Максим Горький - Том 6. Пьесы 1901-1906

Кропилкин. А ту дачу — кто ныне снял?

Пустобайка (угрюмо, густым голосом) . Инженер Суслов.

Кропилкин. Всё новые?

Пустобайка. Чего?

Кропилкин. Всё новые, мол. Не те, что в прошлом году жили…

Пустобайка (вынимая трубку) . Всё одно. Такие же.

Кропилкин (вздыхает) . Оно конечно… все — господа… эхе-хе!..

Пустобайка. Дачники — все одинаковые. За пять годов я их видал — без счету. Они для меня — вроде как в ненастье пузыри на луже… вскочит и лопнет… вскочит и лопнет… Так-то…

(Из-за угла дачи Басова, шумя и смеясь, проходит по дороге в лес группа молодежи с мандолинами, балалайками и гитарами.)

Кропилкин. Ишь ты… музыка! Тоже, видно, представлять собираются?..

Пустобайка. И будут… чего им! Народ — сытый…

Кропилкин. Вот никогда я не видал, как господа представляют… чай, смешно? Ты видал?

Пустобайка. Я — видал. Я, брат, все видал…

(Справа доносится гулкий хохот Двоеточия.)

Кропилкин. Ну? Как же они?

Пустобайка. Очень просто: нарядятся не в свою одежу и говорят… разные слова, кому какое приятно… Кричат, суетятся, будто что-то делают… будто сердятся… Ну, обманывают друг дружку. Один представляется — я, дескать, честный, другой — а я умный… или там — я-де несчастный… Кому что кажется подходящим… он то и представляет…

(Кто-то на левой стороне свистит собаку и кричит: «Баян! Баян!» Пустобайка колотит по скамье обухом топора.)

Кропилкин. Ах ты… сделай милость! Н-да… И песни поют?

Пустобайка. Песен они мало поют… Инженерова жена верещит когда… ну, голос у ней — жидкий.

Кропилкин. Идут господа…

Пустобайка. Ну, и пускай идут…

(Двоеточие выходит с правой стороны около сцены, за ним Суслов.)

Двоеточие (добродушно) . Ты надо мной не смейся… куда тебе! Тебе, понимаешь, едва сорок минуло, а ты — лысый, а мне под шестьдесят — однако я кудрявый, хоть и седой — что? Хо-хо!

(Пустобайка все время лениво и неуклюже возится около сцены со скамьями. Кропилкин осторожно отходит за сцену.)

Суслов. Ваше счастье… Продолжайте, я слушаю…

Двоеточие. Давай сядем. Так вот — явились, значит, немцы… У меня заводишко старый, машины — дрянь, а они, понимаешь, всё новенькое поставили, — ну, товар у них лучше моего и дешевле… Вижу — дело мое швах, подумал — лучше немца не сделаешь… Ну, и решил — продам всю музыку немцам. (Задумчиво молчит.)

Суслов. Всё продали?

Двоеточие. Дом в городе оставил… большой дом, старый… А дела теперь у меня нет, только одно осталось — деньги считать… хо-хо! хо-хо! Такой старый дурак, если говорить правду… Продал, знаешь, и сразу почувствовал себя сиротой… Стало мне скучно, и не знаю я теперь, куда мне себя девать? Понимаешь: вот — руки у меня… Раньше я их не замечал… а теперь вижу — болтаются ненужные предметы… (Смеется. Пауза. Варвара Михайловна выходит на террасу и, заложив руки за спину, медленно, задумавшись, ходит.) Вон Басова жена вышла. Экая женщина… магнит! Кабы я годков на десять моложе был…

Суслов. Ведь вы… кажется… женаты?

Двоеточие. Был. И неоднократно… Но — которые жены мои померли, которые сбежали от меня… И дети были… две девочки… обе умерли… Мальчонка тоже… утонул, знаешь… Насчет женщин я очень счастлив был… всё у вас, в России, добывал их… очень легко у вас жен отбивать! Плохие вы мужья… Приеду, бывало, посмотрю туда-сюда — вижу, понимаешь, женщина, достойная всякого внимания, а муж у нее — какое-то ничтожество в шляпе… Ну, сейчас ее и приберешь к рукам… хо-хо! (Влас выходит на террасу из комнат, стоит и смотрит на сестру.) Да, все это было… а теперь — ничего вот нет… ничего и никого… понимаешь…

Суслов. Как же вы… думаете жить?

Двоеточие. Не знаю. Посоветуй! А чепуха, брат, эта твоя ботвинья… и поросенок тоже… есть поросенка летом — это называется анахронизм…

Влас. Ну, что, Варя?

Варвара Михайловна. Ничего… так… жалкий человек я… да?

Влас (обнимает ее за талию) . Хочется сказать тебе что-то ласковое… да не знаю, как это говорится… не знаю…

Варвара Михайловна. Оставь меня, милый…

Двоеточие. Вон к нам господин Чернов идет…

Суслов. Шут гороховый…

Двоеточие. Бойкий паренек, а бездельник, видимо…

Влас (подходя) . Кого это вы?

Двоеточие. А вот племянника, хо-хо! Да и вы тоже, видать, не очень деловиты, а?

Влас. Насколько я успел узнать вас, почтеннейший Семен Семенович, под словом дело вы подразумеваете выжимание соков из ближних ваших? В этом смысле я еще не деловит… увы!

Двоеточие. Хо-хо! Вы не горюйте! В юности, понимаете, это трудненько: совесть еще не окрепла, и в голове кирель розовый вместо мозгов. А созреете, и преудобно воссядете на чьей-нибудь шее, хо-хо! На шее ближнего всего скорее доедешь к благополучию своему.

Влас. Вы, несомненно, человек опытный в такой езде… верю вам! (Кланяется и уходит.)

Двоеточие. Хо-хо! Отбрил и доволен! Миляга: Чай, поди-ка, героем себя чувствует… Ну, ничего, пускай потешится молодая душа. (Опустив голову, сидит молча.)

Калерия (выходит на террасу) . Ты все еще не можешь помириться?

Варвара Михайловна (негромко) . Нет, не могу…

Калерия. Кого ты будешь ждать теперь?

Варвара Михайловна (задумчиво) . Не знаю… не знаю.

(Калерия, пожимая плечами, сходит с террасы, идет налево, скрывается за углом дачи.)

Двоеточие. Н-да! Ну, так что же, Петруха… Как же я буду жить-то?

Суслов. Это не решается сразу… надо подумать…

Двоеточие. Не решается? Хо-хо! Эх ты… Что?

Суслов. Ничего… Я ничего не говорю.

Двоеточие. Ничего и не скажешь, видно.

(Справа из лесу идут Басов и Шалимов, раскланиваясь, проходят под сосну, садятся у стола, у Басова на шее полотенце.) Вот — и писатель с адвокатом идут… Гуляете?

Басов. Купались.

Двоеточие. Холодно?

Басов. В меру.

Двоеточие. Пойти и мне поплавать. Пойдем, Петр, может, я утону, наследство скорее получишь, а?

Суслов. Нет, я не могу. Мне вот с ними нужно поговорить.

Двоеточие. А я пойду. (Встает и уходит направо в лес. Суслов смотрит вслед ему и, усмехаясь, идет к Басову.)

Басов. Варя, скажи, чтобы нам бутылочку пива дали… нет, лучше три бутылочки… Ну, что, как твой дядя?