Валентин Катаев - Поэт

Посмотри, как по заливу

Крепкий ветер волны пенит,

Свищет в мачтах, треплет вымпел,

Брызги свежие несет.

Посмотри, как круглый парус,

Голубого ветра полный,

Плоскодонную шаланду

В море яростное мчит!

Г у р а л ь н и к (наклоняясь к Орловскому). А? Это стихи! Это вещь!

О р л о в с к и й. Помолчите!

Т а р а с о в (продолжает, размахивая тетрадью).

Скрылся берег. Только парус,

Голубого ветра полный,

Только волны, только небо,

Только жемчуг за кормой.

Хорошо в открытом море

Среди синих брызг летучих,

Среди чаек в сизых тучах,

Между небом и водою

Ветру с парусом вдвоем!

П о э т е с с а (наклоняясь к студенту). Изумительно!

С т у д е н т. Недурно.

В это время отряд матросов и красногвардейцев

занимает все входы и выходы. Среди них в одной

двери - матрос Царев и Оля Данилова, в другой

солдат и т.д. Они слушают чтение. Их никто не

замечает.

Т а р а с о в.

Неужели ты не знаешь,

Неужели ты не видишь,

Неужели ты не хочешь

Оглянуться и понять,

Что в тумане тонет берег,

Что вокруг бушуют волны,

Вьются чайки в черных тучах,

Крепнет ветер штормовой.

Оля Данилова слушает в дверях, полуоткрыв рот.

Неужели ты не видишь,

Неужели ты не знаешь,

Что моя душа, как парус,

Переполнена тобой!

Овация. И вдруг голос Царева.

Ц а р е в. Здравствуйте.

Тишина. Публика видит в дверях вооруженных.

Пауза.

(Поднимая маузер.) С места не сходить. Тихо. Что за собрание?

Т а р а с о в. Вечер поэтов.

Ц а р е в. Какой политической организации?

Т а р а с о в. Никакой. Мы политикой не занимаемся.

Ц а р е в. На! Собралось триста человек в одном помещении - и не занимаются политикой. Кому вы говорите! Чем же вы тогда занимаетесь?

Г у р а л ь н и к (бурно вскакивая с места). Поэзией! Вы слышите: по-э-зи-ей!

М а д а м Г у р а л ь н и к. Замолчи, тебя не спрашивают.

Д о ч ь. Папа, не волнуйся.

Г у р а л ь н и к. Не беспокойтесь.

С о л д а т (он уже давно кипит). Да что ты с ними цацкаешься? (Поднимает винтовку, страшным голосом.) Какая ваша платформа, душа с вас вон?!

Ц а р е в. Тихо!

Оля Данилова показывает на афишу, наклеенную

возле двери.

О л я. У них вечер поэтов. Это бывает.

Т а р а с о в. Вот, вот. Именно вечер поэтов. Тонко подмечено. Можно продолжать?

О л я. Ух, какой вы скорый!..

Т а р а с о в (всматриваясь в Олю). Откуда ты, прелестное дитя?

О л я. Кто? Я?

Т а р а с о в. Конечно. Какой сюрприз!

О л я. А чего сюрприз?

Т а р а с о в. Я думал, вы - фурия революции, а вы - мадонна Мурильо!

О л я (не совсем поняв, но с гневом). Сами вы Мурильо.

Т а р а с о в. Нет! Клянусь небом! Откуда вы взялись?

О л я. С Малого Фонтана.

Т а р а с о в. Рыбачка?

О л я (высокомерно). Гражданин, вас это не касается.

Ц а р е в. Оружие есть?

Т а р а с о в. А как же. Имеется. Вот оно. (Вынимает карандаш и потрясает им над головой.) Оружие поэта. Карандаш. Графитный, граненый, как штык вороненый!..

Вокруг смех, аплодисменты.

Ц а р е в. Брось дурака валять. Я спрашиваю: оружие есть? Объявляйте. А то найдем - расстреляем на месте. Ну?

Публика в нерешительности переглядывается,

выворачивает карманы.

Г о л о с а. Нет оружия. У меня нет. У меня нет. Тоже нет.

О р л о в с к и й (осторожно вынимает из кармана и кладет под стул маленький браунинг). Нет.

