Марк Колосов - Письма с фабрики

Так ведь?

Абрамов. Ну, так!

Начальник цеха. Ну, то-то.

Орлов. Ты был на фронте? Какой ты там приобрел опыт?

Абрамов. Опыт приобрел тот, что, если есть желание, можно выполнить задачу в любых условиях. Всегда стараюсь помнить армейскую заповедь: "Не можешь - научим!"

О р л о в. А скучал ты там по своей фабрике?

А б р а м о в. Конечно!

Орлов. Ну, а когда приехал, какие у тебя были впечатления?

Абрамов. По возвращении с фронта, из-за границы, мне бросилось в глаза наше преимущество. Там хорошо живет только имущий класс. Всякий старается обмануть, а если поднялся немножечко с низов, уселся на доходное место, своего брата, с которым вместе мучился и страдал, уже не узнаёт. Каждый заботится только о себе и старается утопить другого. У нас совсем наоборот.

Наш строй теплее. Если одна молодая работница что-нибудь не знает, другие девчата помогают ей, и на следующий день у Зои или Ани тоже выходит не хуже. Там этого нет. Если ты идешь по наклонной плоскости, никто тебя не остановит, не поддержит. У нас есть трудности, но это не беда. Мы сообща устраняем их. Так ведь?

О р л о в. Так точно, Василий Федорович. Сколько же людей ты обучил техминимуму?

Абрамов. Ткачих обучаю в первой группе четырнадцать человек. Это уже последние отстающие. Из них только одна не выполнила плана.

Орлов. Стало быть, благодаря техминимуму у тебя из сорока шести ткачих только одна не выполнила плана! Да и ту ты научишь, подтянешь. Я знаю! Так ведь?

Абрамов. Так! Конечно!

О р л о в. Ну, то-то! Мне это необходимо отобразить в газете.

Я нарочно остался сегодня вечером - пойду, думаю, узнаю у Абрамова, как он так дело организовал, что весь его участок стал передовым. Мне ведь до зарезу такой материал нужен. Ты мне расскажи о своих поммастерах.

Абрамов. О Широкове можно написать. Очень добросовестно относится к работе. Кропотливо копается в станке, пока не устранит все неполадки. А вот Ивана Петровича Ершова пришлось погонять. Ругает ткачих без дела. Тем оправдывается, что привык по-старому. Теперь работницы хотят, чтобы их уважали и объясняли бы, а не ругали. Я со всеми своими помощниками в этом году проводил занятия. Много пришлось повозиться с Железновым. Не хватает у него терпения. Смотришь, работа на станке не ладится из-за какой-нибудь ерунды, а он до нее докопаться не может.

О р л о в. Ну, а что мешает работать?

Абрамов. То мешает, что все время приходится отвлекаться.

Вместо того чтобы следить за работой своего участка, приходится ходить за недостающими деталями, за пряжей, за утком.

Орлов. Можешь ты описать какой-нибудь обыкновенный свой рабочий день?

Абрамов. В общем, день проходит так. Придешь на смену, начинаешь первый обход, смотришь, все ли вышли на работу. Иногда обнаружишь, что не хватает двух-трех ткачих. Тут же обращаешься к передовым работницам, к коммунисткам: "Давайте уплотнимся, возьмем их станки!" Работницы не возражают, берут.

Затем я обращаю внимание на температуру в цехе и на влажность. Если несколько форсунок не работает, тут же заставляю увлажнильщикаДолбилова привести в порядок. Спрашиваю, почему это случилось. Он говорит: "Недоглядел, когда принимал смену".

Затем наблюдаю, как идут дела, как работают ткачихи, поммастера.

Большую радость мне доставляют бригады Кировой, Прокофьевой.

Работают они проворно, замечательно, - одним словом, простоя у них никогда нет. Затем иду в заготовительный отдел к мастерам, начинаю там выяснять, почему мне недодали основы. Если с мастером не договорюсь, иду к начальнику цеха. Он начинает объяснять, что основной пряжи не хватает. Но я уже заранее выяснил, прежде чем к ним идти, что здесь дело не в пряже, а в том, что это мастер проморгал, просто его небрежность. Ну, значит, добиваюсь основ, мобилизую людей на заправку, не допускаю, таким образом, простоя станков из-за отсутствия пряжи. Вот я замечаю-плохо идет ткань у молодой ткачихи Козявкиной. Оказывается, у нее завышенная плотность. Вызываю поммастера, даю указание. Ткачиха Николаева говорит, что у нее идет узкое полотно. Я останавливаю станок, заставляю перевести край. Оказывается, виновата сменш.ица Николаевой Емельянова. Ей нужно было в свое время перевести край, а она протащила его и ушла. Я это все в книге "Сдача - приемка"

отмечаю, чтобы мой сменщик знал.

О р л о в. Ты с кем меняешься-то?

Абрамов. Я меняюсь с Жагриным. Хороший практик!

Орлов. Почему же он от тебя отстает?

Абрамов пожимает плечами, молчит.

Начцеха.Я тебе помогу, Василий Федорович, ответить на этот вопрос. Жагрин как организатор слабоват. Старателен, но нет еще партийной ответственности.

Орлов. Ну, а как ты с браком борешься?

Абрамов. Ну вот, скажем, Овечкина сделала брак. Начинаю ее стыдить: "Девушка молодая, а глаза у тебя ничего не видят, очки нужно выписать!" Но лучше всего брак устраняется учебой. Учатся девушки хорошо. Они очень внимательно слушают и конспектируют то, что я объясняю. У меня в группе нет таких учениц, которые бы занимались невнимательно и были рассеянны, за исключением разве Овечкиной. Приходит недоспавши. Ну какая же тут учеба! Воро.чкова стала пропускать. Объясняла тем, что сильно обременена семьей. Я ей поверил, потому что она хорошо работает. Ну, раз учиться нет возможности, я стал почаще заглядывать на ее станки - учить на месте. Это уважительная причина. А Овечкиной сказал: "Тебя-то самое как зовут?" "Овечкина". - "А величают?" - "Ольгой Михайловной". - "Так-то оно так, говорю, а правильнее бы величать тебя Последней Невыполняющей! Одна ты у меня такая на весь участок. Эх, подводишь ты себя и меня, всех подводишь".

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

Заседание комсомольского бюро. - Дневник Веры Чучеловой. - Зоя Карамова. - Советская фабрика-одна большая семья.

Зашел в комитет комсомола - та же комната, что и до войны.

Но по стенам много групповых фотографий. На каждой из них изображен комсомольский комплект или комсомольская бригада. Нет, это не случайное соседство более или менее удачно рассевшихся людей, а крепкое, неповторимое содружество.

Много фотографий молодых солдат и моряков украшают стены комнаты, напоминая о суровых и великих днях Отечественной войны.

Пока я рассматривал фотографии, в комнату вошла девушка с ниспадающими до самых плеч глянцевито-черными локонами и, бросив быстрый взгляд в сторону витрины, заметила с улыбкой:

- Хорошее теперь имеет свое лицо. Плохое-безлико! Лодырей и спекулянтов разве величают у нас по имени и отчеству?

"Гражданин с кубышкой" - вот как их кличут. Они и сами норовят быть незаметными. Не так разве?!

Вслед за нею в комнату вошли еще несколько девушек - члены комсомольского бюро и с ними Королев. Вошла Нина Прокофьева.

Ей предстояло сделать сообщение о своем опыте. Началось заседание бюро. Королев сказал несколько слов о Прокофьевой.