Юрий Коваль - Суер

- Извините, мадам, но и вы - все персики, персики... Это ведь те самые персики, которые вы ели в начале двадцатого века? Не так ли?

- Увы, это так, - печально вздохнула девушка. А ведь прекрасным, друзья, было ее лицо, и глаза такие ласковые, внимательные. Те несколько грубых слов, которые произнесла она, как-то не вязались с этим ее великим обликом, и я сказал ей об этом.

- Ничего не поделаешь, - сказала девушка, - поднахваталась здесь, в четвертом измерении. Да и в окно лезет порой Бог знает кто... да и там, на земле, висит картина Валентина Серова, на меня все смотрят, смотрят. Это ведь ужасно утомительно, когда на тебя все смотрят, смотрят... Великие артисты и натурщики понимают это, а художники не понимают, им-то лишь бы нас написать.

- Любопытно, - сказал капитан. - Ну а те, про которых написано не на холсте, а в книге?

- Тоже кошмар. Тут ко мне заходила Наташа Ростова. Огрубела, скажу вам. Просто мучается, когда про нее бесконечно читают. Пить стала, опустилась, за собой не следит.

- Печален ваш рассказ, - сказал Суер. - Я и не думал, что в четвертом измерении такие острые и вполне человеческие проблемы.

- Увы, четвертое измерение их даже добавляет, - вздохнула девушка. Легче всего в двухмерном мире, поверьте, ведь я изображена на плоскости. Но удивителен этот самый путь в четвертое измерение. Он ведет из третьего во второе, а уж потом в четвертое.

- Капитан, - сказал я, - девушка с персиками. Пожалейте... Выкиньте меня к чертовой матери в третье измерение, только чтоб я не расшибся. Где там ваша кувалда? Или отверткой можно?

- Обойдетесь без инструментов, - сказала девушка. - Печать четвертого измерения будет лежать на вас еще пять минут. Смело вылетайте через окно. За пять минут доберетесь куда хотите.

Я глотнул еще вермуту, схватил персик и кинулся в окно, а за мной сэр Суер-Выер. Как два гордых аэроплана, полетели мы над дверными косяками. Спотыкаясь, наступая на дремлющего мичмана Хренова, благополучно приземлились.

Потом мы долго стояли под окном, на котором все колыхались занавески, но девушка с персиками так и не выглянула помахать нам на прощанье рукой.

Глава XLVI. Трепет

В тяжелых плаваньях, в дальних странствиях всякое бывает: голод и мор, жажда пресной воды, миллюзии и фураж.

Но, поверьте, никто не ожидал, что на семьсот сорок второй день плаванья механик Семенов вообразит себя флагом.

- Я хочу развеваться! - кричал он, взбираясь на мачту. - Я должен трепетать на ветру, осеняя вас с самых высоких позиций.

Мы терпеливо ждали, когда же он долезет до флагового места.

И вот он долез, сбросил на палубу наш старый добрый флаг и принялся над нами развеваться, всячески называя себя подлинным флагом и частично знаменем с некоторым намеком на штандарт.

- Ладно, - сказал капитан, - в конце концов, мы можем сменить наш старый добрый флаг на механика Семенова. Пусть Семенов развевается, пусть будет флагом, но кто же, черт возьми, будет у нас механиком?

Некоторое время мы надеялись, что Семенову надоест трепетать на ветру, но ему не надоедало.

- В деле трепетанья я - неутомим, - кричал он сверху.

- Хрен с ним, пускай трепещет, - сказал Суер. - Уберите в рундук наш старый добрый флаг.

Мы убрали в рундук наш старый добрый флаг и занялись обычными судовыми трудами: пришивали пуговицы, развязывали морские узлы, варили в котлах моллюсков.

Через некоторое время мы и позабыли, что у нас вместо флага механик Семенов. Трепещет и развевается.

Семенову это не понравилось.

