Максим Горький - Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933

Изложение исторических событий требует последовательности и связности. Каждый факт — звено бытовой цепи, которой была окована вся дореволюционная жизнь рабочего класса; факты противоречивы, и это их достоинство: стальная правда большевизма выкопана из социальных противоречий. Нужно показать, как факт, исходя из факта, создавал третий факт и как сумма тех или иных фактов у одних рабочих угашала классовое самосознание, у других — революционно возбуждала его. Это трудно? Для рабочих-ленинцев это не должно быть трудно: они знают, что такое социальная диалектика.

Всякая честная и хорошая работа — неизбежно трудная работа. Но не вам, товарищи, бояться трудностей, не вам, которые в полудикой стране безграмотного, суеверного крестьянства, в стране, убого, нищенски вооружённой техникой, сумели в десяток лет во многом догнать Европу, а кое в чём уже и перегнать её. «Историей фабзаводов» вы подведёте итог драмам прошлого и, создав героическую картину вашего труда в настоящем, увереннее и успешней начнёте работать для будущего. Проще говоря — «История фабзаводов» должна способствовать росту ваших интеллектуальных сил, ваших дарований, талантов.

Буржуазная интеллигенция «культурнее» вас, на это особенно часто и с глупым самохвальством указывают различные журналисты-иностранцы, и этим фактом любит утешаться, разлагаясь, белоэмигрантская интеллигенция. Ей на службе мещанству было несравненно легче, удобнее учиться, вооружаться знаниями, которые созданы на основе вашего труда и — почти в целом — обращены против вас. Вы, товарищи, можете учиться только на своём опыте. Это называется «автодидактикой» — самообучением. И вы должны твёрдо помнить, что весь мир пролетариата смотрит на вас как на учителя и вождя.

Тут есть чем гордиться, но нельзя самообольщаться и было бы преступно чваниться. Нужно понять: чем больше знаний — тем больше силы, тем быстрее растёт творчество.

Трудностей бояться у вас нет причин. Вы отлично умеете преодолевать препятствия на пути вашем, и это потому, что ваш путь освещён великой идеей, которая опять-таки родилась на почве векового исторического труда рабочего класса всех стран. Именно поэтому красота и сила идеи ленинизма так мощно возбуждает ваше социалистическое творчество. У интеллигенции много «идей», но нет ни одной, способной возбуждать её жизнедеятельность. Над всеми её идеями тяготеет, подавляя, угашая их, идея индивидуализма, идея законности преобладания единицы над массой. В наше время слишком очевидно, что индивидуализм обанкротился и обнищал всюду. В деятельности капиталистов он привёл к отвратительному, циническому анархизму, о чём убедительно говорят не только события в Китае и гнусное отношение к этим событиям «культурной» Европы. Даже в области искусства, где индивидуализм выражался особенно ярко, он уже не в силах создавать ничего, что когда-то питало и поддерживало его фигуру — тощую, малокровную, но красиво одетую в слова.

За работу по «Истории фабзаводов» вы, товарищи, должны взяться с тем напряжением сил, с каким вами создаются громадные фабрики и заводы — гигантские лестницы, по ступенькам которых вы поднимаетесь на высоту вашей социалистической культуры.

Итак: какова же должна быть форма книг «Истории фабзаводов»? Следует предпочесть единство и связность изложения. Нужно, чтобы весь материал сливался в монолитное целое, — в этой форме читателю легче освоить смысл материала. Нужно заботиться о том, чтобы книга была написана предельно просто и не очень велика. Во всех случаях, когда последовательность и связность изложения не могут быть достигнуты — дореволюционную историю можно изложить и в форме отдельных очерков и рассказов по каждому вопросу быта, но всё же так, чтоб очерки были расположены последовательно и читатель не путался, заглядывая из четверга в прошлый понедельник. Можно в одной главе или в одном очерке соединять несколько рассказов старых рабочих на одну тему в один рассказ, но по возможности не нарушая своеобразия языка каждого из рассказчиков. Нужно избегать премудрых газетных слов и не загружать рассказ избытком технических терминов. Требуется, чтоб терминология металлиста не затрудняла понимание текстильщика, чтоб они оба легко понимали техно-химика, чтоб рабочие фабрик и заводов понимались шахтёром, красноармейцем, матросом и чтоб все отрасли производства были доступны пониманию колхозника. Нужно понять, что «Красный путиловец» или «Талка» и т. д. пишут историю не только для себя, но каждый завод для всех заводов, для всех рабочих и колхозников.

Для того чтоб поставить работу на прямую и кратчайшую линию к цели, чтоб избавить её от возможности засорения ошибками, излишествами и усилить её темп, нужно расширить участие парторганизации. Затем: не плохо было бы, если бы газеты взяли на себя шефство над работой по «Истории» местных заводов. Обладая литературными силами, редакции газет могли бы оказать делу существенную и разнообразную помощь. Дело это, помимо его прямого культурно-воспитательного значения, наверно, сильно будет способствовать самовоспитанию рапповских литкружков, научит молодёжь работать с большим материалом. Пролетарскую художественную литературу, как её понимал Владимир Ильич, мы можем создать только при условии опоры на живой, непрерывно растущий опыт массового творчества.

Товарищи! Поставлена пред вами ещё одна высокая, трудно достижимая цель. её поставил перед вами ваш опыт, требующий отражения в литературе, поставил затем, чтоб великий труд класса, отражённый в книге, вернулся в ежедневную практику как возбудитель энергии и ускорил и повысил рост ваших интеллектуальных сил, ваших талантов и способностей.

XIX столетие получило громкий титул: «век прогресса». Титул — заслуженный, в этом веке разум, научно исследуя явления природы, подчиняя хозяйственным интересам её стихийные силы, достиг небывалой высоты и создал множество «чудес техники». Изучая органическую жизнь, разум открыл невидимый мир бактерий, — открытие, не использованное во всей его полноте вследствие постыдного и цинического консерватизма социально-классовых условий. В русском переводе книги Уоллеса «XIX век» сказано: «В этом веке орлиный взлёт мысли величественно и гордо показал человечеству её силу».

Но рядом с научной мыслью не менее деятельно работала другая, она создала в среде буржуазии настроение, известное под именем «мировой скорби», — философию и поэзию пессимизма. В 1812 году лорд Ноэль Байрон опубликовал первые песни «Чайльд Гарольда», а вскоре после этого Джакомо Леопарди, граф Мональдо, философ и поэт, начал проповедовать, что знание обнаруживает только бессилие разума, что всё в мире — «суета сует» и только страдание и смерть — истинны. Мысль — не новая, её очень красиво оформил Екклезиаст, её проповедовал Будда, она отягощала разум Томаса Мура, Жан-Жака Руссо и многих людей большого ума и таланта. Возрождение этой мысли Байроном и Леопарди трудно объяснить одной только скорбью представителей феодального дворянства, побеждённого буржуазией, но, разумеется, унаследовав земли аристократов, мещанство унаследовало и некоторые идеи их, — идеи обладают вредной способностью переживать условия, которыми они созданы.