Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{01177}

- Жорж, это я! - повторила она, ближе подойдя к нему. - А? - Это я. - Что? Кто тут? Кого? - Это я, Жорж... Идите... Сядемте. Жорж протер глаза и уставился на нее... - Чего надо? - Смешной! Не узнаете, что ли? Неужели вы ничего не видите? - А-а-а-а... Позвольте... Вы какое же имеете пра... пра...ввво в ночное время ходить по чужому саду? Милостивый государь! Отвечайте, милостивый государь, в противном же случае я вввам дам... в мор... мор... Жорж протянул вперед руку и схватил ее за плечо. Она захохотала. - Какой вы смешной! Ха-ха-ха... Как вы хорошо представлять умеете! Ну, пойдемте... Давайте болтать... - Кого болтать? Что? Вы почему? А я почему? Смеетесь? Она громче захохотала, взяла его под руку и потянулась вперед. Он попятился назад. Он изображал из себя упрямого коренника, а она бьющуюся вперед пристяжную. - Мне... мне спать хочется... Пустите... - забормотал он. - Я не желаю заниматься пустяками... - Ну, будет, будет... Отчего вы опоздали на полчаса? Занимались? - Занимался... Я всегда занимаюсь... При... чи... ной вывиха нижней челюсти может быть падение, удар при открытом рте. Челюсти вышибают всё больше в трактирах, в кабаках... Я хочу пива... Трехгорного. Он и она дотащились до скамьи и сели. Он подпер лицо кулаками, уперся локтями в колена и зафыркал. Шляпа сползла с его головы и упала на ее руки. Она нагнулась и посмотрела ему в лицо. - Что с вами? - тихо спросила она. - И не ваше, не ваше дело... Никто не имеет права вмешиваться в мои дела... Все они дураки и вы... дураки. Немного помолчав, Гвоздиков прибавил: - И я дурак...

{01178}

- Вы получили письмо? - спросила она. - Получил... От Сонь... ки... От Сони... Вы - Соня? Ну и что ж? Глупо... Слово "нетерпение" в слоге "не" пишется не чрез "ять", а чрез "е". Грамотеи! Чёрт бы вас взял совсем!.. - Вы пьяны, что ли? - Нннет... Но я справедлив! Какое вы имеете пра... пр... пр... От пива нельзя быть пьяным... А? Который? - А зачем же вы, бессовестный, чепуху мелете, если вы не пьяный? - Ннет... Именительный - меня, родительный - тебя, дательный, именительный... Processus condyloi-deus et musculus sterno-cleido-mastoideusi. Гвоздиков захохотал, свесил голову к коленям... - Вы спите? - спросила она. Ответа не последовало. Она заплакала и начала ломать руки. - Вы спите, Егор Андреевич? - повторила она. В ответ на это послышался громкий сиплый храп. Соня поднялась. - Мер-р-зкий!! - проворчала она. - Негодный! Так вот ты какой? Так на же, вот тебе! На тебе! На тебе! И Соня своей маленькой ручкой раз пять коснулась до затылка Гвоздикова, и как коснулась! Ноги ее заходили по его шляпе. Мстительны женщины! На другой день Гвоздиков послал Соне письмо следующего содержания: "Прошу прощения. Не мог вчера явиться, потому что был ужасно болен. Назначьте другое время, хоть сегодняшний вечер, например. Любящий Егор Гвоздиков". Ответ на это письмо был таков: "Шляпа ваша валяется около беседки. Можете ее взять там. Пиво пить приятнее, чем любить, а потому пейте пиво. Не хочу вам мешать. Уже не ваша С... Р. S. Не отвечайте мне. Я вас ненавижу".

{01179}

Музыкантов было восемь человек. Главе их, Гурию Максимову, было заявлено, что если музыка не будет играть неумолкаемо, то музыканты не увидят ни одной рюмки водки и благодарность за труд получат с великой натяжкой. Танцы начались ровно в восемь часов вечера. В час ночи барышни обиделись на кавалеров; полупьяные кавалеры обиделись на барышень, и танцы расстроились. Гости разделились на группы. Старички заняли гостиную, в которой стоял стол с сорока четырьмя бутылками и со столькими же тарелками; барышни забились в уголок, зашептали о безобразиях кавалеров и стали решать вопрос: как это так выходит, что невеста с первого же раза начинает говорить на жениха "ты"? Кавалеры заняли другой угол и заговорили все разом, каждый про свое. Гурий, первая и плохая скрипка и дирижер, заиграл со своими семью черняевский марш... Играл он неумолкаемо и останавливался лишь только тогда, когда хотел выпить водки или подтянуть брюки. Он был сердит: вторая и самая плохая скрипка была донельзя пьяна и чертовски фантазировала, а флейтист ежеминутно ронял на пол флейту, не смотрел в ноты и без причины смеялся. Шум поднялся страшный. С маленького столика попадали бутылки... Кто-то ударил по спине немца Карла Карловича Фюнф... С криком и со смехом выскочило несколько человек с красными физиономиями из спальной; за ними погнался встревоженный лакей. Дьякон Манафуилов, желая блеснуть перед пьяной и почтеннейшей публикой своим остроумием, наступил кошке на хвост и держал ее до тех пор, пока лакей не вырвал из-под его ног охрипшей кошки и не заметил ему, что "это одна только глупость". Городской голова вообразил, что у него пропали часы; он страшно перепугался, вспотел и начал браниться, доказывая, что его

