Борис Казанов - Полынья

Обычно спасатель становится к причалу перпендикулярно, чтоб в считанные минуты отойти. И для того чтоб удержать в такой позиции тяжелый круглый корпус, ему нужна масса концов, стальных и растительных, которые, растягиваясь как резина, снимали стресс со стали. А тут были не только концы "Агата", но и "козявки", которую спасатель привел с собой, - небольшого плавкрана с уложенными на палубу стрелами. На корме у них орудовали не только матросы, но и водолазы во главе с Ветром, своим старшиной. Боцман Кутузов, разогнав портовых швартовщиков, раскладывал концы по причалу, как вязальщица нитки. Вышел сам капитан Милых, в туристской шапочке с козырьком, в новеньких телогрейке и рукавицах, чтоб завести новенький кончик. Только боцман "Агата" был отстранен от дел. Он был в преклонном возрасте и умиротворенно подремывал, свесясь головой за борт.

Наконец они пришвартовались, и наместник морского царя, старпом Коля Подлипный, спустился по крылу вниз. Он был низкорослый, с отросшими усами, носил телогрейку и сапоги, напоминая крестьянина. Однако происходил от потомственных мореходов, и еще его дед плавал на зверобойных вельботах, без ноги.

- Ну что, аборигены? - спросил он. - Заждались?

- Хорошо вы идете, да плохо подходите!

- Это не мне говори... - Подлипный кивнул на каюту, куда отправился Милых.

Сейчас "Кристалл", оказавшись в соседстве с "Агатом", стал похож на шавку, примостившуюся у пятки слона. И моряки "Кристалла" тоже как бы упали ростом: превосходство чужого корабля воспринимаешь в море мучительно, как физическую неполноценность. Но это - чужого. А тут никаких мучений не могло быть. Ведь в экспедиционном отряде они были братья: морской спасатель и морской водолазный бот. И сила одного сейчас переливалась в другой, как в сообщаемых сосудах.

Моряки "Кристалла", не ожидая, когда подадут трап, стали перелезать через выпуклый борт спасателя. Все жали один другому руки, обнимались.

Ветер, щуплый, с лохматой головой, серой от седых волос, замахнулся на Суденко, делая зверское лицо:

- Резко!..

Это было словечко Ветра, которое он вставлял. Суденко, засмеявшись, тоже размахнулся, и они скрепили рукопожатие. Оба они, и Суденко и Ветер, издавна находились на старшинской должности. Иван, любимец Маслова, быстро получил первый класс, был подводный технарь - золотые руки. Водолазов Ветра Суденко знал еще лучше, чем своих. Сейчас они окружили его, высказывая застарелую преданность. Ветер наблюдал с усмешкой, но без ревности. У него была привычка: двигать руками, насовывая на кисти рукава спортивного костюма. Тогда в его фигуре появлялось нечто боксерское.

Водолазы на "Агате" не играли особой роли. Тут верховодили другие.

- Маслов приехал?

- Приехал, с доктором физиологом... Сейчас смотрины устроят! - Ветер имел в виду испытания в барокамере, которые проводил Иван Иваныч с целью выявления кессонной болезни: некоторые водолазы не ощущали ее или же скрывали намеренно. - Юра! - крикнул он Ильину. - Занимай позу плачущего египтянина - сейчас я тебя в бочке пересижу!

- Ладно тебе, балаболка...

- Резко чтоб!..

Пролезая между ногами людей, носился с лаем какой-то пес, которого Подлинный представил как Филимона, последнего сынка отрядной собаки Куклы. Эта Кукла, помесь лайки и полярного волка, была родоначальницей знаменитой морской семьи, чьи отпрыски плавали на многих ледоколах. Со временем, когда Кукла стала терять свое волчье достоинство, путаясь без разбора со всякими шавками и барбосами, слава ее померкла. Однако Филимон, хоть и обнаруживал некачественную примесь, больше походил на мать. С виду неповоротливый, с маленькими, как у лайки, глазками он был ростом в среднего пса. Когда же Суденко взял его за загривок, то почувствовал под пологом шубы хилое тельце. Филимон был щенок, месяца три.

Толкнув дубовую дверь внутри стальной, защелкивавшейся, как футляр, оправы, Суденко увидел Аннушку, разливавшую в салоне кофе.

- Анна!

- Ой, Жорка...

Аннушка заторопилась к нему, переваливаясь, как утка, и расцеловала в обе щеки. Она была небольшая, с расплывшейся фигурой. Суденко слышал, что Анна уезжала домой, не то в отпуск, не то насовсем. Она была родом из вологодской деревни. Видно, что-то у нее не получилось там, если вернулась так скоро.

- Как живешь?

- Тяжело на свете пионеру Пете...

- Чего так?

Ей не хотелось говорить о себе. Тогда Суденко спросил о первом, что пришло в голову:

- Спасли турка?

- Какого турка?

- Ну, этого... - Он знал, что они буксировали в Малую Азию спасенный пароход.

- А, этот... - проговорила она рассеянно. - Я его и не видела, Жора. Знала, что кого-то ведем, да некогда было посмотреть.

Суденко услышал голос капитана Милых, который спускался в салон, и подошел поздороваться с ним. Милых, остановившись на трапе, подавал для пожатия свою пухлую белую руку. Это был старик с круглым лицом без морщин, сейчас в халате, в комнатных туфлях. В салоне для него стояло специальное кресло с подушечкой, и дневальные чуть ли не дули ему на кофе, чтоб он не обжегся. Вообще он был неплохой, только занудлив и по-стариковски капризен.

- Сколько завели концов?

Подлипный ответил.

- Ожидается усиление ветра, - произнес Милых обеспокоенно. - Как бы не оторвало.

- Разве что с причалом...

Милых посмотрел на своего старпома укоризненно. Однако Подлипный имел такой деловой вид, что капитан не решился приструнить его за несерьезность.

- Почему нет Просекова? - спросил он, недоумевая.

Кокорин, к которому Милых обратился, ничего не мог сказать: на берегу Просеков бесконтрольно исчезал с Диком.

- Передайте, что я жду его... - Милых заморгал глазками, обиженно фыркая. - Ну, я пошел кофе пить.

- Приятного аппетита! - пожелал Подлипный и добавил вполголоса, когда Милых отдалился: - Старый долдон...

Эти слова вызвали приглушенные смешки среди машинной челяди, поддакивавшей старпому. На "Агате" была целая прослойка людей, занимавших неопределенное место к номенклатуре званий: токари, слесари, столяры. Смысл их профессий, рядовых на берегу, воспринимался по-иному на море. Они освобождались от уборки кают, а также отвоевали себе место за командирским столом. Все эти люди сейчас стали заходить в салон, как только туда вошел Милых.

Суденко собрался подняться к Маслову, который занимал пассажирскую каюту с доктором физиологом. Но Подлипный утянул его к себе. Посидели в его маленьком кабинете с гавайской красоткой на переборке, обмахивавшей себя розовым веером. К кофе у Подлипного не нашлось ни рома, ни коньяка. Славящийся своим гостеприимством, старпом "Агата" молча показал на пустую бутылку "Наполеона" и выкинул ее в иллюминатор.

Разговор сразу же зашел об "Атлантиесе", турецком пароходе, севшем на камни у голых берегов Гренландии.