Якуб Колас - На росстанях

Добрых два часа занимались они, хотя сидеть в хате за надоевшими учебниками и отмахиваться от мух, когда за окном светло, зелено, просторно, удовольствие небольшое. Но ведь нужно повторить все пройденное. Учитель собирался в скором времени поехать в Микутичи к своим друзьям и старался до отъезда как можно больше подучить Лиду. Повторяли грамматику, синтаксис, делали грамматический разбор, писали диктовки, решали задачи. Там, где в подготовке не все шло гладко, учитель не отступал, пока Лида полностью не усваивала того или иного вопроса. Порой она в таких случаях впадала в отчаяние.

- Ничего из моего поступления не выйдет, - говорила Лида. Недовольство и безнадежность слышались в ее голосе.

- Об этом, Лида, ты не думай. Ведь если ты начнешь вбивать себе это в голову, то и в действительности ничего не выйдет. Веселее смотри на вещи!

Учитель терпеливо объяснял девушке то, что было усвоено ею не совсем твердо. Когда ей становилось наконец все ясно, она веселела.

- Ну вот, видишь? Не нужно опускать руки перед трудностями, подбадривал ее учитель.

Вообще же теперь Лида стала серьезнее и вела себя по отношению к учителю сдержанно и даже как бы немного холодно. После известного случая за полотняной занавеской она не выходила встречать Лобановича и не провожала его, когда он возвращался с хутора в Верхань.

- Ну, сделаем перерыв, - сказал Лобанович и поднялся.

Лида осталась сидеть за столом. Она думала о поездке Лобановича в Микутичи. Почему-то ей не хотелось, чтобы он туда ехал. Сказать же об этом учителю она не отваживалась.

- Чего задумалась, Лида?

Лида еще ниже наклонила голову.

- Так, ничего.

Помолчав немного, она подняла глаза на учителя и тихо сказала:

- Не надо вам ехать в Микутичи.

Лобанович удивился.

- Почему?

- Так, - ответила Лида, - не знаю. Но не ездите.

Учитель больше ничего не добился от Лиды. Она встала из-за стола и выбежала из хаты.

Тем временем Антонина Михайловна поджарила грибы, щедро заправила их сметаной.

- Давайте немного перекусим. Попробуйте моей стряпни и скажите, гожусь ли я в кухарки.

Она застлала стол чистой скатертью, принесла тарелки, крестьянскую закуску, поставила графинчик наливки и грибы.

Лобанович вынужден был признаться, что таких вкусных грибов он не ел никогда. Лида также хвалила грибы и ела их с удовольствием. А затем сказала:

- Пойду позову Колю, пусть и он попробует.

Когда она вышла из хаты, Антонина Михайловна, минуту помолчав, сказала:

- Закружили вы голову моей Лиде...

В этих словах учитель почувствовал и другие, невысказанные: "А если это так, то ты уж и не бросай ее".

Учитель чувствовал себя неловко, но все же сумел выдавить несколько слов.

- Дитя она еще. Все это пройдет у нее.

Идя в Верхань, учитель много чего передумал. И мысли свои заключил он украинской песней:

Ой, не ходы, Грыцю,

Та й на вечорницю!

XX

На школьном крыльце Лобановича встретила бабка Параска. По ее озабоченному лицу и той хитроватой улыбке, которая светилась на нем, учитель догадался - бабка знает какую-то новость. Но бабка не торопилась рассказывать, потому что не знала, как примет эту новость учитель.

- Ты, бабка, что-то скрываешь от меня? - заметил Лобанович.

- Этого, паничок, не скроешь, - ответила бабка и, понизив голос, проговорила: - Гость к вам приехал.

- Гость? Какой гость?

- Не сказал, кто такой, не назвался.

- А где он?

- Там, - показала бабка на дверь, что вела в квартиру учителя.

