Владимир Корнилов - Надежда (Книга стихов)

И не стал я пить с ним - ведь

Мы б не спелись.

После полусотни грамм

Он, запуган и упрям,

Выдохнул бы: "Пшел к ерам,

Отщепенец..."

Так что про житье-бытье

Мы молчали, а белье

Расстилали, как бабье,

На гладилке.

Потому и обошлось

Без мужских горючих слез,

Без сочувствий, без угроз,

Без бутылки.

79

МУЗЫКА ДЛЯ СЕБЯ

Словно бы в перекличке

Банджо и контрабас

За полночь в электричке

За город мчался джаз.

Скопом на барабане,

Струнах и на трубе

Что-то свое лабали

Лабухи о себе.

Видно, нет счастья слаще,

Чувства растеребя,

Мчать по равнине спящей

С музыкой для себя!

...Музыка в электричке,

Смысла в тебе - ничуть,

И потому-то трижды

Благословенна будь!

Кто ты ни есть - искусство,

Почва или судьба

Нету в тебе паскудства,

Музыка для себя!

Только восторг свободы

Да разворот души

И никакой заботы,

Проповеди и лжи!

...Сильно меня задела,

Ужасом осеня,

Исповедь без предела,

Музыка для себя!..

80

ПИВО

Помнишь, блаженствовали в шалмане

Около церковки без креста?

Всякий, выпрашивая вниманья,

Нам о себе привирал спроста.

Только все чаще, склоняясь над кружкой,

Стал ты гадать - кто свой, кто чужой,

Кто тут с припрятанною подслушкой,

А не с распахнутою душой?..

Что ж, осторожничать был ты вправе,

Но, как пивко от сырой воды,

Неотделимы испуг от яви,

Воображение от беды.

...Я никому не слагаю стансы

И никого не виню ни в чем.

Ты взял уехал. Я взял остался.

Стало быть, разное пиво пьем.

Стало быть, баста. Навеки - порознь...

Правду скажу - ты меня потряс:

Вроде бы жизнь оборвал, как повесть,

И про чужое повел рассказ.

...В чистых пивных, где не льют у стенки,

Все монологи тебе ясны?

И на каком новомодном сленге

Слышишь угрозы и видишь сны?

Ну а шалман уподобен язве,

Рыбною костью заплеван сплошь,

Полон алкашной брехни... и разве

Я объясню тебе, чем хорош...

81

ЖИВОПИСЬ

Лето в городе Гороховце,

Белое и рыже-золотое,

Все в полдневной солнечной пыльце,

Все помолодевшее от зноя.

Крохотный и древний городок

Возле Клязьмы прикорнул укромно,

И ему, наверно, невдомек,

Что отныне лето в нем огромно.

Как охота мне в Гороховец!

...Ошалев от зелени и света,

На холсте он уместился весь,

И в нем лето и все время - лето!

Никаких ни осеней, ни зим

Лето - в ржави крыш и колоколен!

...Разве ж этак мы изобразим,

Нарифмуем или наглаголем?

Разве нам дана такая власть?

Разве найдено такое слово,

Чтобы краской на бумагу класть

И тебе - пожалуйста! - готовы

Крыши, колокольни, деревца

Рыже-бело-золотого цвета,

И из города Гороховца

Никогда не исчезает лето.

83

ХУДОЖНИК

Б. Сарнову

Умер Володя Вейсберг,

Умер без суеты,

Умер, наверно, весь бы,

Если бы не холсты

Призмы, цилиндры, кубы

В каждом ожог и шок...

Ради такой Гекубы

Он-то себя и сжег.

Белым писал на белом,

Белым, как небытьё,

Чтоб за любым пределом

Вновь обрести свое.

Словно философ с кистью,

Истиной одержим,

Истиной, как корыстью,

Только одной и жил.

Сколько кругом ничтожных

Выжиг, лгунов, пролаз,

А вон какой художник

Все-таки жил при нас.

