Максим Горький - Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935

Наталья. С Анной — не поеду.

Васса. Почему?

Наталья. Она мне и здесь надоела.

Васса. Одну — не пущу. Эх, девка…

Наталья. Да.

Васса. Нет у меня времени поговорить с тобой.

Наталья. А Кольку воспитывать — найдёте время?

Васса. Ему — мало надо.

Наталья. Нет, больше, чем мне.

Васса. Поезжай с Анной, Фёдора увидишь.

Наталья. Это меня не соблазняет.

Васса (орёт) . Дьявол! Молчать!

Наталья. Хорошо… Молчу.

Рашель (входит) . Что это вы?..

Васса. Да, да — зря крикнула. Зря. Разволновали меня, даже сердце колет… Ну что, Рашель? Прохор предлагал украсть Колю?

Рашель. Он выпивши.

Васса. Он и трезвый — может… Вы, девицы, шли бы спать, поздновато, а?

Людмила. А — ужинать?

Васса. Про ужин я забыла. Пить хочу. Пить, горячего чаю. Ну, идите, пусть накрывают на стол. Что, Рашель, как?

Рашель. Слушайте-ка, Васса Борисовна, отдайте сына, я его отправлю за границу…

Васса. Снова, значит, спорить хочешь? Нет, не отдам!

Рашель. Я совершенно не могу себе представить, что вы будете делать с ним? Как воспитывать?

Васса. Не беспокойся, сумеем. Мы люди осёдлые. У нас деньги есть. Наймём самых лучших учительниц, профессоров… Выучим.

Рашель. Выучите не тому, что должен знать честный человек. Жить Коля будет в этом доме с балалайками, с гитарами, с жирной пищей, полупьяным Прохором Храповым, с двумя девицами: одна — полудитя, другая — слишком озлоблена. Васса Борисовна, я неплохо знаю ваш класс и здесь, в России, и за границей, — это безнадёжно больной класс! Живёте вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живёте, презирая, ненавидя друг друга и не ставя перед собой вопроса — зачем живёте, кому вы нужны?.. Даже лучшие, наиболее умные люди ваши живут только из отвращения к смерти, из страха перед ней.

Васса. Всё пропела? Ну — отдохни, послушай меня. Чего не понимаю я в тебе — так это вот чего: как это выходит, что смелый твой умишко и слеп и хром, когда ты о жизни говоришь? Класс, класс… Милая, Гурий Кротких — управляющий пароходством моим — насчёт класса лучше твоего понимает: революции тогда законны, когда они этому дурацкому классу полезны. А ты о какой-то беззаконной революции толкуешь… о надземной какой-то. У Кротких — дело ясно: социалисты должны соединить рабочих для интереса промышленности, торговли. Вот как он предлагает, и это — правильно! Он не дурак… в этом, а вообще в делах ещё глуп.

Рашель. Его фамилия — Кротких? Ну вот, сообразно его фамилии он и проповедует воспитание пролетариев кроткими. Он — не один такой. Такие — весьма часто встречаются. И, как верным рабам вашим, вы позволяете им подниматься довольно высоко…

Васса. Ты пойми — мне, Вассе Храповой, дела нет до класса этого. Издыхает, говоришь? Меня это не касается, я — здорова. Моё дело — в моих руках. И никто мне помешать не может, и застращать меня ничем нельзя. На мой век всего хватит, и внуку очень много я накоплю. Вот и весь мой разговор, вся премудрость. А Колю я тебе не отдам. Давай — кончим! Ужинать пора. Устала я.

Рашель. Не буду я ужинать. Противен мне хлеб ваш… Где я могу отдохнуть?

Васса. Иди. Наталья укажет. (Поднимается со стула с трудом. Снова села, зовёт.) Анна! (Ответа нет.) Хлеб мой противен ей… Кто посмел бы сказать мне этак? Ух… язва! (Звонит.)

Поля. Вы звонили?

Васса. Чёрт из-под печи. Где Анна?

Поля. У барышень.

Васса. Позови. (Сидит, прислушиваясь к чему-то, щупает шею, покашливает. Анна.) Что тут было без меня?

Анна. Прохор Борисович предложил выкрасть Колю.

Васса. Сам предложил?

Анна. Да. Сначала сказал: «Правильно — тебе сын ни к чему», а потом вдруг обрадовался: «Это, говорит, сестре вилка в бок».

Васса. А как Наталья?

Анна. Это она предложила выкрасть…

Васса. Путаешь! Врёшь!

Анна. Я — не путаю, так было: когда Рашель Моисеевна сказала, что вы Колю оставляете за собой, Прохор Борисович сказал: «Правильно», а когда Наташа предложила: «Выкради», так и он тоже…

Васса. Так. Ему — только бы укусить меня. Хоть за пятку, да укусить.

Анна. «У меня, говорит, Пятёркин не то что ребёнка — архиерея украсть может».

Васса. Вредная собака — Пятёркин этот…

Анна. Совершенно гнусный раб! Ни чести, ни совести. И — такой дерзкий, такой жёсткий…

Васса. Смягчим.

Анна. Нездоровится вам?

Васса. А — что?

Анна. Лицо такое.

Васса. Дочери — ничего не заметили в лице. Ладно. За границу поедешь, Анна.

Анна (изумлённо) . Я?

Васса. Ты. С Натальей. А может, и одна.

Анна. Господи, как я рада! Даже и благодарить вас… нет слов!

Васса. И не надо. Ты — заслужила. Ты никогда не врёшь мне?

Анна. Никогда.

Васса. Ну то-то… Фёдору письмо отвезёшь. Наталье письмо — не показывай. Тотчас напишешь мне — как Фёдор. Врачей спроси. Немецкий язык помнишь?

Анна. Да, да, помню.

Васса. Ну вот… Если Фёдор плох — дождёшься конца. Впрочем, после поговорим об этом, обо всём. А теперь — вот что: пойдёшь в жандармское управление, спросишь полковника Попова. Обязательно его найди! Чтобы вызвали. Скажи — спешное и важное дело.

Анна. Васса Борисовна…

Васса. Ты — слушай! Скажешь ему, что ко мне приехала из-за границы Рахиль Топаз, эмигрантка. Он знает — кто это. Он её арестовывал. И что если нужно снова арестовать её, так пусть арестуют на улице, а в мой дом — не приходят. Поняла?

Анна. Да, только… как же?

Васса. Ты — слушай, слушай! Если придут в дом, так будет ясно, что выдала её ты. Или — я. И не хочу я, чтоб снова по городу слухи дурацкие пошли. Ну, поняла?

Анна. Я — не могу…

Васса (удивлена) . Не можешь? Почему?

Анна. Не могу решиться.

Васса. Жалко? А Колю — не жалко? Её всё равно арестуют, не завтра, так послезавтра. Что ж ты отказываешься услужить мне? Странно! И — не верю!

Анна. Да — нет же, господи боже мой! Я за вас жизнь отдам! А за что я буду жалеть еврейку эту? Вы знаете — она меня презирала.

Васса (подозрительно) . Чего же ты бормочешь, а? Не понимаю!

Анна. Боюсь я ночью идти к ним, к жандармам.

Васса. Ну, вот глупости какие… Что они — сожрут тебя? (Смотрит на часы.) А, пожалуй, верно — время позднее. Попов где-нибудь в карты играет. Ладно. Ты это завтра утром сделаешь. Пораньше — часов в семь. Настоишь, чтобы разбудили его.