Максим Горький - Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933

В конце концов необходимо спросить: хотят ли интеллектуалисты Европы и Америки новой всемирной бойни, которая ещё более сократит их число и заставит их ещё более обессилеть, одичать? Рабоче-крестьянская масса Союза Советов не хочет воевать, она хочет создать государство равных. Но в случае нападения на неё она будет защищаться вся, как одно целое, и победит, потому что на неё работает история.

В 1789 году французская буржуазия — торговцы и фабриканты — осуществила давнишнее своё желание: вырвала из рук помещиков-дворян власть над землёй, над крестьянством. Прежде чем буржуазия решилась сделать это, философы буржуазии очень долго убеждали её, что власть человека над человеком незаконна и даже преступна. Они доказывали: попы, проповедуя, что власть королей и дворян установлена богом, лгут. Попы лгали, но фабриканты и купцы приняли правду на время и только потому, что она была выгодна для них как оружие борьбы против короля, дворянства и духовенства, которое за совесть поддерживало власть дворян, — попы сами, в огромном большинстве, были дворянами и владели землёю. Силою проповеди этой правды буржуазия подняла на бой против дворянства рабочих и ремесленников Парижа, подняла и крестьянство. Но, когда рабоче-крестьянская сила опрокинула старую власть, буржуазия, немедленно истребив истинных друзей народа, честных революционеров, начала прятать правду, которая помогла ей одержать победу, снова призвала на помощь себе попов, а попы снова начали доказывать в церквах и в книгах, что «несть власти, аще не от бога». На развалинах дворянского государства построилось государство богатых мещан, такое же враждебное и беспощадное к трудовому народу, каким была монархия — единовластие королей. Появился и король. Эксплуататоров, людей, которые живут грабежом чужой силы, стало ещё больше.

Русские цари — Екатерина, Павел — и русские дворяне сначала были испуганы революцией во Франции и даже посылали своих солдат защищать французских помещиков. Но уже и тогда часть русских дворян поняла, что буржуазная революция не так страшна, как выгодна. Поняла она и то, что крепостное право в России, то есть рабство крестьян, тоже невыгодно — отжило свой век. Уже в 1825 году в Петербурге дворяне при помощи солдат тоже попробовали сделать маленькую революцию для того, чтоб ограничить власть царя Николая Первого и расширить свою власть. Царь повесил пятерых и несколько десятков дворян послал на каторгу.

Но все человеческие мысли, все идеи рождаются на почве исторической необходимости, возникают из условий экономического, хозяйственного развития, и поэтому сознание, что крепостное право не выгодно для помещиков, для фабрикантов, — это сознание продолжало развиваться даже и в тугодумных мозгах русских помещиков. Семьдесят лет тому назад они согласились, что пора освободить крестьян из рабства. И вот в 1861 году совершилась у нас «великая реформа» — «освобождение крестьян от крепостной зависимости помещикам».

Это «освобождение» освободило не крестьян, не всю массу людей, которые издревле привыкли каторжно работать на полях, а освободило только чувство жадности, стремление к наживе тех крестьян, которые были похитрее, побессовестнее. Оно освободило в крестьянстве «инстинкт собственности», воспитанный в людях всеми политическо-экономическими условиями прошлого, всею силой давления истории прошлых веков. История эта строилась ничтожным количественно меньшинством людей на хребтах огромного их большинства.

Во власти меньшинства были силы для борьбы человека с природой — наука, техника; в руках меньшинства были и орудия духовного и телесного порабощения людей — церковь, школа, печать, то есть газеты, книги, сочинение законов, которые оправдывают власть хищников. В руках меньшинства была вся сила власти над большинством, и эта многовековая власть хищников чужого труда не могла не воспитать во всех людях стремления к хищничеству, желания жить чужим трудом, порабощать человека.

Крестьянин, мелкий хозяин, собственник клочка земли, которая бесплодно высасывала его силы, видел, как хорошо, легко живёт его владыка помещик, и крестьянин особенно пропитался, особенно глубоко воспитал в себе чувство собственника.

Тотчас после «освобождения» наиболее ловкие крестьяне занялись торговлей, открыли трактиры, кабаки, постоялые дворы, то есть занялись мироедством, кулачеством, стали «мирскими захребетниками» и увеличили количество людей, которые богатели на каторжном труде крестьянства. Пограбив деревню, мироед переезжал в город, где ещё более расширял своё дело грабежа посредством торговли.

Там он строил фабрики; обезземеленный, ограбленный им мужик шёл на эти фабрики снова работать на богача, но на фабрике крестьянин становился «пролетарием», утрачивал там мужицкий инстинкт собственности, воспитывался там как человек других мыслей и чувств. На фабрике он видел, что все премудрые машины создаются его руками, что это он придаёт любую форму и любое значение бесформенным кускам железной руды, тяжёлой, неуклюжей болванке. Он делал молотилку и ружьё, топор, иголку и паровоз, он добывал из-под земли уголь и железо, золото и удобрительные туки, он создавал из дерева бумагу, он же печатал книги. Там, в городе, он понял, что всё на свете создаётся им. На фабрике мужик, превращаясь в пролетария, осознал, что он — первая сила жизни и что, если он опустит свои рабочие руки, жизнь остановится.

Если крестьянин перестанет пахать и сеять, он сам прежде всех помрёт с голода. Крестьянин — бессилен. Он работает «на авось», он целиком зависит от природы, от дождя и засухи, от насекомых-вредителей, от капризов выпаханной им, истощённой и неплодородной земли, сам он не в силах найти, кроме навоза, другое удобрение для земли, не знает, какого удобрения требует та или эта земля, не может заменить деревянную соху железным плугом, не может построить трактора и комбайна. Крестьянин, даже и «освобождённый» от помещика, остаётся по власти слепых и неразумных сил природы. Для него есть один выход из каторжной жизни — выход в хищники, в кулаки, выход к увеличению собственности, а личная собственность увеличивается всегда за счёт чужого труда. Таким порядком крестьянство увеличивало за свой же счёт массу своих паразитов. И когда крестьянин, потеряв терпение, бунтовал, шёл против царя и помещика с оружием в руках, — он, в большинстве своём, шёл защищать свою избу, свою корову, свою собственность.

Рабочий-большевик понял, что он, создавая все вещи, всю и всякую собственность, создаёт её не для той или другой единицы, а для всех, для всего мира; понял, что машина должна работать не на фабриканта, а на весь трудовой народ, что лампа, самовар, шины для колес, молотилка — не для кулаков, а для всех крестьян. Рабочий понял, что единоличное мелкое крестьянское хозяйство всегда и неизбежно будет порождать кулаков и будет, как было, источником бессмысленного обогащения меньшинства и каторжной жизни для большинства. Когда у нас, в 17 году, свергли царя, помещики и фабриканты хотели взять власть в свои руки и устроиться так же удобно для них, как после революции устроилась буржуазия Франции. Но большевики, рабочие и крестьяне, зная, что жизнь трудового народа от этого не станет легче, вступили с помещиками и фабрикантами в бой за власть, победили их, и шли власть в свои руки и этим сделали весь трудовой народ единственным собственником всей земли, всех её богатств.