Евгений Козловский - Грех

Почувствовав, что по поводу Ымамыы предстоит непростое объяснение с супругою, Отто чуть скривился.

-- Вашамама, должно быть, не слишком хорошо разбирается в бизнесе. Хотяю Вы накомпьютере работать можете?

Сергей отрицающе промолчал.

-- Электронные таблицы знаете? Автомобиль вдите? Я, конечно, мог бы дать вам немного денег, но вы, помнится, как-то заявили, что от меня не возьмете никогдаи ничего. Вы переменили позицию?

Сергей продолжил молчать.

-- Впрочем, мне много дешевле выйдет содержать вас в России. Если вы отказались от гордых ваших принципов, я готов купить вам билет до Санкт-Петербурга.

Сергей потупился и выдавил.

-- Меня там могут убить.

-- Ну, знаете, -- сказал Отто. -- Вы уж слишком многого требуете от жизни. -- И то ли со странным юмором, то ли с угрозою скрытой добавил. -- А убить вполне могут и здесь. Извините, -- и, нажав опускную кнопочку, отгородился от Сергея стеклом, тронул машину, уронил эдак впроброс, независимо, адресуясь к супруге. -- Сын моей уборщицы. Из петербургского отделенияю

Глухой торцовой стеной огромного мрачного доманазадах мясного рынканеизвестный художник воспользовался, чтобы проиллюстрировать ЫАпокалипсисы, апредставитель экологической службы -- чтобы пометить дом черно-желтым, нашесть секторов разделенным кружком: знаком радиационной опасности. Нинкас Сергеем снимали крохотную квартирку первого, глубоко вросшего в землю этажа.

Сергей был сильно пьян:

-- А я сказал -- наколени! -- и ладонями, взятыми в замок, давил Нинке наголову, понуждая опуститься. -- Перед шоферюгой могла, апередо мной -гордость не позволяет?!

-- Я же тебя спасала, Сереженька. Ты разве забыл?

Сказала-то Нинкакротко, аоттолкнулаСергея сильно, апотом еще и больно отхлесталапо щекам.

Он заплакал, пополз, обнимая ей ноги:

-- Помоги! Этот шофер -- он все время перед глазами. И все твои остальныею шоферы. Я люблю тебя и от этого с умасойду.

-- А я, когдаты пьян, -- возразилаНинка, усевшись, поджав ноги, натахту, зябко охватив плечи руками: так сиделаона, ожидая электричку, перед первой с Сергеем встречею, -- я не люблю тебя совсем.

-- Я больше не буду, -- подполз Сергей и уткнул ей в колени повинную голову. -- Я обещаюю я больше не будую -- и всхлипывал.

-- Ладно, -- помолчав, закрылаНинкатему и погладилаотросшие волосы Сергея, вспоминая, быть может, как перебиралаих в той ночной подмосковной-московской поездке. -- Поспию

Потом и впрямь опустилась наколени, стащилас него башмаки, помоглавзобраться наложе.

-- Ты не сердишься, правда? -- пробормотал Сергей в полусне. -- Это ведь от любвию

Нинкапошланакухню. Из дальнего углавыдвижного ящикаизвлекланетолстую пачку несвежих бумажек, пересчитала: марок триста, четыреста: все, что у них осталось. Отложив несколько банкнот и спрятав в прежнем месте, бросилаостальное в сумочку и, убедившись, что Сергей спит, вышлаиз дому.

Риппер-бан оказалась очень широкой, очень разноцветной и густонаселенной, но почему-то при этом скучной, унылой улицей. Напустив насебя все возможное высокомерие, чтоб не дай Бог чего не подумали, Нинкамедленно шла, глядя по сторонам. Заисключением переминающихся с ноги наногу глубоко внизу, у въездав подземный какой-то гараж, троих загорелых девиц навысоких каблуках и в отражающих пронзительную голубизну ультрафиолетовой подсветки белых лифчиках и трусиках, проституток в классическом понимании словане было: секс-шопы, эротические видеосалоны, сексуальные шоу с назойливыми зазывалами у входаю

Пройдя до конца, Нинкаперебралась надругую сторону, но там и шоу с шопами не оказалось: ночные магазины газового оружия, ножичков разных, недорогих часов, неизбежные турки у прилавковю Впору было возвращаться домой: не спрашивать же у прохожих, -- но тут веселая подвыпившая матросская компания свернулав переулок, Нинкавмиг понялазачем и свернулатоже.

