ОСанчес - ОСанчес

Он господин, а ты его собственность, так уж мир создан. Но у любого существа должно быть что-то свое, куда никому ходу нет, ни богу, ни хозяину, а только тебе, собственному твоему достоинству, иначе это не жизнь, иначе ты никто, хуже цветка в горшке. И понимая это, хозяин выделил Корвину подстилку и без серьезной причины не нарушает ее границы. И понимая это, хозяин кормит Корвина и никогда не отбирает у него еду, напротив: например, грызет Корвин косточку, а хозяин подкрадывается понарошку и медленно тянет руку… У-у-р-р… — Корвин рычит, сначала тихо, потом громче, верхние клыки из под губы выскочили, глаза бешеные… И хозяин послушно убирает руки и сам отходит в сторону. "Молодец, Корочка, кушай, дорогой…" "Сам знаю, что молодец, а в мое не суйся!.." "Вроде бы все, уф-ф… Хозяин хороший. Сейчас на прогулку поведет".

Корвин ликует: серое мягкое тельце вновь у него в зубах, но он и в этот раз не перекусывает его, а подбрасывает высоко в воздух. Крыса тяжело шмякается в траву, и еще раз демонстрирует живучесть крысиной породы: переворачивается на лапки и вновь прыгает на врага. Нет, прыжок уже не тот, крыса помята и ранена, сил ее только-только хватает, чтобы не поворачиваться к будущей смерти незащищенным боком…

Лук все же попытался разок догнать и схватить Корвина, но тот гораздо проворнее — и от хозяина уворачивается и крысе перекрыл все пути к отступлению. Крыса крутится на одном месте, Корвин вьется вокруг нее, хозяин вслед за ним описывает круги… (И ему любопытно, как дальше будет… Понятно, чья победа, но вот как оно все завершится?..) И две вороны встрепенулись. И обе вороны тотчас умолкли, забыв про семейные дрязги, они все поняли: манна небесная привалила, халявная добыча. О, вороны — птицы из самых умных на земле, это вам не голуби-тупицы…

Вороны молча скачут по самой широкой орбите, замыкающей гибельный круг, в безопасном отдалении от человека (в смысле опасности — два других существа не в счет: крыльев у них нет, камнями не пуляются), с бестолковыми однообразными вскриками мечется сам человек… Вдруг замер.

Все. Крыса лежит бурой кляксой на скользкой траве, крысиная жизнь перестала быть центром притяжения, вокруг которого кружились по разным орбитам другие, более удачливые жизни пса Корвина, человека Лука и двух ворон с невнятными именами, да и самые орбиты рассыпались… Удивленный Корвин принюхивается к полузнакомым ароматам: пища, но странная… Голодные вороны, забыв обо всем, кроме голода, скок, скок…скок поближе и в крик…

"Нет, Корик, фу, дорогой, это ты жрать не будешь. Лягушку — разрешу, а эту нет. НЕТ, я сказал!"

С рассвирепевшим хозяином шутки плохи, даже если он не прав, да и поел Корвин совсем недавно… "Что же, теперь, так и бросить, а?"

"Воронам отдадим. Пошли, пойдем, скотина. Тоже, мне, победа. От афганской борзой, небось, драпал бы…" Корвин нервно хлестнул хвостом — с щенячьего детства не любит он эту породу, когда-то его напугавшую: "И ничего не драпал бы…" В последний раз он задирает ногу у фонарного столба, бегом-бегом через проезжую часть (хозяин такой тормоз!) и вот уже парадная. А там за множеством дверей ждет его подстилка и миска с водой. И вообще он уже забыл о приключении на прогулке…

А Лук запомнил навсегда. С Корвина-то — какой спрос?

Он уверен, что мог тогда предотвратить убийство и спасти старой крысе жизнь, никому, кроме нее самой, не нужную, но не спас. Он с армии, с детства испытывает омерзение к этим помойным существам, он знает, что та крыса, даже если и не трогать ее, давным-давно умерла бы естественной смертью от старости. Он в курсе, что по религиозным нормам у крысы нет души, а по научным — разума, а все же… О, если бы только можно было вернуться в тот миг, о если бы! Лук — ни секунды не печалясь о городских санитарных нормах и не заботясь об удовлетворении собачьих охотничьих инстинктов — схватил бы Корвина за шиворот и дал бы уйти восвояси живому существу, потому что именно в его власти, в его мимолетной прихоти было решать за него — жить тому, или загублену быть, пощадить… Но не случится у него второй попытки, он использовал первую.

И помнит, помнит, помнит Лук тех двух ворон и то, как они плясали и хохотали вокруг! Да, потому что птицы эти — зверохитрым дремучим инстинктом ли, по опыту, или синантропьим разумом своим — предвидели, в какую сторону склонится чаша Луковых колебаний. А пожалуй — и знали.