Борис Казанов - Полынья

- Садись, Кутуз! Ты уже как гость?

Аннушка, хоть и работала на "Агате", любила "Кристалл" и то, что Кутузов переходил на спасатель, оценивала как личную потерю.

- Сон плохой приснился, - сказал Кутузов, избегая прямого ответа. Видел суд, что меня судят. А рядом девушка сидит, удивляется: "Чего это все тебя защищают? Ведь ты же виноват!.." А я ей говорю: "Молчи! Не выдавай, если знаешь..." Тогда она посмотрела - вот так, и говорит, вся в слезах: "Валентин! Как ты похудел!"

- Ну, еще кое-что есть, - Аннушка ущипнула боцмана за толстую ляжку. Тебя, если приодеть, повесить галстук...

- Жена тоже говорит: "Может, тебе шляпу купить?" Зачем? Есть чем трусики прикрыть, и ладно.

- "Кутузов", отваливай! - закричали на палубе.

- Это катер, однофамилец. - Боцман печально позвенел ключами. - Попал, Анна, к пацанам. Даже девчонки их бросили.

Суденко посмотрел в иллюминатор: там, закрыв бухту, двигался на талях бот. Куда-то они опять уезжали.

- Поедешь? - спросил Ильин. - Есть место свободное.

- Куда?

- Леха пропал, за ним. Еще Вовяна надо взять на "Ванцетти".

Он бы с ними поехал: хотелось развеяться, от всего отойти. Но что-то сдерживало, какое-то неотложное дело. Внезапно вспомнил: Маша! Еще с утра собирался к ней подъехать, мозги ему зашибло... Оставил больного человека на целый день! Посмотрел на часы: девять вечера. Сейчас поймает Федоса - и в устье. Открыл дверь и не поверил глазам: причала не было, огни поселка виделись вдалеке. Вокруг плескалась вода. Величко, крутясь на плавучей бочке, брал на скобу трос, который потравливал Ильин... Ничего себе! Сидел в посту и не заметил, как отошли. Теперь без шлюпки не обойтись. Все валилось из рук, рушилось сегодня.

Вернулся в надстройку.

Повар Дюдькин, припорошенный углем и освеженный туманом, сидел на комингсе камбуза, распаковывая ящик с продуктами. Эти продукты повар так рассматривал, словно не имел понятия, что с ними делать. Механики готовили к отходу машину, прогоняя двигатели на холостом ходу. Когда они меняли реверс, внутри машины слышался гидравлический удар. В рулевой подбирали карты, проверяли приборы. Все было готово к рейсу, порядок был во всем. И в чистейшем коридоре пролег на линолеуме рифленый след трощиловских ботинок куда-то он прошел.

Сверху спустился Сара с последним известием:

- Шаров объезжает пароходы. Свернул на взрывоопасники.

- Что-то он долго ездит.

- Видно, не в настроении. Данилыч поедет его брать как председатель судкома.

- Слушай, от "Гельмы" было что-нибудь?

- Кокорин запрашивал несколько раз: ищет... Да! - вспомнил он. Девчонку нашу нашли...

- Кто тебе сказал?

- Передали в диспетчерскую с "Полярника", рейдового катера. Опознали на нем.

- А куда она ехала?

- Катается полчаса, - ответил Сара. - Старшину катера, старика, чуть не хватил удар из-за нее...

Суденко вдруг испытал облегчение... Машу обнаружили, значит, привезут. Хуже было бы, если б он это сделал сам. Но тут же возникло какое-то сожаление. Чего она бросила дом? Зачем куда-то поехала? Может, подождать ее здесь? У "Полярника" - последний рейс, вернется к полночи. А они в полночь отходят. Искать "Полярник" на рейде? Где его там найдешь? Но там все может быть. А что здесь сидеть? Надо ехать!

- Юрка! Придержи бот...

- Не спеши. Еще Катя гладит.

Наконец поднялась Катя. Раскрасневшаяся от глажения, сдувая волосы с круглых щек, она протянула Кутузову большой копытообразный утюг:

- Дарю.

Кутузов застенчиво взял. Направились к выходу. Вдруг она остановилась.

- Что-то ты, Жора, слинял. Не влюбился ли?

- Считай, что женат.

- Скажешь!...

