Борис Казанов - Полынья

- В кого ты собрался стрелять?

- Обещал чайку дочери, - объяснил он. - Для чучела.

Чаек тут носилось немало, не таких, как возле острова, а белых, морских, но Гриппа, подобравшись, как рысь, искал среди птиц что-то, зорко вглядываясь своими темными, округлившимися глазами. Выстрелил он внезапно, с левой руки, почти не целясь. Суденко, неплохо стрелявший сам, оценил его выстрел как бесполезный. Однако оттуда, из солнечной мути, увеличившись с темного пятнышка, величиной с муху, до размера громадной птицы, что-то упало в воду и забилось с плеском.

- Я же сказал, что будет чучело! - воскликнул Гриппа с торжеством. Считай, что очко в пользу наших.

Птица все еще билась, ударяя с такой силой то одним, то другим крылом, что выплескивала из-под себя волну, но голова у нее провалилась до самых предплечий, так что она как бы крутилась на шее. Гриппа предупредил, когда вытаскивали голову, что она и такая может ударить - влепляет так, что глаза вылетают брызгами. Однако она лишь обмахивала их крыльями, идеальными по форме, в разлиновке темных полос, такой длины, что когда они примерились к ним размахом рук, то едва укладывались в одно крыло, достигая кончиками пальцев до распушенных кисточек. Это было зрелище, когда она закрыла собой почти всю лодку - одна белоснежность в фиолетовостн полос, с отглаженными воздухом до скольжения перьями, - такая вот лежала сейчас, затмив все вокруг своим мертвым великолепием.

- Какой-нибудь ледовый альбатрос?

- Альбатрос - сопли, - сказал Гриппа презрительно.- Это сокол, летает в Полынье. Охраняется государством.

- Разве можно такую птицу для чучела?

- Я не то что сокола - простую гагу через раз бью, - ответил он. - Мне трех уток на месяц хватает! А этот человека мог убить, раз сюда прилетел. Такой, если отбился от стаи, опасен. Только кому докажешь, если поймают? Сразу выселение.

Суденко осмотрел его одностволку, способную на такой снайперский выстрел, но ничего в ней особенного не обнаружил, подумав, что этот Гриппа просто классный стрелок. Однако рыбак, обидевшись за ружье, стал возражать. Он был убежден, что то, что есть у него, самое лучшее. И все рыбаки были такие.

- На оружие смотришь как? - принялся он объяснять.- Чтоб хромированное было как надо: в этом его долговечность. А воронье, нарезка, свистульки всякие - это сопли... И главное, как в руке лежит: чтоб было по твоей руке. Ведь ружье - это защита, средство выжить. Я никогда не выйду в море без ружья.

В таком духе он распространялся еще, и это его элементарное рыбацкое хвастовство, а также склонность к рассуждениям, сильно смазывали то впечатление, которое он, вероятно, производил в деле.

Суденко, дослушав его, сказал:

- Пошли.

Обратно двинулись с сильной зыбью, выстраивавшейся против ветра, и лодка, подскакивая на ней, ударялась о гребни волн, как о железо, но шла быстроходно, здорово, весело, а главное, Гриппа ее вел хорошо: своим скользящим однолинейным шагом, как бы под диктовку волн, и в то же время используя малейшие изменения в их порядке, чтоб тут же выровняться на поселок, качавшийся на острие стрелки компаса, который стоял в деревянном ящичке с синим стеклом, похожим на большой фонарь. Сейчас они искали приливное течение, которое по времени проложило дорогу на поселок, и снова прошли окраиной каравана, слыша удары колоколов на судах, звонивших как в церкви, а потом, обогнув остров, легли на сирену буя Экслипс, и тут как ступили на гладкую полосу разлитого масла, и пошли по ней с ветерком, ничего не видя в массе тумана, который крутился, как шар, но и ничего в нем не боясь, так как все пароходы замерли на своих местах, но внезапно на пути к поселку увидели что-то - нет, не шлюпку, не бот! - а лодчонку, какой-то мозглячок с парой весел, который, выставив крошечный огонек, шел против течения с такой скоростью, с какой они примерно шли по течению с мотором, и кто-то в нем сидел, втыкая весла с таким смаком, словно выбрасывал из моря пригоршни серебряных монет; и все эти чудеса - в круговерти брызг, в тумаках зыби, от которой мог упасть на колени здоровенный пароход, на воде, с которой слетело все живое,- какой-то, видно, пьяный или больной, так что даже Гриппа, посмотрев, как он идет, удивленно покрутил головой.

10

Поселок был совершенно чистый, ясный после тумана, странно красивый своими зелено-фиолетовыми домами и быстрой, струящейся водой, переливавшейся как темное серебро. Они пересекли гавань и пристали к ее внутренней стенке, уткнувшись под ободранные сваи с торчавшими ржавыми болтами. Одна свая, лежавшая на плаву, имела громкое название: "Слип". Притопив ее, протянули лодку, а потом отпустили сваю, чтоб осушить. Гриппа начал вычерпывать воду, подложив ящик под киль. Второй, голубой, бак был почти пуст, и отнес его в сарай, где Гриппа имел свой закуток. В развалюхе было опрятно, пахло канатами, осмоленными от порчи и сырости. Все детали лодок лежали на полках, все открыто. В закутке Гриппы была припрятана бухта марлиня, белого, в две нити. Наверное, спер с какого-то парохода. Наливая бензин из канистры, Суденко услышал, как где-то в углу поскребся лемминг, сунулся в дыру и затих.

Когда принес бензобак, Гриппа закончил вычерпывание и вытрясал гравий, забившийся между банок. Они завалили лодку под ветер, чтоб скорей просохла, укрыли брезентом двигатель, еще теплый. Гриппа пожаловался, что искрит аккумулятор. Обрезав концы, чтоб не было соединения, занялись им, наскоро подкрепившись горячим чаем из термоса. В двух шагах была кузница с флюгером в виде петуха, где производился обжиг якорных цепей, - чугун очень хрупок на холоде, если его не закалить. Оттуда раздавалось постукивание молоточков по наковальне, а потом к ним вышел кузнец, пожилой, в фартуке, с расстегнутой на груди рубахой, где мокро курчавились завитки седых волос. Было приятно заниматься этой простой работой, расхаживая по гальке, похрустывавшей, как карамельки, от сарая к лодке и обратно. Невольно представилось, что он тоже мог бы иметь свой закуток в сарае, ходить в море для удовольствия, а потом, поднявшись наверх, ожидать, что пройдет Рая. Жизнь могла наполниться этим не на день, не на два. Однако, хоть он и думал так, мысль эта проскальзывала краем души, не задевая того, что в ней было.

Окончив работу, они решили разойтись. Гриппа хотел забежать на почту, а Суденко сам не знал, куда идти: "Кристалл" ушел и не возвращался. Закрывая сарай, рыбак оглянулся на сторожевой пост и переменился в лице. Андала, старшина патрульного катера, обойдя галерею, спускался по деревянной лестнице.

- Погранцы здесь... - проговорил Гриппа, не попадая от волнения палочкой в пробой. - Да я его катер в море видел! Они ж ушли...

- Андала здесь с утра. Я видел его на гидробазе.