Якуб Колас - На росстанях

- Как понимать твои слова?

- Если бы с нами был Янка Тукала, он ответил бы тебе каким-нибудь афоризмом.

Болотич недоумевал еще больше.

- Ничего не понимаю. Какой афоризм сказал бы он?

Лобанович развел руками.

- Ход его мыслей отгадать не так-то легко. Он мог бы сказать нечто вроде загадки библейского Самсона, например: "От поедающего получилось то, что можно есть, и от сильного получилось сладкое".

Теперь Болотич развел руками.

- Напускаешь ты на все какого-то туману. Чем дальше в лес, тем больше дров. Одно можно сказать, - усмехнулся Болотич, - ты тот заяц, за которым гонятся гончие, и ты закручиваешь петли, чтобы сбить их с толку.

- Вот, вот! - подхватил Лобанович. - Наконец и ты можешь напасть на след.

Они немного посмеялись.

- А что думаешь делать сейчас?

- Сказать тебе правду - и сам не знаю. Жандармы выгнали меня из Вильны, потому что я под надзором полиции. Разрешения на право жить в Вильне у меня нет. А там я имел кое-какой заработок.

- Так ты сейчас из Вильны?

- Оттуда, братец.

- А отсюда куда направишься?

Лобанович вскинул глаза на Болотича.

- А что, если ты приютишь меня на своей квартире?

Болотич замялся:

- Что же, день-два поживи у меня...

- А вот скажи ты мне правду. Если бы я был не бродягой-изгнанником, а важным чиновником, с окладом в тысячу рублей, тогда на сколько дней ты предоставил бы мне приют?

- Получи тысячный оклад и тогда спрашивай... Знаешь, Андрей, я приютил бы тебя и больше, но известно ли тебе, что пишут о вас, о таких, как ты, в "Минском голосе"?

- Это в той газете, где редактором черносотенец и изменник родины Шмидт?

- Я не знаю, кто он такой, знаю только, что он редактор "Минского голоса" и написал в газете вот что.

Болотич взял со стола, где все бумажечки лежали каждая на своем месте и царил образцовый порядок, номер газеты "Минский голос" и показал заметку, в которой участники учительского собрания в Микутичах шельмовались на все лады.

Лобанович наскоро просмотрел заметку и сказал приятелю:

- Можешь дать мне этот номер?

- Для тебя я и берег его, - ответил Болотич.

XXV

Позавтракав у приятеля, Лобанович отправился на поиски адвоката Семипалова, чтобы передать ему письмо от редакторов. Адвоката дома не оказалось - он выехал на неопределенное время на юг Украины. Таким образом, надежды на Семипалова отпали. Да и что он мог сказать и какой дать совет? Вероятно, посоветовал бы ехать домой и у местного полицейского начальства просить разрешения жить и работать в Вильне. "Но я и без попа знаю, что в воскресенье праздник", - вспомнил Лобанович старую поговорку.

В скверике напротив архиерейского дома он выбрал спокойное местечко, присел на скамейку и достал из кармана "Минский голос", в котором была помещена злая заметка о народных учителях под названием "Без ума и совести". Прочитал и задумался. И здесь пришла ему в голову мысль зайти к редактору "Минского голоса", к черносотенцу Шмидту, и в связи с этой заметкой поговорить с ним в том плане, в котором они с Янкой Тукалой проводили репетицию допроса. Сначала мысль эта показалась нелепой, но чем больше размышлял он, тем сильнее она захватывала его. И в самом деле, что он теряет? Если редактор даже не захочет разговаривать с ним, так что за беда! О Шмидте ходили разговоры, что прежде он был флотским офицером, украл планы Кронштадтской крепости и передал их немецкой разведке. Ему дали за это десять лет каторжных работ, но царь Николай II отменил наказание и вернул редактору гражданские права. А сейчас Шмидт самый преданный "истинно русский" человек. Лобанович окончательно укрепился в своем намерении сходить к Шмидту. Хоть посмотрит, что это за человек, и попробует завести разговор об уволенных учителях, которых шельмовала газета.

В приемной редактора "Минского голоса" сидели два человека - поп и какой-то захудалый чиновник. Попа сейчас же пригласили в кабинет. Через несколько минут он вернулся оттуда, веселый, довольный, и кивнул чиновнику, чтобы тот вышел с ним вместе. Лобанович услыхал слова попа, сказанные им уже у двери:

- Скажу тебе, человече: голова!

Они исчезли.

- Как доложить о вас господину редактору? - обратился к Лобановичу служитель с рыжеватой бородкой, неинтересный с виду.

- Скажите: корреспондент "Виленского вестника", газеты виленского генерал-губернатора, - важно проговорил Лобанович.

Служитель с уважением взглянул на посетителя и даже поклонился. Лобанович сам себе заметил: "Клюет!"

Человек с рыжеватой бородкой тихонько юркнул в дверь редакторского кабинета и тотчас же вернулся.

- Пожалуйста! - показал он головой на дверь.

В просторном кресле за столом, застланным зеленым сукном, сидел редактор, без пиджака. Это был невысокий, коренастый человек, с широким лицом, с круглыми выцветшими глазами, с копной поседевших волос. На нем была русская рубашка с расстегнутым воротом, из которого выступала толстая, как у вола, шея. В ответ на приветствие Лобановича он только слегка пошевельнулся в своем кресле.

- Чем могу быть полезным? - довольно сурово спросил он.

- Я хочу поговорить с вами, господин редактор, не только о своем деле, но и о деле своих коллег - учителей.

Редактор немного шире раскрыл глаза, но молчал, приготовившись слушать дальше. Лобанович сделал небольшую паузу.

- Я вас слушаю, - уже нетерпеливо проговорил редактор.

Лобанович вытащил из бокового кармана аккуратно сложенный номер "Минского голоса", развернул его, нашел заметку "Без ума и совести" и указал на нее редактору.

- Я, господин редактор, и есть один из тех, которые в заметке значатся под таким титулом.

Редактор взял из рук Лобановича газету, взглянул на заметку. Лицо его сразу переменилось. В выцветших глазах блеснул злой огонек.

- Так что вам нужно? - спросил редактор так сердито, словно перед ним был не молодой человек, а какой-то вредный гад.

- Если человека незаслуженно обливают помоями, - спокойно, хотя и с горечью в голосе ответил Лобанович, - то совершенно естественно, господин редактор, что этот человек хочет очиститься от такой грязи.

Редактора, показалось Лобановичу, тронули эти слова.

- Я не понимаю вас, - сказал он.

- Дело вот в чем, господин редактор: то, что написано про нас в вашей газете, ни в какой мере не отвечает действительности.

Редактор недоуменно взглянул на посетителя.

- Как же так? Но было же у вас недозволенное, запрещенное законом собрание? Даже и постановление вы написали! - запротестовал редактор.

Лобанович глянул редактору в глаза.

- Жалко, что пристав, которому, конечно, хотелось выслужиться, взял одно только так называемое постановление. Но почему он не позаботился присоединить к нему полтора десятка пустых бутылок из-под водки? Тогда было бы понятно, откуда и как могло появиться это постановление.