Девицы стояли гроздьями прямо науглу, в двух шагах от полицейского управления, и странно похожи были однанадругую: не одеждою только, но, казалось, и лицами. Нинкацепко глянулаи пошладальше.

Назеленом дощатом заборе, оставляющем по бокам дваузких прохода, виселатабличка: ЫДетям и женщинам вход воспрещены -- Нинкатут же поняла, что сюда-то ей и надо, и нырнулав левый проходец.

Переулочек состоял из очень чистеньких, невысоких, один к одному домов, в зеркальных витринах которых, тем же ультрафиолетом зазывно подсвеченные, восседали полураздетые дамы: кто просто так, кто -- поглаживая собачку, кто даже книжку читая.

ОднавитриназанялаНинку особенно, и онаприостановилась: застеклом, выгодно и таинственно освещенная бра, сиделасовсем юная печальная гимназисточкав глухом, под горло застегнутом сером платьице. Тут Нинку и тронул заплечо средних лет толстяк навеселе:

-- Развлечемся? Ты -- почем?

Нинкабрезгливо сбросиларуку, сказалаяростно, по-русски:

-- П-пошел ты кудаподальше! Я туристка!

-- О! Туристка! -- выхватил толстяк понятное словцо. -- Америка? Париж?

-- Россия! -- выдалаНинка.

-- О! Россия! -- очень почему-то обрадовался толстяк. -- Если Россия -пятьсот марок! -- и показал для ясности растопыренную пятерню.

-- Ф-фавён! -- шлепнулаНинкатолстякапо роже, впрочем -- легонько шлепнула, беззлобно. -- Я же сказала: ту-рист-ка!

-- Извини, -- миролюбиво ответил он. -- Я чего-то не понял. Я думал, что пятьсот марок -- хорошие деньги и для туристки, -- и пофланировал дальше.

-- Эй, подруга! -- окликнулаНинку начистом русском, приоткрыв витрину напротив, немолодая, сильно потасканная женщина, в прошлом без сомнения -статная красавица. -- Плакат видела? Frau und Kinder -- verboten! Очень можно схлопотать. А вообще, -- улыбнулась, -- давненько я землячек не встречала. Заваливай -- выпьемю

Нинкаулыбнулась в ответ и двинулазаземлячкою в недракрохотной ее квартирки.

Стоял серенький день. Народу наулице было средне. Нинкасиделау окнаи меланхолично гляделанаулицу. Сергей валялся натахте с книгою Достоевского. Накомнатке лежалапечать начинающегося запустения, тоски. Ни-ще-ты.

-- Может, вернешься в Россию? -- предложилавдруг Нинка.

Сергей отбросил книгу:

-- Ненавидишь меня?

Хотя Нинкадовольно долго отрицательно моталаголовою, глазаее были пусты.

Мимо окна, среди прохожих, мелькнуластайкамонахинь.

Нинкаслегкаоживилась:

-- Где ряса?

-- Надне, в сумке. А зачем тебе?

-- Платье сошью, -- и Нинкаполезлапод тахту.

-- Ну кудаты хочешь, чтоб я пошел работать?! Куда?! -- взорвался вдруг, заорал, вскочил Сергей. -- Я уже все тут оббегал! Ты ж запрещаешь обращаться к Отто!

Нинкаобернулась:

-- Бесполезно. Я у него уже былаю

-- Была? В каком это смысле?! -- в голосе Сергея зазвучалаугроза.

-- Надоел ты мне страшно! -- вздохнулаНинкаи встряхнуларясу. -- В каком хочешь -- в таком и понимайю