Борис Казанов - Осень на Шантарских островах

-- Я думал, ты свалился куда-нибудь, -- сказал, подходя, помощник. -Ты чего?

-- Я сейчас... -- заторопился Сынуля. -- Ручей тут... подсолнухами пахнет...

-- Подсолнухами? -- удивленно переспросил помощник. -- Больной ты, что ль? -- засмеялся он.

-- Здоровый я, -- обиделся Сынуля.

-- А я как больной сейчас, -- признался помощник. -- Вот так всегда у нас: приходим к земле -- темно, уходим -- темно, будто во сне все это...

-- А мне знаешь чего сегодня приснилось? -- спохватился Сынуля.

-- После расскажешь... -- Штурман глянул вверх: -- Небо заволокло, рассвет будет небыстрый... Ну, пошли...

...Гора Мухтеля, опоясанная низкорослым лесом, была уже в каких-нибудь трехстах шагах. Здесь морской берег поворачивал, косо восходя на широкий галечниковый гребень, за которым и было лежбище. Промысловики, подтягивая дубины, по-пластунски поползли под уклон, на ходу освобождаясь от ватников. В воздухе били крыльями птицы, закладывал уши неумолчный гул птичьего базара. Он был на вершине горы, и сверху на ползущих сыпались помет и перья, которые забрасывало ветром. Достигнув гребня, они осторожно глянули вниз -широкая тень, падающая от горы, скрывала верхнюю часть лежки, а на открытой стороне зверя не было, лишь тускло блестела укатанная галька...

-- Неужто ушел тюлень? -- испугался Борис Иванович.

-- Куда ему идти? Море вон как штормит -- не его погода, -- возразил помощник.

-- Где ж он тогда?

-- А хрен его знает!

-- Езус Маруся! Такое место -- хоть самому ложись...

-- Вон они... -- ошалело проговорил Сынуля. -- Вон они -- ползут!

В ту же минуту под самым носом у них раздался тягучий горловой крик тюленьего вожака. То место, которое было закрыто тенью, будто пошло волнами: там слышались хрипы, стоны, тяжелая возня поднимающегося зверя. Вскоре на светлую половину лежки вырвалась серая масса животных, которые неуклюже скатывались к воде...

Сынуля, который мчался впереди всех, подхлестываемый веселым охотничьим азартом, вскоре настиг большого головастого тюленя, который тщетно пытался перетащить через валун свое тяжелое тело. Сынуля взмахнул дубиной, но промахнулся.

Тем временем тюлень, обойдя валун, уже вскакивал в воду, но Сынуля успел схватить его за ласты. Тюлень рванулся изо всех сил, и Сынуля не удержался на ногах, и упал, и оба они -- Сынуля и тюлень -- оказались в воде. Тюлень бил передними ластами, поднимая фонтаны брызг, извивался, выворачивая матросу руки, -- он был очень красив, этот большой, неизвестный Сынуле зверь... Такого зверя Сынуля не мог упустить, и он боролся с ним до конца, и зверь стал выбиваться из сил, и Сынуля, задыхаясь от радости, выволок его на гальку... Тюлень перевернулся на спину, закрывая ластами усатую морду, но ударить его Сынуле так и не пришлось: зверь вдруг закатался по гальке, потягиваясь, судорога прошла по его телу... Сынуля наклонился над ним, увидел блестящий тюлений глаз, затягивающийся серой пленкой, и испуганно отшатнулся. "Чего это с ним? Чуть не утопил меня, а я его ни разу не ударил, ни разу..." -- растерянно подумал он, чувствуя, что случилось что-то ужасное, и будто перед кем-то оправдываясь. Радостное возбуждение, которое охватило его еще в боте и которое только что опять было вернулось к нему, теперь угасло, и Сынуле -- как в первые минуты, когда он ступил на землю, -- стало нехорошо, тошнота подступила к горлу...

