Нина Катерли - Дневник сломанной куклы

На первый взгляд, верно. Но он знал свою сестру, полгода станет обдумывать, как да что написать, чтоб про нее, не дай Бог, не подумали, что набивается. Это раз. А второе: про свою болезнь, уж точно, не напишет ни слова. Еще подумают, что клянчит помощь! Лучше смерть! В конце концов они с Димкой решили пока подождать. А Владимир тем временем пошлет профессору короткий мессидж от себя. И все объяснит.

Дядя Миша его должен помнить. И пусть уж он потом поступит, как сам решит. Может, и вообще не откликнется - кто его знает. У них там сейчас все почти уверены, что русские либо нахальные нищие, либо жулики и вымогатели.

Каким он стал? Да и вообще, поверит ли, что Катюшка действительно его дочь? Она-то не унизится до того, чтоб доказывать, а он, Владимир, еще как унизится - и фотографии ее пошлет, детскую и сегодняшнюю, и копию свидетельства о рождении. Хотя со временем полный завал, у него сейчас неотложное дело...

- Да, ты прав, - сказал Дмитрий, - лучше пока ей ничего не говорить. Пусть он сперва ответит тебе. Пиши. И прямо сейчас. Другие дела подождут. Это ж не роман, а короткое письмо: мол, так и так. А получишь ответ - тогда уж пускай Катерина. Хорошо, что я сдуру вчера ей среди ночи не брякнул, вот было бы...

... И ведь позвонил бы, кабы не Юлька.

Ночью все, как всегда, было замечательно, а утром она, как всегда, плакала. И, как всегда, клялась, что ревет - в последний раз, потому что это свинство - реветь, Митя же не виноват... раз так все сложилось вкривь и вкось. И она понимает: бросить Катерину он не может, даже если б не любил. А он любит.

- Я ведь тебя тоже люблю, - сказал Дмитрий, понимая, что она не поверит, хотя это - чистая правда.

- Я знаю. Ее - сердцем, а меня...

- Дура! А хочешь, я Катьке все расскажу? Про нас? - вдруг спросил он. Катька, уверен, ни капли не расстроится. Может, даже обрадуется - потому что эти мои воздыхания ей уже - вот где! Она-то ко мне не так относится. Она любовью брата.

- Эйнштейн! Жан-Жак Руссо с Д'Аламбером. Ох, Митяй, какой же ты все-таки у нас балбес. - Юлька безнадежно махнула рукой. - "Обрадуется". Это надо же! Жестокие вы существа, мужики. И упертые.

* * *

"Случилась масса событий. Или - события не случаются, а происходят? Хорошо - произошла масса и т.д. Сейчас буду излагать все по порядку.

О главном чуть позже, а пока поговорим о странностях любви.

Моя искусственная жизнь - придется признать, во многом как бы синтетическая, так как я живу, как Божья птичка, - сама для других мало чего (чтоб не сказать - ничего) делаю, а все мое существование, на которое жаловаться грех, - произведение окружающих, их забот и попечений. Я потребитель любви, и поэтому мне хорошо и почти... почти ничего больше не нужно. Это - как вода для рыб, в которой я, кажется, только и могу дышать и вообще - быть.

Я могла бы сейчас поханжить, мол, мне стыдно, и я недостойна, но это было бы враньем. Потому что ничего подобного я, как правило, не чувствую - рыба же не думает, что - вот, какое счастье - она в воде, ах, ах!

Итак, мой пруд, среда обитания. Мама и дед - помощь, дружба и любовь. Причем, дед больше друг, чем мама. Она бы, я это вижу, хотела, чтоб мы были подругами, но что-то ей все время мешает... И что-то мешает мне. Что? Не знаю, но нам уже давно друг с другом неловко. С тех самых пор, как я поняла, что этот скот и она... Но это не значит, что я не люблю маму и не жалею... А вот дед - он как скала, о него можно опираться. В любом смысле. Ему все что угодно можно доверить, и он поймет. Точно. Без раздумий и колебаний. Может, когда у меня со здоровьем все более или менее наладится, я покажу ему эти записки. Но перед тем тщательно отредактирую, чтобы не жег позор за бездарно исписанные страницы.

Кстати, насчет здоровья: я уже почти не опираюсь на вторую палку, она мне нужна больше для надежности. Хотя походка, конечно, как говорится, "заставляет желать много лучшего" и такой, наверное, останется. Я уже с этим смирилась. Впрочем, здесь-то можно сказать правду - я ведь понимаю - это значит, на многом придется ставить крест. А это... Ладно, проехали.

Дальше - брат Вовка. Он вечно занят, у него жуткий характер, но для меня сделает что угодно, абсолютно все, что сможет и даже сверх того. И от этого жизнь приобретает надежность. Хотя наорать способен и на меня, потому что псих. Правда, на меня - редко. И только если я сама нарвусь - скажем, объясню ему, какой он хам с матерью. Последнее время он стал просто жутко нервный, похудел, наверное, слишком много работает, рискуя жизнью в своей охране. Чтобы всех нас содержать. Аська жалуется, любимый муж и ей стал грубить и даже на Славика рявкает. Аська боится, что у него будет нервный срыв, - он и спит плохо и вообще, как она говорит, "стал задумываться". Хорошо, пока не пьет. Надо бы его - к врачу, посоветуюсь с Евгением Васильевичем - вот и нашелся повод позвонить.

Димка. Особый случай. Медицинский. Он - мой верный рыцарь, а я, хоть и колченогая, а все равно как бы женщина. И, как всем дурам, мне необходимо, чтобы кто-то обожал и смотрел молитвенным взором собаки, которой страшно, что побьют. Это чистый эгоизм, я понимаю, но ведь никто его не заставляет... Недавно я задала себе вопрос: а что если бы Димка был просто друг? Без затей, типа - брат. И честно сама ответила: еще чего?! Получается: сама на его любовь ответить не могу, а при этом - гони обожание и нервные вздохи. А он, между прочим, здоровый человек, у которого наверняка есть определенные, скажем так, мужские потребности. И выходит, мне нужно, чтобы он вел монашеский образ жизни, поскольку я убогая и холодная рыба. Да если бы и не рыба, все равно. Стыдно даже представить себе: урод с полудохлыми ногами выползает, как червяк, из своей коляски, чтобы предаться страстной любви. Тьфу! Нет уж, такого со мной не будет. Тут даже у Димки все чувства пропали бы. Навсегда.

Почему я вдруг стала об этом думать? А потому, что последнее время, месяц или даже два, Димка стал какой-то... другой. Нет, ко мне он относится по-прежнему, готов любое желание выполнить, даже каприз. И смотрит... Но то ли он повзрослел, то ли... Короче, он как будто сделался не мальчиком, но мужем. Более уверенный, более решительный. Не похож на несчастную полудохлую собаку. Такой, как сейчас, он мне вообще-то нравится гораздо больше. Но, честно говоря, тревожно.

Что-то я очень путано все это объясняю, а если сказать прямо, то иногда мне кажется, что у Димки появилась женщина, которая его любит и с которой... А вот это уже не твое дело, урод несчастный! Должна бы радоваться, если он, физически нормальный человек, ведет нормальную, полноценную жизнь. Должна... Врешь! Не считаешь, что должна, не лицемерь! И в душе, если на то пошло, что-то такое шевелится. Вроде ревности. Да не "вроде", а точно - она. Подло? Да. Тем более что сама я продолжаю нещадно кокетничать с Евгением Васильевичем, которому мое кокетство, приплати - не нужно, но мне от этого не холодно и не жарко, я не для него кокетничаю, а для себя.