Федор Кнорре - Родная кровь

Мост начали было строить, да из-за войны, видно, бросили - только несколько свай торчали по обе стороны реки. Тяжелый смоленый паром, с квадратным носом собирался отчаливать с того берега. Белая лошаденка покорно втащила на паром телегу с мешками, на которых высоко сидела, как на троне, старуха, и, сейчас же закрыв глаза, низко уронила голову. Она и в самолете бы, наверное, так же заснула, если бы ее туда заставили втащить воз.

Мужчина тянул канат. Одной рукой, не очень-то надрываясь, сразу видно было, что только помогает по своей доброй воле. Значит, за паромщика работает теперь женщина, та тянет канат на совесть. Платок сбился у нее со лба, и он увидел, что женщина рыжеволосая. На ней была короткая, туго подпоясанная курточка и короткая юбка, ноги упруго упирались в доски палубы. Силы в руках у нее, видно, было не очень много, так она брала гибкостью, работала всем телом: ухватившись за канат, тянула на себя, откидывалась назад, туго сгибая спину, выпрямлялась и снова тянула, отгибаясь назад.

Если не обращать внимания на канат, это было похоже на то, как в воде покачивается водоросль. Набегая на берег, волны одна за другой легко гнут ее, а она каждый раз, вильнув, выпрямляется и все остается на месте. Паром медленно надвинулся на причальный мосток, женщина опустила канат и подняла голову. Он мельком увидел ее лицо, серые глаза и чуть не присвистнул от удивления, весело подумав: "Вот это да!" - так хороша она ему показалась.

Она получила деньги за перевоз, дала сдачу и оторвала два серых талончика от квитанционного блокнотика. Старуха взяла талончик, а мужик только отмахнулся. Паромщица разорвала пополам талончик и бросила в воду. Деньги - грязные рублевки - она бережно сложила и спрятала в карман на груди.

Федотов поздоровался и, когда телега съехала на берег, вошел на паром и положил свой мешок на палубу.

Женщина стояла к нему спиной, облокотившись о перила, и смотрела на воду у борта парома.

- Подождем немножко, - сказала она, не оборачиваясь. - Еще кто подъедет.

- Ты как: мужу помогаешь? Или сама за начальника переправы? - спросил Федотов.

- Сама.

- А муж есть?

- Не знаю. Был.

- На фронте?

- Не знаю. Все может быть.

- Теперь бывает. Не знают сами, замужние или вдовые.

- Твоя не вдовая.

- Моя незамужняя, - усмехнулся Федотов. - До войны все некогда было, а в войну жениться как-то ни к чему. Вдов и так хватает.

- Ты что, артиллерист? - спросила женщина, не оборачиваясь.

- Это почему же такая резолюция?

- Так. По форме. Такая, похожая.

- Танкист, - сказал Федотов.

- А-а... А ты фашистов видел?

- В живом состоянии мало. А что?

- Да так. Все понять не могу. Жили мы как все люди. И вдруг просыпаемся - нас бомбят, с воздуха бьют как попало. Мы с детьми бежали, с узлами, со стариками, а нас еще на мосту старались убить. И ни одного человека мы так и не видели. Никак не могу понять. Потом мы на грузовике, на поездах разных, на пароходе все ехали, и все казалось, что они за нами гонятся. От самого Балтийского моря вот куда добежали.

- Сами из Прибалтики, значит?

- Ну да... А ты убил хоть одного?

- Если б их не убивать, они бы и тут давно были, у тебя на переправе. Вот бы нагляделась тогда, какие они бывают.

- Нет, теперь я стала верить, что они сюда не дойдут. А отчего у тебя на щеке пятно?

- Где?

- Ну, на правой щеке.

Привалившись грудью к перилам, она все смотрела вниз на воду, ни разу не обернувшись.

- Забавное дело получается, - удивился Федотов. - На меня даже не поглядела, а все спрашиваешь.

- Глянула, значит. Ожог это?

- Ожог. А как ты не глядя видишь? Чудная, честное слово.

Две телеги, съехав под горку, шагом въехали одна за другой на паром.

Женщина поздоровалась с паромщицей и насмешливо сказала:

- Солдата себе в помощники подобрала? Это хорошо!

Федотов взялся за канат, паром туго сдвинулся с места, вода зажурчала у бортов. На том берегу женщина опять оторвала талончики и получила деньги. Федотов тоже заплатил за себя. Телеги уехали.

- Ну что ж ты? Сходи, - сказала женщина.

- Да не знаю уж, не раздумал ли я?

- Сходи, не дури.

- Да ведь мы не договорили. Как это ты на человека не глядишь, а видишь?

- Поживи так вот два года тут, в лесу, тоже научишься... В городе людей много, и все мне казались похожие, поглядел и забыл.

- А в лесу как?

- Не так. Посмотришь на человека, и потом долго его видишь... если хочешь. Уж он ушел, а ты его разглядываешь, какой он... Все-таки не так скучно.

- Факт, что чудная, - убежденно решил Федотов.

С другого берега закричали паром.

- Ну, сходи, - сухо сказала женщина и взялась за канат. - Сходи живо, а то на тот берег увезу, там и останешься.

Федотов, беззаботно посвистывая, взялся за канат и начал тянуть. Молча они переехали на ту сторону, перевезли вдвоем пассажиров и потом еще раз пять переехали туда и обратно. Он все не сходил. Разговор больше не вязался, почему-то обоим было как-то неловко, вроде стали уже немного знакомые - пошучивать неудобно, а знакомства настоящего еще нет, и говорить не подберешь о чем.

Переехав в шестой раз, Федотов наконец подобрал с досок палубы мешок, вскинул на плечо и попрощался.

- Пожалуй, мне пора, до деревни километров двенадцать, как раз дойду засветло.

Он поднялся на пригорок, шагая без дороги, по усыпанному пестрой листвою откосу, поросшему дубами и березами, потом вышел на вершинку и зашагал по дороге, мягкими извивами уходящей в поля.

Еще несколько раз со все большими промежутками паром, лениво плескаясь бортами в тихой воде, переплывал речку. Дорога обезлюдела, и в сумерках стих ветер. Деревья на склонах оврага перестали шуршать сохнущей, желтой листвой. Только с середины речки, когда открывалось ее устье у впадения в Волгу, на той стороне большой реки виден был еще освещенный заходящим солнцем луговой берег.

После долгого перерыва собралось трое пешеходов. Женщина привычно налегла на канат, паром двинулся, и она увидела, что на той стороне сидит танкист на пригорочке и курит.

- Ты что ж тут сидишь? - спросила она сердито, когда ушли люди.

- Да похоже, что раздумал сегодня в деревню. Завтра поспею. Мне это место понравилось.

- Так и будешь сидеть как пень?

- Точно. Вот тут у березы я себе поставлю дом. И вот с этого боку крылечко. И буду на приступочке сидеть и смотреть, как ты паром тянешь. Вот только война кончится, я сразу прямо сюда приду.

- Приходи, - сказала женщина.

- Так приходить?

- Приходи.

- А куда ты уходишь?

- Кончила работать, домой иду. А ты куда?

- А так, за тобой.

- Заходи, коли хочешь ребят поглядеть.

Они вошли в избу паромщика, построенную давным-давно у перевоза, и он сразу увидел троих рыжих ребят: двух мальчиков и девочку. Старшему было лет восемь, а другие двое были совсем малыши, года по четыре, наверное.