Борис Казанов - Полынья

- Это кто говорит: доктор или ты?

- Передаю с чужих слов, не ручаюсь за достоверность... - Маслов, придавливая папиросу, искоса посмотрел на Суденко. - Кстати, куда ты ее запрятал? Или ты... связан с ней?

- Паша! Никакой связи между нами нет.

- А теперь я скажу последнее, что знаешь сам: ты не вылез сухим из воды. Поэтому мой тебе совет: остановись, пока не поздно! Ни о каких спусках для тебя не может идти речь! Поезжай куда-нибудь, отдохни. Бери отпуск, хоть на год. Ученые в тебе заинтересованы. Может, и договор с ними подпишем. Пойдешь в Полынью опять, если так хочешь.

- С веревкой в десять метров?

- Во-первых, не спеши. Доктор надеется, что ты все пересилишь здоровьем. А потом: что в этом плохого? Десять метров, Жора, - это трезвость. На такой глубине и проходит жизнь.

- Ты уже выяснил по себе?

- Это известно.

Известно! В том-то и дело. Все доказательства, построенные на общеизвестном, мертвы. А в той идее с крыльями, которую предложил он, есть все: и для мальчика, и для Маши, и для него. Возможно, он чего-то недопонял, теоретически. Зато он понял все глазами, в Полынье.

- Я не понимаю одно, - сказал Суденко, - зачем ты приехал ко мне?

- Жора, - проговорил он, внезапно краснея, - я не отказываюсь тебе помочь. Но есть у тебя что-нибудь конкретное, без пузырей?

- Рассчитай мне место для крыльев.

Думал, что Маслов возразит: нужна точная весовая модель, работа института и прочее. Но Маслов неожиданно сказал:

- Расчеты сделали корабелы*, когда вы подкинули удочку с баржой. Надо только изменить цифры и пропустить через ЭВМ.

* Инженеры судоподъема.

- По "Волне"?

- Какая разница? Дело не в классе, а в геометрии. И то, и другое параллелепипед, бочка.

- Надо это побыстрей в кузницу.

- А остальное?

- Остальное сделают ученые.

-Даже так? - Он хмуро рассмеялся. - Ты, Жора, стариком не помрешь... Потом бегло пролистал в посту папку: - Все это галиматья, из области пузырей.

- Почему же берешься?

Маслов ответил, засовывая папку в портфель:

- Для себя! Чтоб душа не болела...

Подошла шлюпка с ребятами: Юрка, Гриша, Ветер, водолазы с ледоколов. Наверное, осмотр взрывоопасников не занял много времени. В посту, за дверью с тиснением водолазного шлема, стало весело. Многих ребят Суденко не видел давно. Но никто на него не набросился с объятиями и приветствиями. Потому что он умел ладить со всеми, не отличая никого. Это были товарищи по работе, которые приходили с работой и уходили с ней. Отдал долг: выпил за встречу и был свободен. Вспомнив, что надо выяснить насчет Гриппы, а потом ехать к Маше, торопливо вышел.

Возле трапа его остановил боцман.

- Жорочка, тут мне Милых подарил кончик, Герман Николаевич... заговорил он своим елейным голоском, позванивая цепью, которую от нечего делать очистил от ржавчины и грязи, так что она сверкала, как бриллиант. Так если тебе надо... то я сложу.

- Что сложишь?

- Сложу буксир...

Но почему сейчас? Еще ничего не известно! Подействовал приезд Маслова? Просто появилось настроение? Такой поддержки от Кутузова, вечно выгадывавшего, сомневавшегося во всем, Суденко не ожидал. Это был парадокс, как выразился ученый, только земной.

- Так надо тебе или не надо?

- Конечно, надо, Валентин!

= 10

Из караулки Суденко вышел, ни в чем не разобравшись. Лодка, которую притащил вертолет, еще была неопознана. Бортовой номер содран, весь корпус искорежило. Дежурный милиционер пообещал связаться с Андалой, который был в море. Прямо от них направился к угольной дороге, надеясь договориться с шофером. Тут ему повезло: сел в машину Федоса.

Выгрузив в каком-то сарае фрукты и видя, что Суденко все еще сидит в кабине, Федос сказал неопределенно:

- Надо отскочить от дороги. Можем вдвоем.

- Согласен.

Поехали по той улочке, которую он прошел утром, с почтой и музеем. Как-то сразу сильно потемнело. Пошел дождь, вперемежку со снегом. Только отъехали от столовой, окна которой были освещены, попали в расхлебы угольной грязи, в завесу мглы.

Остановились возле какой-то хибары. Она казалась неосвещенной, но, когда Федос открыл дверь, внутри обжигающе вспыхнул свет. Вернее, погас. Это оказался кинотеатр, где только начался сеанс. Изображение было бледное, как негатив. Можно было разобрать, что люди в зале сидят в чересчур высоких креслах, едва доставая ногами до пола. Сидели в телогрейках, не снимая шапок: кто женщина, кто мужчина, не определишь. Вроде показалось, что видел среди них Дюдькина, но это мог быть и не он.

Федос походил и вернулся недовольный:

- Если б показывали про молдавские сады, то все было б видно.

- Ты кого ищешь?

- Жену.

- Все ищешь? Мне просто смешно.

- Посмейся... - Федос пригнулся, чтоб прикурить. - Я круглый день на работе: сейчас побережье обеспечиваем. Вот отскочил, пока открывают трюм. А она ходит - ей ног не жалко.

- Как это ты жениться успел?

- Раз в пургу въехал, прямо сюда. Отличную картину показывали, про молдавские сады... А она села ко мне. Пока смотрели, я договорился. Потом въехали в загс, оформились законно. Тут без жены сгоришь, - сказал он, включая зажигание. - Кто будет за тобой следить, деньги считать, говорить? Лично я могу только руками. Если не вернется, мне концы.

- Нравится?

- Хорошая! Правда, имя такое, как у телки... Антуанетта! Они в библиотеке себя называют, - объяснил Федос.- Прочитает книжку: "Зови так".

- Ого!

- Отскочим до верхней террасы на пару минут?

Суденко согласился. Все время поднимались, как по горной дороге. Стало посуше: тут не задерживалась грязь.

На самом крутом подъеме, в гудении мотора, Суденко спросил:

- Ты жену Марченки знаешь?

- Кажется, прошлой ночью была свадьба... - Федос начал припоминать: Помню, сидел с полотенцем. Вроде помню: красивая. Ну, помню: Рая.

- Нравится она мне.

- Она? Ты разве не знаешь?

- Что я должен знать?

Возникло замешательство. Федос провел рукой по лицу и внимательно посмотрел на пальцы:

- Ладно.

Больше не сказали ни слова. Но было скверно от этого молчания. Вдруг Федос тормознул на скорости, открыл дверку и выпрыгнул, целясь ногами в невидные доски. Его шаги зазвучали где-то наверху, как бы удаляясь от земли. Суденко рассмотрел, что остановились возле дома. Светилось только одно окно, самое высокое. Почти одновременно, как стихли шаги, оно открылось. Вниз что-то полетело, разбившись. Шаги начали спускаться с неба. Федос, вскочив на подножку, обалдело посмотрел на Суденко.

- Что там бросают?

- Танька вернулась! Бьет посуду дорогую - хорошая примета! А когда бьется дешевая - не к добру... -Волнуясь, не с той стороны прижег папиросу, сунул, пылающую, в зубы и выплюнул. - Раз пришла, все! -Отвернул свой чуб "волной", засоренный углем и фруктовой трестой... - Посмотри, ничего нет?