Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{02221}

- Зачем следователь приезжал? - спросил муж. - Приезжал сказать, что Кляузова нашли. Вообрази, нашли его у чужой жены! - Эх, Марк Иваныч, Марк Иваныч! - вздохнул становой, поднимая вверх глаза. - Говорил я тебе, что распутство не доводит до добра! Говорил я тебе, - не слушался!

{02222}

По Невскому шел маленький, сморщенный старичок с орденом на шее. За ним вприпрыжку следовал маленький молодой человек с кокардой и лиловым носиком. Старичок был нахмурен и сосредоточен, молодой человек озабоченно мигал глазками и, казалось, собирался плакать. Оба шли к Евлампию Степановичу. - Я не виноват, дяденька! - говорил молодой человек, едва поспевая за старичком. - Меня понапрасну уволили. Дряньковский больше меня пьет, однако же его не уволили! Он каждый день являлся в присутствие пьяным, а я не каждый день. Это такая несправедливость от его превосходительства, дяденька, что и выразить вам не могу! - Молчи... Свинья! - Гм... Ну, пущай я буду свинья, хоть у меня и самолюбие есть. Меня не за пьянство уволили, а за портрет. Подносили ему наши альбом с карточками. Все снимались, и я снимался, но моя карточка не сгодилась, дяденька. Глаза выпученные вышли и руки растопырены. Носа у меня никогда такого длинного не было, как на карточке вышло. Я и постыдился свою карточку в альбом вставлять. Ведь у его превосходительства дамы бывают, портреты рассматривают, а я не желаю себя перед дамами компрометировать. Моя наружность не красивая, но привлекательная, а на карточке какой-то шут вышел. Евлампий Степаныч и обиделись, что моей карточки нет. Подумали, что я из гордости или вольномыслия... А какое у меня вольномыслие? Я и в церковь хожу, и постное ем, и носа не задираю, как Дряньковский. Заступитесь, дяденька! Век буду бога молить! Лучше в гробу лежать, чем без места шляться. Старичок и его спутник повернули за угол, прошли еще три переулка и наконец дернули за звонок у двери Евлампия Степановича.

{02223}

- Ты здесь посиди, - сказал старичок, войдя с молодым человеком в приемную, - а я к нему пойду. Из-за тебя беспокойства одни только. Болван... Стань и стой тут... Дрянь... Старичок высморкался, поправил на шее орден и пошел в кабинет. Молодой человек остался в приемной. Сердце его застучало. "О чем они там говорят? - подумал он, холодея и переминаясь от тоски с ноги на ногу, когда из кабинета донеслось к нему бормотанье двух старческих голосов. - Слушает ли он дяденьку?" Не вынося неизвестности, он подошел к двери и приложил к ней свое большое ухо. - Не могу-с! - услышал он голос Евлампия Степановича. - Верьте богу, не могу-с! Я вас уважаю, друг я вам, Прохор Михайлыч, на всё для вас готов, но... не могу-с! И не просите! - Я согласен с вами, ваше превосходительство, это испорченный мальчишка. Не стану этого отрицать и скажу даже вам как другу и благодетелю, что мало того, что он пьяница. Это бы еще ничего-с. Он негодяй! И уворует, ежели что плохо лежит, и подчистить мастер, и наябедничать готов... Такой паршивец, что и выразить вам не могу! Вы ему сегодня одолжение делаете, а завтра он донос на вас пишет. Сволочь человек... Мне его нисколько не жалко. Коли бы моя воля, я бы его давно к чертям на кулички... Но мне, ваше -ство, мать его жалко! Для матери только и прошу. Обокрал, подлец, мать, пропил всё... Молодой человек отошел от двери и прошелся по приемной. Через пять минут он опять подошел к двери и приложил ухо. - Для старушечки сделайте, ваше -ство, - говорил дядя. - Она с тоски умирает, что ее подлец без дела ходит. - Ну, ладно, так и быть. Только с условием: чуть что малейшее, сейчас же вон! - Сейчас и выгоняйте, ежели что, подлеца этакого. Молодой человек отошел от двери и зашагал по приемной. - Молодец дядька! - прошептал он, в восторге потирая руки. - Трогательно расписывает! Необразованный человек, а как всё это умно у него выходит...