85

РЕВНОСТЬ

Я к нему не ревную,

Пусть он жутко красив

И пусть напропалую

Непослушных разил,

Аж со страстью земною,

Всю округу кляня,

Кто, кричал, не со мною,

Тот, мол, против меня.

Я не то чтобы против

Или там супротив,

Но он жизнь мне испортил

И тебя совратил.

И такого к тому же

Любишь больше отца,

Больше дочки и мужа,

И любви нет конца.

Я уже не терзаюсь

И его не кляну,

Издержал даже зависть,

Не ревную к нему.

И тревогой и болью

Сам себя исказнив,

Все равно я с тобою,

И ты все-таки с ним...

86

ЭСТАКАДА

Я иду по эстакаде

Эстакада хороша!

Но душа опять в досаде:

За душою ни гроша.

А на эстакаде снегу

Как на кладбище в селе...

И несладко человеку,

Если сам он по себе.

Я иду замерзши зверски.

Чем-то родственный зверью.

И поскольку больше не с кем,

С эстакадой говорю:

"Лихо ты свое сказала

Хоть в бетоне, а легка,

Аж до Рижского вокзала

От Сокольников легла!

Перехватывает горло,

Чуть начну про это речь...

Каждому бы так просторно

На сердце

навечно лечь!.."

Стих не жалобная книга,

А полундра и аврал!..

Но для праведного крика

Маловато я набрал.

И несу свою бодягу

Никому ни ко двору,

И не ведаю, где лягу,

Если все-таки помру.

86

ЗАБВЕНИЕ

И ты и я обижены судьбой

И, значит, квиты...

Давным-давно я позабыт тобой,

Ты мной забыта.

Когда теперь гляжу за толщу лет,

Которых сорок,

Мой взор как будто в пелену одет,

Совсем не зорок.

Там все вдали под гнетом темноты,

Там все уныло,

Хотя тебя любил и вроде ты

Меня любила.

Друг с другом не связало нас узлом

Пришла разлука...

И вот на улице не узнаем

Уже друг друга.

Да как же так? Зачем и почему?

Что с нами сталось?

А ничего... Есть этому всему

Названье - старость.

А в старости - все годы позади

И эти - сорок,

И не поверить, что свербил в груди

Любви осколок.

Так напрочь зарастает всякий след

Обиды ранней,

Что никаких таких в помине нет

Воспоминаний.

86

ДОЖДЬ ОБЫЧНЫЙ

Вновь дождь: у бога неполадки...

Я мок в окопе и в палатке

Не на войне, а малость позже,

Поскольку дождь тогда был тоже.

И снова он по окнам лупит,

Как будто он кого-то любит,

А вот ему не открывают,

И он чечетку отрывает.

...Он все такой же забияка,

Хотя лет тридцать не без гака

Прошло с окопа и палатки,

А он опять в большом порядке!

Осенний, летний или вешний,

Он все равно какой-то вечный,

А я, хоть лезу вон из кожи,

Здесь только гость или прохожий.

86

ЖИЗНЬ

Горькое и долгое прощанье

С уходящим от тебя тобой,

И тому прощанью нет скончанья

Аж до самой крышки гробовой.

Тут не обретенье, а потеря,

Потому кидаешься в тоску...

Это я прочел не у Монтеля,

Это я в своем нашел мозгу.

Понимаю: мысли всех велики

Супротив такого пустяка.

Только то, что выудишь из книги,

Вряд ли приспособишь для стиха.

Так что ни Христу,

ни Заратустре,

Сколько им с горы ни говорить,

Не раскочегарить наши чувства

И печали не угомонить.

Будешь сам нести свой личный

ужас,

Будешь сам вгонять в строфу

свой вздор,

И как жизнь уходит,

обнаружишь,

Как холодным потом льет из пор.

86

ДОМ

Построить, что ли, дом

Хоть на Мезени

Не с тем, чтобы потом

Он лез в музеи...

Там подлинней с утра

В тиши и хвое