Ц а р е в. Хорошо. По распоряжению губревкома вечер закрывается. Идите домой.

Публика и поэты выходят из зала мимо Царева, Оли

и солдата. Тарасов гордо держит перед собой карандаш.

Царев смеется.

Ц а р е в (Тарасову). Спрячьте свое оружие. Пригодится.

Т а р а с о в. Гран мерси. (Проходит.)

Ц а р е в (оглядывая Орловского). Бывший офицер?

О р л о в с к и й. Прапорщик.

Ц а р е в. Проходи.

Орловский проходит.

Публика и поэты спускаются по лестнице. Тарасов,

студент, Гуральник бегут, обгоняя всех.

Возле кассы. Тарасов, Гуральник, студент и

другие поэты.

Тарасов стучит в дверь кассы. Молчание. Колотит

кулаками. Молчание. Открывает дверь. Заглядывает.

Никого. На столике банка гуммиарабика и длинные

ножницы. Тарасов оборачивается к поэтам.

Т а р а с о в. Так я и знал.

Г у р а л ь н и к. Что? Унес кассу? Опять?

Т а р а с о в. Опять.

С т у д е н т. Ах, падаль! Ах, сук-кин сын!

Г у р а л ь н и к. А мой гонорар? Где мой гонорар?!

Д о ч ь. Папа, не волнуйся. Можно подумать, что мы не имеем на обед.

Г у р а л ь н и к. "Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать!" Я принципиально требую свой гонорар! Я не уйду отсюда без моего гонорара.

Т а р а с о в. Ну, так вам придется сюда переселиться вместе с вашей аптекой. До свидания, Гуральник.

Г у р а л ь н и к. Спасибо за эстетическое наслажденье, доставленное вашими стихами. (Жмет ему руку.)

Тарасов бежит в гардероб, где его ждет уже

одетый Орловский.

Т а р а с о в. Опять Аметистов унес кассу и ни черта не заплатил. Сколько раз я давал себе честное слово не выступать, пока не получу денег. Ну, не мерзавец?

О р л о в с к и й. Мерзавец.

Тарасов берет свое жиденькое, коротенькое

пальтишко, одевается, наматывает шарф. К Тарасову

подходит поэтесса в хорошенькой шубке. Ее держит под

руку аккомпаниатор в бобровой шапке и бобровом

воротнике.

П о э т е с с а. Изумительно. Чеканно. Вдохновенно. Даже завидно. Спасибо, Тарасов. (Крепко, по-мужски встряхивает его руку.) Пойдемте, Базиль. (Уходит с аккомпаниатором.)

Тарасова окружают окололитературные девицы и

совсем юные поэты.

Они протягивают ему альбомы.

1-я д е в и ц а. Извините, что, не будучи знакомой... Пожалуйста... Тарасов, умоляю вас... хоть два слова...

2-я д е в и ц а. Да, да. Пожалуйста. И мне. Вот здесь.

Т а р а с о в. Ой, нет, что вы! Я не умею. Я хочу спать. Попросите у Орловского.

1-я д е в и ц а (вежливо Орловскому). Да, пожалуйста, и вы тоже.

О р л о в с к и й. Я в альбомы не пишу. Я не барышня.

Орловский идет к выходу. Тарасов за ним. За

Тарасовым поклонницы с альбомами.

Они стонут:

Г о л о с а п о к л о н н и ц. Тарасов, напишите! Пожалуйста! Напишите!

Т а р а с о в. В следующий раз, в следующий раз!

Улица возле консерватории. Орловский под

фонарем. Один. Подбегает Тарасов.

Т а р а с о в. Насилу отбился.

О р л о в с к и й. Пошли.

Тарасов и Орловский идут по улице. Всюду следы

недавнего боя: то согнутый фонарный столб, то убитая

лошадь, то простреленная штора магазина, иногда под

ногами хрустит битое стекло. Изредка проходит

красногвардейский патруль. Сухая, холодная лунная

ночь. Маленькая резкая и яркая луна. Четкие тени.

Голубые стены домов. Шаги звенят, как по чугуну.

Панорама прохода Орловского и Тарасова по городу.

О р л о в с к и й. Между прочим, как это ни странно, но, говорят, Лермонтов не имел успеха у женщин. Вообще не имел успеха в свете.