- Эй вы! - кричал он сверху. - Поглядите-ка на меня! Смотрите, как я здорово на ветру трепещу.

Но мы не обращали вниманья, насмотрелись уже на его дерганья и ужимки.

- Вы должны восхищаться своим новым флагом, - орал Семенов. - А то ползаете, как улитки!

- Давайте повосхищаемся немного, - сказал Хренов, дружок Семенова, жалко все-таки его, дурака.

- Повосхищайтесь, повосхищайтесь, - по-отечески разрешил нам Суер-Выер.

Ну, мы бросили швабры и моллюсков и покричали наверх:

- О! О! Какой у нас флаг! Как мы восхищаемся! Мы в полном восторге! Посылаем наверх свое восхищение!

Семенов смеялся от счастья как дитя и трепетал, трепетал.

Вскорости пробили стклянки - это стюард Мак-Кинг-сли призывал нас к полдневной чарке спирта. Обычно стклянка со спиртом вместе с чарками выносилась на палубу.

- Знаете что, - сказал Суер, - давайте на этот раз выпьем наши чарки в кают-компании. Неудобно, знаете, пить спирт под нашим новым флагом.

- Почему же, сэр? - спрашивали матросы.

- Боюсь, что флагу захочется выпить, а это может нарушить его душевное равновесие. Да и трепетать выпимши труднее.

- А по-моему, легче, сэр, - сказал вдруг матрос Петров-Лодкин.

- А вы что, выпимши много трепетали? Флаг наш, то есть механик Семенов, перестал в это время трепетать и внимательнейшим образом прислушивался к разговору.

- Наш новый флаг, как вы сами замечаете, неплохо трепещет и не похмеляясь, - сказал Суер. - Так что спирт может ему повредить. Кроме того, я настаиваю на соблюдении нравственной чистоты нашего флага. А то сегодня выпьет, завтра закурит, а дальше что?

- Да, да, вы правы, сэр, - воскликнули мы, - не будем нарушать его душевное и нравственное состояние. Флаг есть флаг, давайте спустимся скорее в кают-компанию, тем более что там имеются в вазах хрустящие сухарики.

И мы спустились в кают-компанию, выпили по чарке с сухариками, и тут раздался стук в дверь.

- Ей-богу! Это механик! - вскричали некоторые из нас.

- Стюард, отоприте! - велел капитан.

- Да ну его, сэр! Пускай трепещет.

- Впустите, впустите его...

Стюард отложил завов, и в кают-компанию, шевелясь, трепеща и вздрагивая, внезапно вошел наш старый добрый флаг. К изумлению, он был в кирзовых сапогах и в телогрейке, очевидно, почерпнутых в рундуке.

- Попрошу спирту, сэр, - сказал он. - Я столько дней трепетал вместо механика, так промерз под ветрами, овевающими нашего "Лавра", что чарка полагается мне по праву.

- Впервые вижу, чтоб флаги пили спирт, - отчеканил Суер. - Но что поделаешь? Налейте ему.

Наш старый добрый флаг тяпнул рюмку-чарку, захрустнул сухариком и вернулся обратно в рундук.

Ну а механик Семенов трепетал над нами еще несколько дней, пока два дурашливых альбатроса не сшибли его с мачты.

Падение его было поучительным для многих.

Описав светосексуальную траекторию, раскидывая вихры, махры, хухры и штормовки, механик вороном пролетел над полубаком, свистнул в кулак и рухнул как раз в машинное отделение, где немедленно и приступил к исполнению своих прямых обязанностей.

Глава XLVII. Пожар любви

- В конце концов, капитан, это начинает утомлять, - говорил старпом, когда мы все собрались в кают-компании на послеполуденный спиричуэле. - Наше плаванье носит бесцельный характер. Конечно, мы открыли много новых островов, но это чистая география с этнографическим оттенком. Мы не обогатились ни на копейку. А ведь вы обещали, что нас ожидает богатство.