{01180}

часы стоят сто рублей. У невесты разболелась голова... В прихожей уронили что-то тяжелое, раздался треск. В гостиной, около бутылок, старички вели себя не по-старчески. Они вспоминали свою молодость и болтали чёрт знает что. Рассказывали анекдотцы, прохаживались насчет любовных похождений хозяина, острили, хихикали, причем хозяин, видимо довольный, сидел, развалясь на кресле, и говорил: "И вы тоже хороши, сукины сыны; знаю я вас хорошо и любашкам вашим не раз презенты подносил"... Пробило два часа. Гурий в седьмой раз заиграл испанскую серенаду. Старички вошли в азарт. - Погляди, Егорий! - зашамкал один старичок, обращаясь к хозяину и указывая в угол. - Что это там за егоза сидит? В углу, возле этажерки с книгами, смиренно, поджав ноги под себя, сидел маленький старичок в темно-зеленом поношенном сюртуке со светлыми пуговицами и от нечего делать перелистывал какую-то книжку. Хозяин посмотрел в угол, подумал и усмехнулся. - Это, братцы мои, - сказал он, - газетчик. Нешто вы его не знаете? Великолепный человек! Иван Никитич, - обратился он к старичку со светлыми пуговицами, - что же ты там сидишь? Подходи сюда! Иван Никитич встрепенулся, поднял свои голубые глазки и страшно сконфузился. - Это, господа, сам писатель, журналист! - продолжал хозяин. - Мы пьем, а они, видите ли, сидят в уголку, по-умному думают, да на нас с усмешкой посматривают. Стыдно, брат. Иди выпей - грех ведь! Иван Никитич поднялся, смиренно подошел к столу и налил себе рюмочку водки. - Дай бог вам... - пробормотал он, медленно выпивая рюмку, - чтоб всё... этак хорошо... обстоятельно. - Закуси, брат! Кушай! Иван Никитич замигал глазками и скушал сардинку. Толстяк, с серебряною медалью на шее, подошел к нему сзади и высыпал на его голову горсть соли. - Солоней будет, червячки не заведутся! - сказал он. Публика захохотала. Иван Никитич замотал головой и густо покраснел.

{01181}

- Да ты не обижайся! - сказал толстяк. - Зачем обижаться? Это шутка с моей стороны. Чудак ты этакой! Смотри, я и себе насыплю! - Толстяк взял со стола солонку и сыпнул себе соли на голову. - И ему, ежели хочешь, посыплю. Чего обижаться? - сказал он и посолил хозяйскую голову. Публика захохотала. Иван Никитич тоже улыбнулся и скушал другую сардинку. - Что ж ты, политикан, не пьешь? - сказал хозяин. - Пей! Давай пить со мной! Нет, со всеми выпьем! Старички поднялись и окружили стол. Рюмки наполнились коньяком. Иван Никитич кашлянул и осторожно взялся за рюмку. - С меня бы довольно, - проговорил он, обращаясь к хозяину. - Я уже и так пьян-с. Ну, дай бог вам, Егор Никифорыч, чтобы... всё... хорошо и благополучно. Да чего вы все на меня так смотрите? Чудной нешто я человек? Хи-хи-хи-с. Ну, дай бог вам! Егор Никифорыч, батюшка, будьте столь достолюбезны и снисходительны, прикажите Гурию, чтоб Григорий барабанить перестал. Замучил совсем, хам. Так барабанит, что в животе бурлит... За ваше здоровье! - Пущай барабанит, - сказал хозяин. - Нешто музыка без барабана может существовать? И того не понимаешь, а еще сочинения сочиняешь. Ну, теперь со мной выпей! Иван Никитич икнул и засеменил ножками. Хозяин налил два стакана. - Пей, приятель, - сказал он, - а прятаться не смей. Будешь писать, что у Л-ва все пьяны были, так про себя пропишешь. Ну? Желаю здравствовать. Да ну же, умница! Экой ты ведь конфузный какой! Пей! Иван Никитич кашлянул, высморкнулся и чокнулся с хозяином. - Желаю вам зла-погибели и бед всяческих... избежать! - сострил купчик; старший зять хозяина захохотал. - Ура-а-а газетнику! - крикнул толстяк, обхватил Ивана Никитича и поднял его на воздух. Подскочили другие старички, и Иван Никитич очутился выше своей головы, на руках, головах и плечах почтеннейшей и пьяной т-и интеллигенции.