Якуб Колас - На росстанях

Но вот стукнула дверь в сенях и Лида услышала знакомые, размеренно-неторопливые шаги. Еще мгновение - и порог хаты переступил тот, кого она ждала.

- О, какая молодчина моя Лидочка! - воскликнул Лобанович, остановившись возле двери. - Учебников из рук не выпускает! Ну, день добрый, Лидочка!

Учитель подошел к столу и поздоровался с Лидой.

- А я знала, что вы сегодня придете, - сказала Лида. Ей хотелось рассказать про жука, который приснился ей в эту ночь, но она сдержалась: ведь ставить в один ряд жука и учителя неудобно, учитель может обидеться.

- Откуда и как ты могла знать, что я приду сегодня?

Лида смутилась, опустила глазки, а затем взглянула на учителя.

- Знала - и все, - ответила она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

- Ну, а вчера ты думала, что я приду? - допытывался Лобанович.

"Зачем я допрашиваю ее?" - промелькнула у него мысль.

Лида снова опустила глаза.

- Думать думала, а ждать не ждала, - призналась она и глянула учителю в глаза.

"А все же она славная", - подумал Лобанович.

В хату вошла Антонина Михайловна. Ласковая улыбка, заигравшая на ее губах и открывшая щербатый рот, свидетельствовала о том, что Антонина Михайловна рада видеть учителя, которого уже около недели не было здесь. Она приветливо пожала ему руку. Ее темные глаза загорелись дружелюбным огоньком. В эту минуту она была даже красивой. Антонина Михайловна присела на скамеечку возле стола.

- А мы уже и затосковали здесь без вас, - начала она.

Лида немного смутилась и опустила головку. Видимо, она боялась, как бы мать не сказала чего-нибудь лишнего об их интимных разговорах.

- Ну, как же вы съездили? - спросила Антонина Михайловна.

Вопрос был совсем простой, но не так легко было ответить на него.

- В том-то и вся сила, как съездил, - немного помолчав, отозвался Лобанович.

Ему надо было выиграть время. Хотя он, идя сюда, и обдумал разговор с Антониной Михайловной и Лидой, но в их присутствии подготовленные фразы были забракованы.

В словах учителя Антонина Михайловна почуяла намек на какую-то неприятность, которая произошла с ним в дороге.

- Да уж рассказывайте все! - забеспокоилась Антонина Михайловна.

Лида также ждала, что скажет учитель.

- Съездил я так, что, наверно, проездил и свою верханскую школу и свою учительскую службу.

Антонина Михайловна и Лида сразу притихли.

- Как вас понимать? - недоуменно спросила Антонина Михайловна. - Или вы просто шутите? Как же это можно проездить и школу и учительскую службу.

- Да вот так получилось, - ответил Лобанович. Хотелось сказать всю правду, но он сдержался, в таких делах осторожность никогда не мешает. - Мы, молодые учителя, - продолжал Лобанович, - давно хотели собраться, поговорить о наших делах, о том, что мы должны делать... ну, и просто чтобы повидаться и повеселиться.

- А разве до этого времени вы не знали, что должны делать учителя? иронически спросила Антонина Михайловна.

- Знали, но не все.

- Ничего не понимаю, - пожала плечами Антонина Михайловна. - Ну, рассказывайте дальше.

- А дальше мало чего осталось рассказывать. Кто-то, видимо, донес в полицию, что в селе Микутичи собралось много учителей, а для чего? Всем теперь мерещится крамола. Вот ночью и заглянули к нам становой пристав с урядником и полицейскими стражниками. Переписали нас. Да, правду сказать, в этом и нужды не было, потому что сами мы подписались. По-настоящему нас должны были арестовать. Может, полиция так и поступила бы, если бы не сбежался народ. - Лобанович подумал, не сказал ли он что-нибудь такое, чего не стоило говорить. - Ну вот и все, - закончил он свой короткий рассказ.

Антонина Михайловна заметно помрачнела. Лида сидела потупившись. Мать и дочь некоторое время молчали. Молчал и их гость.

- И что же теперь будет с вами? - спросила Антонина Михайловна.

- Все может быть: со службы уволят, могут арестовать и под суд отдать.

Антонина Михайловна укоризненно покачала головой.

- И зачем нужно было искать себе лиха? - проговорила она.

- А я вам и говорила, чтоб не ездили, - тихо заметила Лида, не поднимая головы.

- Эх, - вздохнул Лобанович, - если бы знал, где упадешь, соломки подостлал бы. Живым в землю не полезу. И ничего страшного здесь не вижу. Мало ли народу сидит в острогах! А может, еще ничего и не будет.

Чтобы дать другое направление разговору, он достал и показал бумагу, полученную из дирекции народных школ, - благодарность за хорошую подготовку учеников к экзаменам.

- Было бы хорошо, кабы все хорошо кончилось, - недоверчиво проговорила Антонина Михайловна и тяжело вздохнула.

- Всегда надо надеяться на лучшее, а вместе с тем не следует быть и слишком беззаботным, - заметил учитель.

XXXII

Лобанович вздохнул с облегчением, очутившись за пределами хуторка. И все же у него было такое чувство, словно он что-то утратил и ему чего-то не хватает. Правду говоря, не очень приятно было рассказывать о неудачной поездке в Микутичи. Приходилось изворачиваться, хитрить - ведь он хотел рассказать все и в то же время кое о чем умолчать. Инстинкт самосохранения толкал его на такой путь - ведь учитель был уверен, что так или иначе ему придется иметь дело с начальством и давать объяснения по существу захваченного приставом протокола, а может быть, отвечать и на вопросы следователя. Снова и снова вспоминал он свой разговор с Антониной Михайловной и Лидой, их настроение, навеянное рассказом Лобановича. Ему было ясно, что теперь они не будут выражать особенной радости, увидев учителя в своей хате. А если его уволят из школы, то, может быть, на двери их дома будет висеть замок. Но как бы там ни было, Лобанович твердо решил довести до конца подготовку Лиды в городское училище, разве только его ноги не будут свободно ходить по земле.

Кончалось лето. Отгремели июльские и августовские ночные грозы, громко пропев свои песни лету. День за днем пустели поля. Верханцы уже убирали поздние яровые. Поспевала гречиха. Просторы земли, казалось, теперь не были такими широкими, привольными и таили в себе какую-то неясную, невысказанную печаль. Смолкли разнообразные птичьи песни. Одни только дружные, веселые скворцы, вырастив птенцов, собирались в огромные стаи, летали над полями, то сбиваясь в густые, черные кучи, то рассыпаясь в воздухе прозрачными сетками. Старые скворцы, видимо, обучали молодых, укрепляли их крылья перед отлетом в дальние края. То же самое делали и аисты. Они то медленно, неторопливо похаживали целыми вереницами по буграм на лугу, то стояли неподвижно, словно о чем-то совещаясь, то поднимались высоко в небо и долго-долго кружились под облаками, испытывая силу своих крыльев. Эх, вольные птицы, как не позавидовать вашим легким быстрым крыльям!..

Кончалось лето, замирала природа, угасали сверкающие огни ярких лучей солнца. Легкой, теплой дымкой, словно печалью, застилались тихие дали с их лесами и синеватыми кудряшками далеких рощиц и перелесков.