Шлюпка не двигалась с места, так как в ней происходила борьба за Катю. Выясняли, с кем ей сидеть. Данилыч - стар, кровь его не грела. Величко занят рулем. Оставались водолазы. С кем-то из них должна сидеть жена моряка. Ильин имел преимущество: занял хорошее место, с наветренной стороны. К тому же был женат, хоть и ездил к Эмме. Версия семьянина играла ему на пользу. Только Катя отчего-то не хотела с ним сидеть.

- Катерина, ты посмотри... - Ильин расстегнул куртку. - Не Леха, не Леха, но посмотри...

- Что смотреть?

- Потрогай мышцы! Мужчина...

- Знаешь, кто ты? - И она сказала.

- Прошу не выражаться! - взвинтился на Юрку Данилыч.

Ильин остолбенел.

- Разве это я? Тебе что, уши заложило?

- Потворствуешь поведением! Правила поведения есть?

Ильин, обозленный, замолчал, понимая, что электрик приставил к нему глаз. Катя перешагнула через банку, сделав наконец выбор.

- Вот Жора - мужчина, - сказала она. - С ним буду сидеть.

13

Переехав фарватер, где кое-где горели ацетиленовые фонари, нырнули под одеяло тумана, и окружающее расплылось. Теперь буй Экслипс стал обегать сиреной то с левой, то с правой стороны. И в этом свойство тумана, в котором звук распространяется непрямолинейно, Поэтому рулевой должен обладать особым чутьем, чтоб различать подкрадывающиеся шаги волн. Опасны были и бревна, которые выносило из устья реки. Они стояли в воде торчком, утапливаясь при наезде, и выскакивали с такой силой, что могли повредить обшивку. А на взлете зыби, сложившись силой с ней, бревно протыкало днище лодки.

От всего этого и гибли рыбаки.

Суденко почувствовал знакомый страх, начинавшийся перед спасательным рейсом. Приходила не только обеспокоенность за свою жизнь: что вдруг, ни с того ни с сего, влипнет в какую-нибудь переделку. Было боязно просто споткнуться, вывихнуть ногу, простыть. Потому что даже самый обычный насморк мог закрыть дорогу к "Шторму". Уже раскаиваясь, что поехал, придирчиво присмотрелся к Величко как к рулевому. Вел он не так, как Гриппа, по-своему, но был сосредоточен, даже не стал есть бутерброд: кусок хлеба, несколько теплых картофелин с четвертью соленого огурца сверху. Зато Ильин проглотил свою порцию мгновенно и теперь смотрел на Данилыча, который ел до умопомрачения медленно. Наверное, представлял себя в салоне, сидящим во всем великолепии электрических лампочек. Он был в чистой фуфайке, которую недавно зашил, в беретике с хвостиком и с каплей под носом, не умалявшей мудрого выражения его лица, и то появляясь в тумане, то исчезая, если Ильин отводил в сторону фонарь, напоминал пилигрима, выскакивавшего из чертовой шкатулки. А Катя, отказавшись от бутерброда, пригрелась рядом, излучая в покое, несмотря на холод лица и рук, такое тепло, что Суденко тоже начало клонить на сон.

Показались огни каравана, горевшие тускло, словно на керосине. Стоял караван отдельным городом, далеким от земли, и имел свои кварталы и переулки, и был известен каждый его дом. Сейчас течение, как настоящий уборщик, выметало оттуда всякий сор: банки, тряпки, разлитые помои, разорванные письма и фотографии. Стали попадаться разъездные шлюпки, возившие для обмена киноленты, а также шлюпки с моряками, которые ехали в гости. Особенно много шлюпок крутилось возле теплохода "Сакко и Ванцетти", где был танцевальный зал, оркестр. Там была в ходу новая танцевальная игра "Лотерея", опасная для тех, кто танцевал слабо. Такой танцор мог войти с девушкой в круг и без девушки выйти из круга. По-видимому, это и случилось с Ильиным, потерявшим свою Эмму. Все ребята с "Кристалла" сегодня погорели в "Лотерее". Остался один Вовян, и его решили забрать на обратном пути, после Леши Шарова, который объезжал взрывоопасники. Но до них еще был целый квартал пароходов грузовых, словно танцующих на воде (они делали вокруг якорей плавные круги), - и тут в шлюпке возник разговор. Начал его Ильин, представляя пароход именем знакомой девушки.