Нина Катерли - Дневник сломанной куклы

НИНА КАТЕРЛИ

ДНЕВНИК СЛОМАННОЙ КУКЛЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"Я - Катя Синицына. Екатерина Александровна, год рождения 1979-й, русская, образование высшее незаконченное. Не замужем, что вполне естественно.

Для чего я пишу эти записки? А дело в том, что через три недели меня положат на операцию, и хоть я абсолютно уверена, что все будет в порядке, но все-таки, как говорит мой доктор Евгений Васильевич, медицина - наука не точная. То есть в принципе случиться может все, некоторые, например, не просыпаются после наркоза. Так что на всякий случай я решила исповедаться. На худой конец... А может, это станет моей пробой пера, первым сочинением, а сама я - писательницей. В моем положении (даже если операция пройдет нормально) это был бы отличный вариант.

Итак, мне девятнадцать лет, я заочно учусь в Герценовском институте и, ЕБЖ (если буду жива), как писал в своих дневниках суеверный Лев Толстой, получу диплом преподавателя русского языка и литературы. А пока даю на дому уроки, это мне нравится и, говорят, неплохо у меня выходит. А еще я пишу стихи. Но это тайна. От всех, кроме Димки, моего друга и преданного поклонника с первого класса. А особенно от мамы. Первые свои стихи, детские, я маме, конечно, показывала, но она всегда находила в них разные несоответствия чего-то чему-то. Последней каплей было стихотворение про море. Я сочинила его классе, кажется, в четвертом:

Моря плещется вал,

волны тихо шумят,

от чернеющих скал

птицы к морю летят.

Волн морское стекло

солнца луч золотит.

Чайка мочит крыло

и над морем летит.

Теперь-то я знаю: стишки были - прямо скажем... Но тогда я была очень горда, переписала их красивым почерком и, когда мама вечером сидела за столом и проверяла тетрадки своих второклассников (она у нас учительница младших классов), подошла и молча положила перед ней листок.

Мама внимательно его прочла. Задумалась. Я скромно стояла рядом, ожидая восторгов. Но она сказала:

- Ты когда-нибудь видела море?

- Конечно! - бодро ответила я. - В Комарово. Еще - в Лисьем Носу. И в Евпатории.

- В Комарово не море, а Маркизова лужа, - сказала мама. - А в Евпатории нет никаких скал. Никогда не пиши о том, чего не видела.

- А о чем мне писать? - спросила я тупо.

- Ну... не знаю. О школьных делах, о природе. О чувствах... если они есть. А вообще кто-то умный сказал, что писать надо только тогда, когда не можешь НЕ писать.

Я демонстративно и очень медленно разорвала листок пополам, потом еще раз пополам, а потом на мелкие клочки. И несколько лет не писала никаких стихов, могла НЕ писать и НЕ писала. А теперь вот снова пишу. Но уж маме больше не показываю.

Писать прозу я раньше не пробовала, дневник - первый опыт. Рискну. И раз я будущий филолог, то и писать должна, как филолог, не засорять язык сленгом или, того хуже, употреблять ненормативную лексику, как это любят делать ради "осовременивания" нынешние авторы.

Итак, благословясь. Начну с предыдущего поколения. Моя мать, которую зовут Лидией Александровной... нет, лучше так: моя мать, Лидия Александровна, вышла замуж в первый раз, когда ей было восемнадцать. Они с мужем, офицером-подводником, и вскоре родившимся моим братом Вовкой дружно жили на Севере, где отец брата плавал (или ходил?) на своей лодке под Северным полюсом, а мама работала чертежницей на военном заводе и училась в вечернем педучилище. Все было хорошо и замечательно, пока Вовкин отец не схватил дозу... то есть, прошу прощения, не облучился. Спасти его не удалось, и мама, став вдовой с двухлетним ребенком, вернулась в Питер, который был еще, понятно, Ленинградом. Вернулась она не на пустое место, а к родителям, и они зажили все вместе в большой квартире на Петроградской. Мой дед, полковник, тогда работал в штабе военного округа, бабушка сидела дома и помогала маме растить сына. А друзья покойного мужа помогли ей устроиться на секретный завод - в "почтовый ящик". И педучилище она закончила. На всякий случай. "Как в воду глядела" - это бабушка потом повторяла, и не один раз.

В общем, все шло правильно, а для моей мамы очень важно знать, что все правильно, и в любой ситуации сделано все возможное для правильности. Тогда она может пережить любые неприятности и даже горе с гордо поднятой головой.

А тогда они с бабушкой решили, что, честно пробыв три года молодой вдовой (мама даже траур носила), она должна устроить свою жизнь, потому что у ребенка (это у сироты Вовки) должен быть отец, а у женщины (это у вдовы-мамы) нормальная семья. Дедушка считал, что все это - дамское слабоумие, и такие вещи происходят сами собой, а не в результате тщательно разработанных боевых операций. Но бабушка с мамой, превосходившие деда в количестве и огневой мощи, разменяли квартиру. В результате дед и бабушка оказались в двухкомнатной живопырке (вульг.), то есть маленькой тесной квартире, - зато в центре, на Гороховой, а мама с Вовкой переехали на край света, в самый конец Московского проспекта, зато в двухкомнатную же, но светлую квартиру на третьем этаже, с лифтом, лоджией и видом из окна. У деда с бабушкой вместо вида была глухая стена, так как окна выходили в узкий двор. Впрочем, дед утверждал, что своей квартирой доволен: он - коренной ленинградец и хочет жить в Ленинграде, а не в городе, которых на дюжину двенадцать и которые снятся людям иногда, потому что у них (городов) - названия нет. Была такая патриотическая песня про голубые города. Ее и сейчас поют в телепередаче "Старые песни о главном".

Конечно, будучи... нет, "будучи" - казенное слово, попробую так: поскольку дед занимал какой-то ответственный пост в штабе округа, он мог бы получить хорошую квартиру, но дед у нас принципиальный и всегда выступал против всех и всяческих привилегий, так что остался на Гороховой. Впрочем, ненадолго.

Нет, все-таки я пишу слишком многословно и употребляю разные "живопырки", а брата называю Вовкой, но иначе получается вроде заявления в жилконтору о текущем кране, которому необходим текущий (каламбур!) ремонт.

Если когда-нибудь решу опубликовать свое "выдающееся" творение, то перед этим как следует его отредактирую и сокращу, а пока буду - все подряд, в конце концов, "каждый пишет, как он дышит". Вперед.

Итак, мама с Вовкой перебрались на Московский, и начался второй этап устройства маминой жизни - бабушка принялась искать "порядочного человека", способного стать отцом ребенку. Пока она его тщательно искала, мама нашла моего отца. Он работал с ней вместе в "почтовом ящике", считался гением в области химии, а среди узкого круга - интеллектуалом. Они с мамой прожили вместе около года, не регистрируясь. Мама говорит, они с бабушкой считали, мол, любовь любовью, но нужно внимательно проанализировать, как складывается семейная жизнь, а потом уже принимать ответственные решения. Мой будущий отец маму не торопил, для него формальности, видимо, значения не имели.