Якуб Колас - На росстанях

Сколько раз Лобановичу приходилось выслушивать такие жалобы, и всегда они вызывала в нем чувство какой-то и своей вины в беде народа..

- Нечего, дядька, - Лобанович взял Шуську за руку и, волнуясь, даже запинаясь порой, продолжал: - Вы же знаете, не всегда так будет, надо только нам, трудящимся людям, ближе стать друг к другу, чтобы вместе защищать свои интересы, отстаивать свои права. А если так будет, то упадет с престола коронованный идол, разбегутся его прислужники. Тогда и поля и луга перейдут в крестьянские руки, которые сами сумеют обработать их, управиться с ними. Не будете крадучись выкашивать полянки в панском лесу, на свое собственное поле пойдете работать.

Лопаткевич незаметно дернул Лобановича за рукав.

- Пусть учитель не беспокоится, - открыто глянув ясными глазами на Лопаткевича, проговорил Шуська, - ничего плохого из нашего разговора не будет, в плохие уши он не попадет. А если скажу кому, то такому же горемыке, как я сам. Он меня поймет, потому что и сам хочет дождаться лучшей доли.

На губах Раткевича снова появилась понимающая, хитроватая улыбка.

- Если учителя погулять собрались, то на доброе здоровье, - сказал он. - А может, гуляя, поговорить о чем-нибудь захочется - говорите смело. Мы тут поблизости походим и, если что такое, дадим знать. Не так нам уже та панская трава нужна, - закончил Раткевич.

Учителя, взволнованные неожиданной встречей и поддержкой, поблагодарили свою добровольную стражу и двинулись дальше.

Лобановичу стало понятно, что разговоры, которые он и Садович вели с крестьянами, не пропали даром. "Молодец Бас! - мысленно похвалил он Садовича. - Действительно это ваша опора!"

Когда подходили к Пристаньке, увидели гуляющих возле реки знакомых учителей. Они громко приветствовали группу Лобановича. Тотчас же показался из лесу и Садович со своими друзьями. Все сошлись на высоком и живописном берегу Немана, где можно было присесть или просто поваляться на сочной зеленой травке.

Всего собралось двадцать один человек. Это были молодые хлопцы, до-двадцати пяти лет. Одному Ничыпару Янковцу было лет под тридцать. У некоторых только еле-еле пробивались усики. Зато попался в один бородач. Это был Милевский Адам. Он отпустил длинную, рыжую, выстриженную в середине бороду, какие носили министры при царе Александре II. Борода Милевского была предметом шуток со стороны учителей, но он не обращал на шутки внимания, сам смеялся над собой и объяснял, что бороду он носит для "фацеции". Одеты учителя были хоть и не очень богато, но все же на городской лад, а некоторые даже и щеголевато. Фуражки они носили черные и белые летние с бархатными околышами. Были, правда, учителя и без фуражек, без пиджаков, в одних только верхних рубахах.

Когда разговоры и шум немного стихли, Садович обратился к учителям:

- Товарищи! Давайте приступим к делу, ради которого, собственно говоря, мы и собрались здесь.

- Поскольку мы собрались для того, чтобы навсегда сбросить с себя одежду "ветхого Адама", - отозвался Иван Тадорик, - давайте сперва искупаемся в Немане, а наше собрание не медведь, в лес не убежит. Приступим к важному делу с чистой совестью и с чистым телом.

- Ты мне всегда портишь обедню! - напустился на Тадорика Садович. Проведем собрание - оно будет недолгим - и тогда смоешь "ветхого Адама". Как народ считает? - спросил он учителей.

- Сначала собрание, купаться потом! - загудели все, в том числе и Лопаткевич и Гулик. Им, очевидно, хотелось поскорей развязаться с этим небезопасным делом.

- Если так, то перейдем к делу, - торжественно объявил Садович. Товарищи! - продолжал он. - Как водится всюду на свете в таких случаях, нам надо выбрать председателя собрания и секретаря. Кого выберем председателем? Я предлагаю Ничыпара Янковца.

- Кто палку взял, тот и капрал, - откликнулся Ничыпар. - Будь ты председателем... Хлопцы! Я предлагаю выбрать Садовича, он в таких делах мастак.

Учителя зашумели. Одни называли Ничыпара, другие - Садовича. После недолгих пререканий председателем собрания был избран Садович, а секретарем - Райский.

Став председателем собрания, Садович сразу переменился. Черты его лица сделались строгими, глаза грозными, грудь его еще более подалась вперед, и голос зазвучал по-новому.

- Товарищи! Сегодняшнее собрание - важнейшее событие в нашей учительской жизни, - начал он. - Мы живем в такое время, когда все лучшие люди России отдают свою волю и энергию на борьбу с царизмом, за равноправие и свободу народа. Никакие кары царских прислужников не могут сломить революционных борцов. Царский трон зашатался...

- Но царь с трона не свалится, - заметил Тадорик.

- Вот мы и должны свалить его! - грозно сказал оратор. - Наша святая обязанность - открыть глаза народу. Наш долг перед народом - организоваться в революционный учительский союз, присоединиться к Всероссийскому учительскому союзу и общими усилиями, по единой программе повести борьбу за освобождение народа из ярма царского самодержавия, за землю и волю.

Говорил Садович долго и довольно складно. Многие из слушателей, в том числе и Лобанович, подумали: "А хорошо говорит Бас!" - и втайне позавидовали его красноречию.

- Наш долг, - закончил свою речь Садович, - организовать сегодня же учительский союз борьбы с царизмом. Так обсудим это. Кто хочет сказать?

- А что здесь обсуждать и что говорить? - тряхнул длинными волосами Ничыпар Янковец. - Дело ясное, такая организация нужна! - И он решительно махнул рукой.

- Конечно, нужна! - подхватили учителя. Даже Гулик и Лопаткевич проявили вдруг некоторую воинственность.

- Я так думал, и все мы так думаем, - сказал в заключение Садович. Нам, друзья, надо оформить наше постановление.

- А какое постановление? - спросил Лопаткевич.

- Такое, - ответил Садович. - "Девятого июля тысяча девятьсот шестого года - то есть сегодня - мы, нижеподписавшиеся, постановили: первое организовать учительский союз; второе - поставить своей задачей бороться с самодержавным строем... " Более подробно мы обсудим и запишем дома, потому что здесь у нас нет ни бумаги, ни чернил, - прервал сам себя Садович.

- Валяй! - махнул рукой Лопаткевич.

На этом учительское собрание на Пристаньке было окончено, и его участники, быстро сбросив с себя одежду, пошли в Неман смывать "ветхого Адама".

XXVII

Лобанович несколько по-иному представляя себе учительский съезд. В его воображении он рисовался весьма торжественным и важным событием. А на деле вышло все значительно проще. Не довелось ему даже выступить с докладом, над которым он так долго ломал голову. Короче говоря, не хватало надлежащей серьезности. А это объяснялось тем, что среди участников съезда не было людей, прошедших настоящую революционную школу на практике.