То, что Сынуля видел вокруг, неожиданно поразило его полной несхожестью с той картиной, которую он мысленно рисовал в своем воображении, когда они в темноте шли к острову, то есть несхожестью с тем краем, где он вырос, и который, казалось, сразу, как только открылись у него глаза, воспринял как нечто чрезвычайно удобное и вполне устраивавшее его на ближайшую тысячу лет... Но не эта несхожесть пугала его, а незащищенность этих мест, куда можно придти среди ночи и делать, что хочешь, и на много верст кругом не встретишь егеря, обходчика с фонарем...

И, казалось, только сейчас, стоя на этом пустынном морском берегу, Сынуля окончательно поверил, что его теперешняя жизнь -- не выдумка, что далеко забрался от родного дома и не скоро вернется туда, потому что там уже нет Таньки, потому что мать вышла за другого; потому что он теперь промысловик, а лежит перед ним этот тюлень и это море -- и уже ничего нельзя поправить...

-- Сынуля, ну как ты? -- спросил, подходя, старший помощник. Он держал в руках бочонок для воды.

-- Я ведь ни разу его не ударил, -- проговорил Сынуля. -- Почему же так?

-- Это у него от разрыва сердца случилось, -- объяснил помощник. -Морской заяц это...

Сынуля побрел к боту, который штормовал неподалеку под прикрытием мыса. Он шел, заслоняясь рукой от ветра, который сильно дул со стороны моря, перекатывая гальку. В боте места вдоль бортов были заняты, а на банках, переполнив трюм, пластами лежала хоровина. Сынуля уселся на неостывших шкурах, поджимая к подбородку колени, -- его трясло всего. Никто из промысловиков не обратил на него внимания.

-- Если еще раз на этих зайцев наскочим, план нашим будет, -- весело говорил плотник.

-- Посмотрите, куда папаша отошел! -- закричал вдруг молодой матрос, показывая на море. -- Езус Маруся... Сдурел он никак: нам теперь к нему за сутки не догрести!

-- Дрейфует шхуна, -- присмотревшись, заметил Борис Иванович. -- Никак подорвало якорь, а?

-- Папаша еще наломает дров: или судно утопит, или мы потонем из-за него...

-- Не каркай, -- осадили его. -- А то еще в руку выйдет: волна вон какая пошла...

Сынуля тоже посмотрел вперед: там на секунду просквозило солнце, но его сразу же заволокло большой тучей, а море лежало открытое до самого неба -белое, вздымающееся широкими, параллельными рядами... Сынуля снова вспомнил про свои тесные сапоги, но не стал переобуваться.

-- Сергеич, глянь, какое дело: якорь у папаши подорвало... Как дойдем теперь, а?

Помощник передал бочонок с водой. Залезая в бот, он мельком глянул на шхуну, но сказал совсем о другом:

-- Почему паренька наверх посадили?

-- Это ты про Сынулю, что ль?

-- Ясно, не про тебя... Видишь, нездоровится ему...

-- Слышь, Сергеич, -- обратился к нему молодой матрос. -- Я так думаю: вся зараза на флоте от стариков и крестьян... Гнать их надо в три шеи!

-- Не со страху это у него, дурак! Переживает...

-- Переживает?!

-- Сынуля, -- сказал помощник. -- Подсолнухов там нет, соврал ты насчет подсолнухов... Зато брусники много. Держи... -- Он вытряхнул из кармана пригоршню крупных багрово-красных ягод. -- У вас такой на западе нет...

-- Вот бурундучок -- мизерный зверушка такой, -- вдруг торопливо заговорил Сынуля, умоляюще хватая помощника за руки, чтоб тот выслушал его, -- заберешь у него орехи, а он плачет так жалобно и лапками себя бьет по лицу, и бьет, и бьет...

Промысловики, раскрыв рты, изумленно уставились на Сынулю. С минуту никто не сказал ни слова.