Пока шел этот разговор, неведомый гость подкрался к двери и запер ее на ключ. Лобанович заметил это лишь тогда, когда постучал в дверь, а затем и толкнул ее. Но дверь не открылась и никто не отозвался.

"Заснул он там, что ли? II кто это такой?" - подумал Лобанович, стоя возле двери.

Он постучал сильнее. Неизвестный гость забарабанил изнутри пальцем по двери, выстукивая целую мелодию: "Тра-та-та! Тра-та-та! Тра-та-та!"

"Кто-то из близких друзей, - подумал Лобанович, - но кто?"

Он постучал еще раз и, стараясь говорить басом, спросил:

- Терем-теремок! Кто в тереме живет?

Писклявый голос из-за двери, также измененный, ответил:

- Я мышка-норушка! А ты кто?

- Я медведь, - ответил Лобанович, - и могу выломать дверь.

- Тельшинский? - спросил тем же писклявым голосом гость.

И в тот же миг почему-то в памяти Лобановича промелькнула картина встречи с Турсевичем на Полесье. Лобанович тогда точно таким же образом подшутил над приятелем, как теперь шутит гость над ним.

- А-а-а! - вскрикнул Лобанович. - Загадка разгадана. Открывай, Максим, дверь!

В замке лязгнул ключ. Дверь открылась. Действительно, это был Турсевич. Отступив на шаг, он пригнулся, одной рукой уперся в колено, а другой показывал на Лобановича а хохотал.

- Не ждал меня? - спросил он.

Вместо ответа Лобанович бросился к приятелю, крепко обнял его.

- Ждать-то я ждал, но только не сегодня. Почему не написал, когда приедешь? Я встретил бы тебя.

- А я решил преподнести тебе сюрприз, застать тебя врасплох, - ответил Турсевич, а затем спросил: - Ты где же это бродишь?

- Где я был, там теперь меня пет.

- Вишь ты какой конспиратор! Ну, покажись, что ты за человек.

Турсевич взял приятеля за плечи, повернул его направо, налево, поглядел в лицо.

- Ничего, можно смело принимать в солдаты, - заключил Турсевич свой осмотр.

- Лучше, брат, быть арестантом, чем слугою царя, - шутливо ответил Лобанович.

- Ну, это как на чей вкус, - заметил Турсевич. - Что касается меня, то я не хотел бы стать ни тем, ни другим.

- А если бы перед тобой поставили такую дилемму - солдат или арестант? Что ты выбрал бы?

Турсевич, видимо, счел, что этот вопрос не имеет под собой реальной почвы, и не ответил на него.

- Ни солдатом, ни арестантом не хочешь быть? - заметил Лобанович. - А я, брат, живу по поговорке: "От сумы да от тюрьмы не отрекайся". Ну, да ладно, - прервал он самого себя. - Рад, что ты приехал... Скажи, как находишь ты мое новое место?

Турсевич одобрительно мотнул головой.

- Гм! Хорошее местечко, ей-ей! Не то что паше былое Тельшино! Простора много, свет видать.

- А я с удовольствием вспоминаю Тельшино. И когда думаю о нем, - а думаю часто, - меня охватывает грусть, словно я утратил что-то дорогое. Может, потому, что там оставлена некоторая частица души, - с печалью в голосе проговорил Лобанович.

- Знаю, знаю, что ты утратил, вернее - кого утратил: Ядвисю, - пошутил Турсевич, внимательно глянув на приятеля.

Лобанович немного смутился. Само слово "Ядвися" больно отозвалось в его сердце, и наблюдательный Турсевич это заметил.

- Что, не правду сказал? - не оставляя шутливого топа, со смехом воскликнул Турсевич, но, чувствуя, что он затронул рану в сердце Лобановича, уже серьезно добавил: - Ты, Андрейка, не гневайся и не сердись на меня. Прости, если затронул твою больную струнку. Ядвися стоит того, чтобы о ней порой и вздохнуть.