Борис Казанов - Осень на Шантарских островах

-- Погоди, с инженером надо поговорить... Инженер! Бросай спать, а то пролежень наживешь!

Инженер по добыче зверя -- бурят средних лет с простодушным выражением на красивом скуластом лице -- высунулся из иллюминатора, запахивая на груди шелковый халат.

-- Пойдешь, Бертаныч, что ль? -- спросили у него, и все в боте заранее засмеялись, предвкушая потеху.

-- Сейчас думать буду, -- инженер смеялся вместе со всеми, обнажая до десен крупные выпирающие зубы.

-- Не боись, Бертаныч! -- уговаривали его. -- Раз пришел ты к нам, обязательно должон ты медаль заработать... А если будешь в каюте сидеть, откудова ты ее заработаешь?

-- Медаль -- хорошо, -- согласился инженер. -- Только я и без медали богатый: дом есть, огурец есть, жинка боком есть...

-- "Жинка боком", слышь? Это он "под боком" хотел сказать, что ль? У-ух, молодец! -- ржали в боте.

В этом ежедневном подтрунивании над трусоватым инженером не было злорадства, не было даже насмешки; инженер по добыче не получал промысловый пай, он сидел на береговом окладе, и, по мнению зверобоев, трусость его была в порядке вещей: кому охота рисковать бесплатно? Вот если б инженер оказался человеком смелым и ходил на боте вместе с промысловиками, то это сразу бы вызвало подозрения и, пожалуй, уронило бы его в глазах команды...

Бот отвалил -- некоторое время в темноте слышались голоса и стук двигателя и мелькали огоньки папирос, а потом все исчезло.

Капитан включил локатор и, пока тот нагревался, спустился на палубу. Пустые кильблоки, доски палубного настила с пятнами засохшей тюленьей крови, грязная мездрильная машина и бочки с салом, -- все это было неподвижно, освещено прожекторами и нелепо воспринималось в окружении непроглядного моря, свиставшего и брызгавшего. Сутулясь, заложив руки за спину, капитан обошел шхуну, окидывая все, что попадалось на глаза, беглым, все замечающим взглядом. Он подобрал оставленный мездрильный нож, сбросил с палубы окурок, укрыл брезентом ящик с углем...

Кто-то окликнул его. Это был радист, который принес радиограмму из управления. Управление рекомендовало обследовать восточное побережье мыса Тык, где, по сведениям местных охотников, был зверь...

-- Они слушают побасенки местных охотников и не верят мне, -- засмеялся капитан. -- Охотники увидят десять нерп и кричат об этом по всему побережью... А мы не охотники, нам нужно не десять нерп, разве не ясно?

-- Чего вы мне объясняете? -- Радист протер носовым платком дорогую запонку на рукаве рубашки. -- Я ведь не промысловик... разве не ясно? -передразнил он капитана.

Капитан переминался с ноги на ногу.

-- Что же ответить? -- спросил радист.

-- Скажи, что находимся в поисках лежек...

Мыс Тык, думал капитан. Материковый берег. Грязь, болото... Там зверя и в помине нет. Эти, из управления, видно, перегрелись на пляже... Он знал, что в управлении не доверяли ему. Капитаны тоже недолюбливали его, называли его судно "хитрым". Это были, в основном, молодые капитаны, бывшие помощники на торговых судах, которых привело сюда перспектива капитанской работы. Они не знали зверобойного промысла, не набили еще руку в тонкостях "экономической политики". Он обвел их вокруг пальца.

На весеннем промысле капитаны наивно сообщали в управление количество добытого зверя, едва ли не с точностью до одной шкуры. А он давал заведомо заниженные результаты, хотя брал зверя намного больше других, -- у него были лучшие стрелки, опытные штурманы, новые хабаровские боты с широким винтом и мощным челябинским дизелем -- таких ботов на остальных судах насчитывалось несколько штук. У него, наконец, была собственная карта промысловых районов с учетом ежегодной миграции зверя -- так сказать, "секрет фирмы", недоступный постороннему глазу... Впрочем, молодые капитаны и не добивались ее, опасаясь, что это могло ущемить их авторитет, к тому же эта карта мало что говорила им... В общем, получилось вот что. Зверя было немного и промысел, как и следовало ожидать, продлили. Появился еще один план, а тюлень уже ушел, и остальные суда, гоняясь за ним, "грели воду" по всему Охотскому побережью, а у него в трюме был запас, которого с лихвой хватало и на добавочный месяц. Он сразу взял два плана и даже перевыполнил их.

Сейчас управление тоже опасалось, как бы он снова не оставил их в дураках. Даже послало к нему специального надсмотрщика -- инженера по добыче, который до этого море видел лишь на картинках. Но на этот раз зверя было еще меньше, даже здесь, в закрытом архипелаге Шантарских островов, где были камни и чистые хорошие пляжи. А искать его он не хотел, он выдохся и хотел отдохнуть, но он меньше всего спешил к семье -- давно отвык от нее... В письме, которое он получил из дома, жена сообщала, что старшая дочь выходит замуж. Капитан даже рассердился вначале: куда они торопятся, ведь могли подождать, когда он вернется из рейса! Но потом представил, какая сейчас кутерьма творится там: падает посуда, беспрерывно хлопают двери, кто-то приходит и уходит, кому-то надо улыбаться и о чем-то рассказывать... и вздохнул с облегчением: слава богу, что его там не было...

Капитан поднялся в рубку и склонился над локатором. На экране локатора проступил неподвижный серый силуэт острова Мухтеля, неподвижное море и серое пятнышко на воде -- это был бот с промысловиками, он тоже, казалось, стоял на месте... Капитану вспомнилось взволнованное лицо черноглазого матроса, который сегодня впервые ушел на промысел, и он вдруг почувствовал непонятное волнение... Этого паренька он когда-то увидел на берегу, сразу отличил его среди остальных и взял к себе на судно. С тех пор он время от времени наблюдал за ним, этот паренек чем-то запал ему в сердце. Сейчас у него было такое чувство, словно он сам впервые вышел в море, или сына проводил, или еще что-нибудь... "Как ему там? -- подумал капитан, сердце у него колотилось. -- Прогноз плохой на утро, только б обошлось..."

Он толкнул дверь в жилое отделение, спустился по трапу и направился по длинному узкому коридору -- там не было ни души. Под ногами плескалась грязная вода, ее много налилось во время перехода, а умывальники были пустые: все питьевые цистерны были заполнены жиром, для камбуза воду привозили с промысла. Из раскрытой сушилки доносился душный запах жировой робы и нагретых резиновых сапог -- все это было набросано как попало; спасательные жилеты тоже валялись здесь. Капитан хотел было позвать уборщика, но не сделал этого, и с неожиданным удовольствием сам навел в сушилке порядок, а потом взял швабру и убрал коридор. Он стоял в коридоре, не зная, какую бы еще найти себе работу, и в это время раздался удар на камбузе. Капитан направился туда.

По камбузу была разбросана картошка, которая высыпалась из опрокинутого мешка. Буфетчица дремала возле гудящей плиты, уронив руку с зажатым в ней столовым ножом. Это была нестарая одинокая женщина, одна из тех немногочисленных женщин, которые еще работали на зверобойном промысле. Капитан опустился на корточки и стал собирать картошку. Буфетчица шевельнулась во сне, и что-то упало капитану на руки. Это была женская серьга, медный ободок с крохотным хрусталиком... Капитан с минуту молча разглядывал его на ладони -- все замерло в нем от какого-то мучительного молодого чувства, которое внезапно охватило его...