Нина Катерли - Дневник сломанной куклы

- Меня тошнит, мне - вот они где, оба, он и она, - повторил Вовка.

Я ничего не ответила.

Бабушка с дедом у нас теперь почти не бывали, хоть бабушка, в общем, и поправилась, но говорила, что ей трудно ездить в такую даль на метро. А, по-моему, ей неприятно было видеть дядю Гришу. И еще одно отвратительное качество я обнаружила у этого типа, которого я сейчас называю дядей Гришей только потому, что когда-то так к нему обращалась, хотя должна бы точно и не совсем художественно звать его сволочью. Так вот: он, несмотря на свои подарочки и цветочки, которые приносил явно из корысти, на самом деле был жадный. И маму учил: мол, копеечка рубль бережет и вообще "я рубль к рублю в сберкассе коплю, и мне, и стране доходно". А она слушала, кивала. И, что самое обидное, глядя на него, тоже, по-моему, стала скуповатой.

Все это вместе делало жизнь в нашем доме, мягко выражаясь, не очень-то радостной, а по правде, так просто отвратной. А тут еще Филя пропал, и дядя Гриша был явно этому рад, ему, небось, не нравилось, что мама "кормит кабыздоха, от которого никакой пользы, кроме шерсти по всей квартире".

А для нас с мамой пропажа Фильки была настоящим горем. Да и Вовка жутко расстроился - каждый день уходил из дома и часами искал собаку. Через три дня мы получили письмо. Слава Богу, его принесли, когда дяди Гриши не было дома он после своих курсов подхалтуривал, занимался ремонтом квартир. В письме было сказано, что если мы не хотим получить голову и хвост нашей собаки в полиэтиленовой упаковке, то должны заплатить выкуп... не помню, сколько там было названо рублей, но какая-то огромная, почти неподъемная по тому времени сумма.

Выкуп надо было положить в конверт, а конверт - в мусорную урну, которая стоит в конце нашего двора, около скамейки под грибком. Причем сделать это не позднее завтрашнего вечера, точнее - ночи. То есть выкуп должен быть в урне ровно в полночь. После чего тот, кто его положит, уйдет, не оглядываясь, иначе - ни денег, ни щенка мы не получим. А если обратимся в милицию, то - Филины хвост и голова окажутся у нас под дверью незамедлительно.

Надо отдать должное маме - она не колебалась ни секунды. Вовка горячо ее поддержал и вызвался сам отнести деньги завтра ночью. Но где взять запредельную сумму? У дяди Гриши, ясное дело, деньги есть - сам хвастался, что откладывает и копит, для того и халтурит. Но на выкуп щенка удавится, а не даст, тут без вопросов, так я и сказала маме, и она не возразила. Решили одолжить у бабушки с дедом, для чего - не говорить. Не потому, что не дадут, а чтоб не расстраивать. Вот только как потом возвращать?

- Ну, не знаю... - вдруг заявил Вовка, злобно глядя на маму, - у твоего ... куркуля - куры не клюют, каждый вечер халтура. Он же платит за еду? Вот и скажи, что не хватает.

- Это было бы нечестно, - тихо сказала мама, - я за каждый его рубль отчитываюсь.

- А ты бы поменьше сюсюкалась с этим козлом! - злобно заявил брат. - А то вообразил, гад, что - хозяин.

Мама открыла рот, точно сейчас задохнется. Но ничего не сказала. Молча оделась и куда-то ушла. Мы решили: поехала на Гороховую, к родителям.

Вовка буркнул, что не может сидеть дома, где нет Фили, зато с минуты на минуту припрется козел. В общем, я осталась в квартире одна.

Вскоре, действительно, появился дядя Гриша, громко похлебал в одиночестве борща на кухне - он ел суп утром и вечером, - спросил, где мать и сделала ли я уроки.

Это было не его собачье дело, я ему не дочь, вообще - не первоклассница, чтоб про уроки спрашивать! Я пожала плечами и не ответила.

- Смотри, детка, проверю. Если не сделала - получишь по голой попке, сказал дядя Гриша своим липким голосом.

Я собралась наконец нахамить насчет собачьего дела. Но в эту минуту в дверь позвонили.

Это была моя подруга Ленка Шевелева из параллельного класса. Она жила в соседнем доме, и накануне мы с ней вместе искали Филимона. Сейчас она стояла в дверях, задыхаясь, вся потная - бежала бегом к нам на третий этаж, и с таинственным видом манила меня на площадку. Я вышла, и Ленка, тараща глаза, шепотом сказала, что только что, ну, вот десять минут назад, видела... Филю.

- Представляешь, я иду из булочной, смотрю - ваш Володя с какими-то незнакомыми ребятами тусуется. У нас во дворе, представляешь? А с ними Филька. На поводке. Я хотела крикнуть, потом решила - лучше тебе. Так что вот...

Ну и дела... Меня аж заколотило. Ну, ладно! Пусть Вовка только явится, скажу ему, шантажисту и вымогателю, все, что о нем думаю. Но первой пришла мама, взвинченная, нервная, завела с дядей Гришей разговор о какой-то ерунде, неестественно хохотала, а он и рад - стал рассказывать пошлятину, от которой у меня завяли уши, и я ушла в нашу с Вовкой комнату. Я ждала брата, а сама думала, что мама, наверное, достала деньги и хорошо бы рассказать ей про Вовку... А с другой стороны, это - предательство, лучше попробовать сперва поговорить с ним, подлецом, без свидетелей. И вскрыть всю подноготную.

Брат вернулся, когда, кроме меня, в доме все уже легли. А я, надев наушники, слушала какую-то группу. Не помню, какую, я тогда каждый вечер ложилась в наушниках, потому что стены у нас тонкие, а дядя Гриша сделался совершенно бесстыжим. Особенно было противно, когда он там, у мамы, хихикал каким-то гадким смехом - будто квохчет. В такие минуты мне хотелось, как Вовке, бежать куда угодно.

Вовка вошел на цыпочках, спросил, чего это я полуночничаю. Я молчала. Тогда он спросил, достала ли мать деньги на выкуп, потому что завтра последний день.

- Какая же ты, Вовочка, мразь! - сказала я. - Ни стыда у тебя, ворюги, ни совести.

Он сразу ощетинился:

- Ты чего? Ошалела? Выбирай выражения, а то...

Я выбрала самые подходящие выражения и сообщила ему все, что имела в виду. Ленку, конечно, не заложила (воровск.), сказала, что сама ходила за хлебом, собственными глазами видела его с Филей. И теперь интересуюсь, почему он решил ограбить семью.

Тут он сел на свой диван и толкнул (произнес) целую речь. Мол, ему противно здесь жить и смотреть, как мамаша превращается в тряпку, в подстилку, а эта скотина вьет из нее веревки, что он, Вовка, решил ее наконец проучить. А потом уйти. Но, чтобы уйти, ему на первое время нужны деньги, а потом он, дескать, вернет.

- А меня - за что? - спросила я.

- Что - тебя?

- Мучить! Ты же знаешь, как я люблю Филю. - Тут я разревелась. Он подумал, потом заявил, что три дня можно потерпеть, а завтра он вернул бы Филю в любом случае. Потому что уверен: мамаша заплатит. За все надо платить, ясно тебе?

- Короче, тебе понадобились деньги на развлекуху, так? - констатировала я.

- А хотя бы и так! Я что - права не имею хоть последние месяцы жить по-человечески?! Из-за того, что... ей нравится трахаться с вонючим боровом? Вон, слышишь?

Он выразительно посмотрел на стенку в комнату мамы. Я, к сожалению, не глухая, а наушники были уже сняты...