{02224}

Из кабинета показался дядя. - Тебя приняли, - сказал он угрюмо. - Дрянь... Пойдем. - Благодарю вас, дяденька! - вздохнул молодой человек, мигая глазами, полными благодарности, и целуя руку. - Без вашей протекции я давно бы пропал... Оба вышли на улицу и зашагали к себе домой. Старичок был нахмурен и сосредоточен, молодой человек сиял и был весел.

{02225}

Был полдень. Помещик Волдырев, высокий плотный мужчина с стриженой головой и с глазами навыкате, снял пальто, вытер шёлковым платком лоб и несмело вошел в присутствие. Там скрипели... - Где здесь я могу навести справку?- обратился он к швейцару, который нес из глубины присутствия поднос со стаканами. - Мне нужно тут справиться и взять копию с журнального постановления. - Пожалуйте туда-с! Вот к энтому, что около окна сидит! - сказал швейцар, указав подносом на крайнее окно. Волдырев кашлянул и направился к окну. Там за зеленым, пятнистым, как тиф, столом сидел молодой человек с четырьмя хохлами на голове, длинным угреватым носом и в полинялом мундире. Уткнув свой большой нос в бумаги, он писал. Около правой ноздри его гуляла муха, и он то и дело вытягивал нижнюю губу и дул себе под нос, что придавало его лицу крайне озабоченное выражение. - Могу ли я здесь... у вас, - обратился к нему Волдырев, - навести справку о моем деле? Я Волдырев... И кстати же мне нужно взять копию с журнального постановления от второго марта. Чиновник умокнул перо в чернильницу и поглядел: не много ли он набрал? Убедившись, что перо не капнет, он заскрипел. Губа его вытянулась, но дуть уже не нужно было: муха села на ухо. - Могу ли я навести здесь справку? - повторил через минуту Волдырев. - Я Волдырев, землевладелец... - Иван Алексеич! - крикнул чиновник в воздух, как бы не замечая Волдырева. - Скажешь купцу Яликову, когда придет, чтобы копию с заявления в полиции засвидетельствовал! Тысячу раз говорил ему!

{02226}

- Я относительно тяжбы моей с наследниками княгини Гугулиной, - пробормотал Волдырев. - Дело известное. Убедительно вас прошу заняться мною. Всё не замечая Волдырева, чиновник поймал на губе муху, посмотрел на нее со вниманием и бросил. Помещик кашлянул и громко высморкался в свой клетчатый платок. Но и это не помогло. Его продолжали не слышать. Минуты две длилось молчание. Волдырев вынул из кармана рублевую бумажку и положил ее перед чиновником на раскрытую книгу. Чиновник сморщил лоб, потянул к себе книгу с озабоченным лицом и закрыл ее. - Маленькую справочку... Мне хотелось бы только узнать, на каком таком основании наследники княгини Гугулиной... Могу ли я вас побеспокоить? А чиновник, занятый своими мыслями, встал и, почесывая локоть, пошел зачем-то к шкапу. Возвратившись через минуту к своему столу, он опять занялся книгой: на ней лежала рублевка. - Я побеспокою вас на одну только минуту... Мне справочку сделать, только... Чиновник не слышал; он стал что-то переписывать. Волдырев поморщился и безнадежно поглядел на всю скрипевшую братию. "Пишут! - подумал он, вздыхая. - Пишут, чтобы чёрт их взял совсем!" Он отошел от стола и остановился среди комнаты, безнадежно опустив руки. Швейцар, опять проходивший со стаканами, заметил, вероятно, беспомощное выражение на его лице, потому что подошел к нему совсем близко и спросил тихо: - Ну, что? Справлялись? - Справлялся, но со мной говорить не хотят. - А вы дайте ему три рубля... - шепнул швейцар. - Я уже дал два. - А вы еще дайте. Волдырев вернулся к столу и положил на раскрытую книгу зеленую бумажку. Чиновник снова потянул к себе книгу и занялся перелистыванием, и вдруг, как бы нечаянно, поднял глаза на Волдырева. Нос его залоснился, покраснел и поморщился улыбкой. - Ах... что вам угодно? - спросил он.