Максим Горький - Том 27. Статьи, речи, приветствия 1933-1936

Вопрос этот имеет характер по преимуществу академический, философский, и, конечно, его нельзя было хорошо осветить на одном-двух заседаниях или в одной беседе… Суть дела в том, что в Европе и всюду в мире писатель, которому дороги многовековые завоевания культуры и который видит, что в глазах капиталистической буржуазии эти завоевания культуры потеряли цену, что в любой день книга любого честного литератора может быть сожжена публично, — в Европе литератор всё более сильно чувствует боль гнёта буржуазии, опасается возрождения средневекового варварства, которое, вероятно, не исключило бы и учреждения инквизиции для еретически мыслящих.

В Европе буржуазия и правительства её относятся к честному литератору всё более враждебно. У нас нет буржуазии, а наше правительство — это наши учителя и наши товарищи, в полном смысле слова товарищи. Условия момента иногда побуждают протестовать против своеволия индивидуалистической мысли, но страна и правительство глубоко заинтересованы необходимостью свободного роста индивидуальности и предоставляют для этого все средства, насколько это возможно в условиях страны, которая принуждена тратить огромное количество средств на самооборону против нового варвара — европейской буржуазии, вооружённой от зубов до пяток.

Наш съезд работал на высоких нотах искреннего увлечения искусством нашим и под лозунгом: возвысить качество работы! Надо ли говорить, что чем совершеннее орудие, тем лучше оно обеспечивает победу. Книга есть главнейшее и могущественное орудие социалистической культуры. Книг высокого качества требует пролетариат, наш основной, многомиллионный читатель; книги высокого качества необходимы сотням начинающих писателей, которые идут в литературу из среды пролетариата — с фабрик и от колхозов всех республик и областей нашей страны. Этой молодёжи мы должны внимательно, непрерывно и любовно помогать на трудном пути, избранном ею, но, как справедливо сказала СсЙфуллина, не следует торопиться «делать их писателями» и следует помнить указание товарища Накорякова о бесплодной, убыточной трате народных средств на производство книжного брака. За этот брак мы должны отвечать коллективно.

О необходимости повысить качество нашей драматургии горячо и убедительно говорили все наши драматурги. Я уверен, что организация «Всесоюзного театра» и «Театра классиков» очень поможет нам усвоить высокую технику древних и средневековых драматургов, а драматургия братских республик расширит пределы тематики, укажет новые оригинальные коллизии.

В докладе Бухарина есть один пункт, который требует возражения. Говоря о поэзии Маяковского, Н.И.Бухарин не отметил вредного — на мой взгляд — «гиперболизма», свойственного этому весьма влиятельному и оригинальному поэту. Как пример такого влияния я беру стихи весьма даровитого поэта Прокофьева, — кажется, это он редактировал роман Молчанова «Крестьянин», — роман, о котором говорилось в «Литературных забавах», в коем кулакоподобный мужичок был прославлен как современный нам Микула Селянинович. Прокофьев изображает стихами некоего Павла Громова — «великого героя», тоже Микулу. Павел Громов — изумительное страшилище.

В другом стихотворении Прокофьев изображает такого страшного:

Какой козел! Кстати, лавра — это богатый, многолюдный монастырь, почти городок, как, например, Киевская и Троице-Сергиевская лавры.

Вот к чему приводит гиперболизм Маяковского! У Прокофьева его осложняет, кажется, ещё и гиперболизм Клюева, певца мистической сущности крестьянства и ещё более мистической «власти земли». Даровитости Прокофьева я не отрицаю, его стремление к образности эпической даже похвально. Однако стремление к эпике требует знания эпоса, а по дороге к нему нельзя уже писать таких стихов:

Я думаю, что это уже — не эпика. Это похоже на перепев старинного стихотворения, которое хотело быть смешным:

Наша советская поэзия за краткий срок её жизни достигла успехов весьма значительных, но так же, как проза, она содержит в себе весьма изрядное количество пустоцвета, мякины и соломы. В борьбе за высокое качество прозы и поэзии мы должны обновлять и углублять тематику, чистоту и звучность языка. История выдвинула нас вперёд как строителей новой культуры, и это обязывает нас ещё дальше стремиться вперёд и выше, чтоб весь мир трудящихся видел нас и слышал голоса наши.

Мир очень хорошо и благодарно услышал бы голоса поэтов, если б они вместе с музыкантами попробовали создать песни, — новые, которых не имеет мир, но которые он должен иметь. Далеко не правда, что мелодии старинных песен русских, украинцев, грузин исполнены горя и печали, вероятно, и у татар, армян есть песни маршевых, хороводных, шуточных, плясовых, трудовых ритмов, но я говорю только о том, что знаю. Старорусские, грузинские, украинские песни обладают бесконечным разнообразием музыкальности, и поэтам нашим следовало бы ознакомиться с такими сборниками песен, как, например, «Великоросс» Шейна, как сборник Драгоманова и Кулиша и другие этого типа. Я уверен, что такое знакомство послужило бы источником вдохновения для поэтов и музыкантов и что трудовой народ получил бы прекрасные новые песни — подарок, давно заслуженный им. Надо принять во внимание, что старинная мелодия, даже несколько изменённая, но наполненная новыми словами, создаёт песню, которая будет усвоена легко и быстро. Надо только понять значение ритма: запевку «Дубинушки» можно растянуть на длину минуты, но можно спеть и на плясовой ритм. Не следовало бы молодым поэтам нашим брезговать созданием народных песен.

Вперёд и выше — это путь для всех нас, товарищи, это путь, единственно достойный людей нашей страны, нашей эпохи. Что значит — выше? Это значит: надо встать выше мелких, личных дрязг, выше самолюбий, выше борьбы за первое место, выше желания командовать другими, — выше всего, что унаследовано нами от пошлости и глупости прошлого. Мы включены в огромное дело, дело мирового значения, и должны быть лично достойны принять участие в нём. Мы вступаем в эпоху, полную величайшего трагизма, и мы должны готовиться, учиться преображать этот трагизм в тех совершенных формах, как умели изображать его древние трагики. Нам нельзя ни на минуту забывать, что о нас думает, слушая нас, весь мир трудового народа, что мы работаем пред читателем и зрителем, какого ещё не было за всю историю человечества. Я призываю вас, товарищи, учиться — учиться думать, работать, учиться уважать и ценить друг друга, как ценят друг друга бойцы на полях битвы, и не тратить силы в борьбе друг с другом за пустяки, в то время когда история призвала вас на беспощадную борьбу со старым миром.