Федор Кнорре - Ночной звонок

- Нелепость... Чепуха топорная! - хмурясь заговорил Квашнин, хотел было начать ходить по комнате из угла в угол, но ходить было негде, он потоптался на месте, поворачиваясь то к жене, то к Владе. - Ну, испугалась, сконфузилась... Это все может быть... Да!.. Но уж уехать из-за такой чепухи... Это ты путаешь. Фантазируешь, а? Ты нас решила немножко уколоть, а, Владя? И придумала! Сознавайся! Я не сержусь, я даже тебя понимаю, а?

- Угадали, - сказала Владя. - Уколоть. Приехала сюда вас колоть и уколола.

Под окнами послышались голоса проходивших прямо через двор женщин в черных платочках. Все примолкли и поняли по отрывочным словам, что это люди возвращаются с похорон.

- Роди-ители! - тоскливо протянул Митя. - Ведь по-оздно! Поздно обо всем этом разговаривать. Все поздно. Хватит.

Квашнин нахмурился, помолчал и твердо сказал:

- Это точно.

- Сейчас уже эта Марта вернется, надо ее дождаться, - деловито заметила Леокадия, радуясь, что разговор оборвался.

Минуту все молчали, потом Митя задумчиво заговорил:

- Если бы мы знали тогда, что видим бабушку в последний раз, чего бы мы не сделали!.. В тот день, когда мы торопились разойтись по своим неотложным делам и сидели в последний раз вместе за столом, а она, шлепая туфлями, что-то приносила и уносила со стола, - ах, если б мы только знали, что все это в последний раз, как легко было бы нам отложить все дела и поглядеть на нее внимательно и успокоить. Обо всем расспросить и рассмешить... Ведь вы помните, как она любила смеяться? Она всегда радовалась, когда в доме гости и кто-нибудь веселится. Она мыла посуду на кухне и, открыв оттуда дверь, сама смеялась, даже когда не могла расслышать, отчего там смеются... Или она присаживалась у стола вместе с нами, но только всегда как-то немножко сбоку, и смеялась, всегда кончиками пальцев прикрывая рот. Она стеснялась, что у нее зубов-то нет!..

- Я сама водила ее в поликлинику, и ей сделали там прекрасные зубы. Но она не пожелала носить. Чудачка.

- Да, - грустно сказал Митя, - ей вставили роскошные белые зубищи, и она заплакала и сказала: "Ну что это я как волк буду!"

- Да вы ее разве знали?! - неожиданно сказал Квашнин. - Смеяться! Она плясать любила, вот что!

- Ты, Митя, странно говоришь! - обиженно и неспокойно заговорила Леокадия. - Если бы мы знали!.. Но ведь мы же не знали! Конечно, мы могли бы причинить ей больше разных удобств... Но что делать? После все умные бывают, когда...

- Прощайте, - сказала Владя. - Мне тут ждать нечего, я пойду. - Она разгладила подушку медленно и тщательно, на прощание, и вдруг быстро отвернулась, отошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

Митя пододвинулся к ней и неуверенно дотронулся одним пальцем до плеча.

- Ну, не расстраивайся. Все прошло. Все уже кончено.

- Не могу! - почти шепотом, с тоской, прижимаясь лбом к узенькой раме низкого окошка, тяжело дыша, проговорила Владя. - Ведь сколько ночей, длинных зимних ночей она лежала тут одна и думала, сколько мутных рассветов встречала... и все думала, думала!..

На пороге кто-то сильно споткнулся, и, оглядываясь на порог, который его едва не опрокинул, ввалился, рассеянно улыбаясь, все тот же пьяненький.

- Вот уже все вернулись, идут... Все по-хорошему, она, бедняжка, ведь и вставать-то уж не могла, просто дождаться не могла, когда ее очередь придет... Шутила так... И вот избавилась от всех неприятностей и соседку избавила... Замучились с ней... Ну ведь вы рассудите, она сама не молоденькая ухаживать за такой старушкой... Это я про Марту вам объясняю с Варварой Антоновной, как они тут существовали...

Владя сквозь радугу слез смутно видела, как высокая старуха плавной походкой, медленно, мелкими шажками вошла во двор не с улицы, а откуда-то из-за дома. Она прошла в сарайчик и минуты три спустя так же медленно и плавно, как все люди, привыкшие экономить каждое лишнее движение, вышла оттуда, прижимая к груди маленькую охапочку коротко нарезанных дров.

Вдруг Владя оттолкнулась от окна с криком:

- Да что вы все, сумасшедшие, что ли? - рванулась к двери и, растолкав всех, выбежала из комнаты.

Старуха плавно подошла, точно подплыла, к крыльцу, приостановилась, поднялась на ступеньку и опять с той же ноги шагнула на следующую, и в эту минуту Владя выскочила к ней навстречу. Старуха удивленно раскрыла глаза, тихо опустила руки, и дровишки со стуком посыпались на ступеньки. Старуха слабо всплеснула худыми черствыми ладонями и сделала движение, точно с восторженным испугом хотела отмахнуться от бросившейся к ней Влади.

Обняв и поддерживая старуху, Владя поцеловала ее, и они шагнули еще на одну ступеньку, и старуха потянулась и поцеловала Владю, и так, спотыкаясь, вдвоем они добрались до площадки крыльца, и тут Владя ударила ногой, распахивая дверь, и закричала:

- Эй вы, сумасшедшие!.. Бабушка пришла! Слышите вы!

- Да ведь правда! - восторженно мальчишеским голосом заорал Митя, выбегая навстречу.

- Так я и знала... - бессмысленно лепетала Леокадия, - пугаясь, пятясь, улыбаясь и опять пугаясь. - Ну, я так и знала!..

Квашнин сказал только:

- Мама... - и беспомощно развел руками, глядя, как она входит.

Владя ввела бабушку в комнату, и та, увидев сразу всех, вдруг ослабела и обезволела, и пока ее все целовали наперерыв, она все только растерянно повторяла: "Нет, этого не может быть!" Леокадия, громче всех целуя бабушку в щеку, восклицала: "Бабушка, ну до чего я рада, вы даже себе не представляете!.." И видно было, что она правда рада.

Варвару Антоновну усадили поскорей на постель, и она, не зная, на кого больше радоваться, все повторяла своим тихим, глуховатым голосом все с новым приливом изумления и восторга:

- Да как же это вы все сговорились меня так обрадовать!.. Хоть бы открыточку, а?.. А они, голубчики мои, вон они! И приехали!..

Когда схлынула первая волна шума и неловкой радости, девушки принялись накрывать на стол, а Варвара Антоновна осталась сидеть рядом с сыном, держа его за руку и поглаживая ее неровным, подрагивающим движением шершавой ладони, любуясь его веселыми глазами, мягкими, полными щеками и оживленным разговором, наслаждаясь многолюдством и суетой в своей одинокой комнате.

Входили соседки, провожавшие на кладбище Марту, здоровались со всеми за руку, и Варвара Антоновна, приглашая всех садиться, говорила:

- Вот как бывает. У нас день печальный, Марту похоронили, а тут и праздник, гости приехали!

Оказалось, что и деньги-то, двадцать рублей, больше всего понадобились, чтоб угостить после похорон соседок, не обидеть безродную Марту. И теперь соседки, все больше пожилые вдовы-рыбачки или матери рыбаков, ушедших на дальний лов, одна за другой усаживались на длинную скамейку, точно зрители в первый ряд, приготовясь с откровенным любопытством добросовестно рассмотреть все, что им будут тут показывать.