, только они еще не спелые; это я хорошо знаю - видел, когда ходили на почту.

Я и Оксана добежали до дома дедушки Бакира и остановились. Калитка была открыта, но мы не решились войти. Я осторожно заглянул во двор.

- Кто там не помещается в калитке? - громко спро-сил кто-то со двора. - Может, открыть большие ворота?

Я испугался и хотел убежать, но услышал тот же голос, только теперь он показался мне ласковее:

- Входите, дети дорогие! Раз человек пришел в гости, он не должен стоять за воротами.

Мы с Оксаной входим во двор. На крыльце стоит дядя красноармеец; он чистит щеткой сапоги, и на его груди звенят медали.

Дядя смотрит на нас и улыбается.

- Это он, - шепчу я Оксане на ухо.

Дядя красноармеец перестает чистить сапоги.

- Что вы хотите, дорогие мои? - спрашивает он.

- Ничего, - растерявшись, отвечаю я. Оксана дергает меня за рукав.

- Ямиль забыл, дядя, у нас есть к вам дело. - Оксана смело шагает вперед. - Вы не видали нашего папу? Когда он вернется?

- А кто же такой ваш папа?

- Он кавалерист. У него три медали.

- Тогда знаю! - весело говорит дядя. Он смеется, и сразу видно - он радуется тому, что наша армия уже победила фашистов и люди возвращаются по домам. - Я вот его перед отъездом не смог повидать. Но скоро и он приедет, очень скоро.

В эту минуту мне показалось, что папа уже приехал и вот сейчас вошел в дом. А что, если на самом деле так!

- Мы уже уходим домой, дядя, - говорю я и беру сестру за руку.

- Постойте, постойте! - Дядя красноармеец останавливает нас и кричит в открытое окно: - Мама, тут у нас гости, вынеси-ка им гостинцев.

Из дома выходит бабушка в нарядном платье и выносит нам по два больших ореха и по конфете. Мы говорим "спасибо". А дядя красноармеец все расспрашивает нас:

- Вы близнецы? Оба одинакового роста.

- Нет, не близнецы, - отвечаю я. - Нас просто двое. Это моя младшая сестренка.

И мы быстро убегаем.

- Я видела много таких красноармейцев, - говорит Оксана.

- Где?

- На войне, очень далеко отсюда. Опять Оксана говорит такие непонятные слова! Разве дети ходят там, где война?... Но я не расспрашиваю. Ведь Оксана может обидеться.

Мы приходим домой - мамы нет, она ушла на работу Дверь не заперта на замок, а заложена щепкой. И папа все еще не вернулся.

* * *

Каждый день кто-либо возвращается с фронта. Приехал папа Марата и Фагимы, приехал старший сын дедушки Бадамши и другие люди с соседней улицы. Мы с Оксаной заходим ко всем, кто возвращается, и расспрашиваем о папе. Но никто ничего не может сказать. Одни видели папу давно, другие слышали о нем, третьи читали о нем в газетах.

Мы весь день смотрим на дорогу, которая ведет от станции. Как увидим кого-нибудь - бежим навстречу. Но папы все пет и нет.

Когда мы еще только начали ждать папу, гусята были совсем маленькие, теперь они выросли и стали большие. Самый красивый гусенок - это тот, которому я про себя дал имя "Оксана". Хотя старый гусак и дерется, но гусят мы все равно любим и потихоньку кормим.

Мы каждый день поливаем наши яблоньки и говорим: "Пусть подрастут до приезда папы!" На яблоньках теперь много листьев, хотя они и не цвели. А мак в нашем саду уже осыпался... Бот сколько времени прошло... Только наши башмаки все такие же - мы их бережем до приезда папы.

Каждый вечер, перед сном, мы смотрим на папин портрет. Оксана говорит ему:

- Приезжай же скорей, папа, приезжай!

- Наверно, нэпа очень далеко гнал врагов, вот и не может быстро вернуться. Да, Оксана?

Сестра отвечает:

- Да! - и засыпает.

"Пусть скорее наступает утро и возвращается папа!" - думаю я каждый вечер.

Мама вздыхает, глядя на нас с Оксаной.

ВО СНЕ И НАЯВУ

Наяву портреты но разговаривают. А во сне они и разговаривают, и смеются. Я сплю и вижу сон. Будто папин дортрет, который висит над кроватью, приблизился ко мне. Вот он сделал шаг, вот взмахнул рукой. Опущенные усы шевелятся, звенят на груди медали. Папа улыбается, и глаза его блестят. Совсем как живой, кажется даже, что он разговаривает. Я хочу раскрыть глаза, крикнуть, но лежу, как скованный. Вот ведь какой сон!

Наконец мне удается открыть глаза. Солнце ярко светит в окна. А портретов будто уже два: один ушел на свое место, а другой вдруг наклоняется, схватывает меня и прижимает к себе. Я сразу просыпаюсь. К кровати подбегает мама, что-то быстро и весело говорит, но я не слышу ее.

- Папа!.. - вскрикиваю я. - Почему ты так долго не возвращался, папа?..

Просыпается Оксана. Она удивленно смотрит на нас, поднимается. Папа подходит к ней и берет ее на руки:

- Вот и дочка моя проснулась. Узнаешь меня, доченька?

Оксана звонко смеется и целует папу. А я-то и забыл его поцеловать.

- Папа, - говорит Оксана, - а мы тебя ждали, ждали...

Держа нас обоих на руках, папа садится на сундук.

- Вот я и вернулся живым, здоровым, потому что вы меня очень ждали. Оказывается, вы счастливые, мои дети!

Я считаю медали: одна, две, три, четыре, пять... Только я еще не знал тогда, что означают две желтые и две красные полоски над карманом. Теперь-то знаю: это значит - папа был четыре раза ранен.

Мы долго сидели на сундуке. Потом стали приходить гости. Их было еще больше, чем тогда, когда приехала Оксана. Все здороваются с папой, жмут ему руку, некоторые даже двумя руками сразу. Соседки-старушки гладят папу по спине.

Пришел и дедушка Мансур.

- Огромное спасибо за святое дело, которое вы сделали: самую войну победили, - говорит он. - Что разрушено - восстановится, что износилось - обновится. Только сирот очень жалко.

Папа глубоко вздыхает. А дедушка Мансур ведет уже другой разговор:

- И нам было трудно. Однако мы работали изо всех сил. Вот сам увидишь...

Первыми пришли Марат с Фагимой. Они, как вошли, прислонились к двери и так все время стояли.

- Входите, входите! - приглашали мы.

Но они не двинулись с места. Я знаю - они стеснялись папы.