Евгений Козловский - Киносценарии и повести

Лицо ее вдруг озарилось: она заметила в толпе Кузьму Егоровича, направляющегося к ней.

- Ты почему здесь?! - спросил он более чем недовольно. - Кого поджидаешь?! - и стыдливо спрятал за спину букетик цветов.

- Но вас же, Кузьма! - скромно потупилась Жюли.

- Неправда! - уличил Кузьма Егорович. - Ты не могла знать, что я появлюсь здесь!

Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул блицем и тут же был перехвачен Равилем.

- Как же вы могли не появиться здесь, если на этом самом месте вы впервые! признались мне в любви?..

- Слушай, дарагая! Таварищ майор! - прорезал вдруг шумовой фон знакомый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГАЗику-воронку давнего нашего знакомца в наручниках. Он вырывался, чтобы успеть договорить все что хотел, пока дверца с решеткою не захлопнется: - Миня, канэшно, расстреляют, но на пращанье я должен сказат: как женшина ти мне очен панравилас!

Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.

- А, Кузьма, - сказал Седовласый. - Как поживаешь? Проблемы?

- Я бы уехал во Францию, а? - робко спросил Кузьма Егорович. - Зачем я вам тут? Только людей от дела отрываете!

Седовласый пристально глянул на Кузьму Егоровича, невозмутимо закончил раздеваться и пошел в душевую.

- Тоже - Троцкий выискался, - буркнул на ходу. - Мы здесь в говне купайся, а он! - и пустил струю.

Кузьма Егорович стоял без вызова, старался только, чтобы вода брызгала на него поменьше.

- Вот ответь мне, - произнес Седовласый, отфыркавшись. - Вот сам бы ты себя, будь на посту, - выпустил? Ну? Выпустил бы или нет?

Кузьма Егорович справедливо понурился.

- То-то же, - резюмировал Седовласый.

- Венчается раба Божия Юлия рабу Божьему Кузьме, - пел батюшка в небольшой церкви, нельзя сказать, чтобы переполненной.

Молодые стояли перед аналоем. Никита держал венец над отцом, Вероника - над матерью. Равиль в одеянии дьякона кадил ладаном.

- Согласен ли ты, - вопросил священник Кузьму Егоровича, - поять в жены рабу Божию Юлию?

- Согласен, - ответил Кузьма Егорович, краснея.

- Согласна ли ты поять в мужья раба Божьего Кузьму?

- Mais oui, - ответила Жюли игриво, с чисто французскою грацией. Certainement!

Народу в небольшом зальце кишело многие сотни. Над одной дверью была вывеска США, над другой - ИЗРАИЛЬ, над третьей - ФРАНЦИЯ, над четвертой - ПРОЧИЕ СТРАНЫ.

Кузьма Егорович растерянно озирался в гудящей толпе, потом, обнаружив дверь, ведущую во Францию, направился к ней, но тут же был остановлен:

- Куда, папаша?

- Да я! - встрепенулся было Кузьма Егорович, но тут же и осекся. Мне только спросить, - сказал таким тоном, словно приучался к нему всю жизнь.

- Всем только спросить! - понеслось из очереди.

- У всех дети!

- У всех через час самолет!

- А кто! - поинтересовался Кузьма Егорович. - Как это! Кто последний во Францию?

- Вон, папаша, - показали ему. - Видишь?

Кузьма Егорович подошел к длинному, на десяток листов, списку, проставил очередную цифру 946 и рядом дописал: Кропачев. Потом вернулся ко французскому хвосту, спросил у того, кто на список указывал:

- А у вас какой?

Тот раскрыл перед Кузьмой Егоровичем ладонь, на которой изображена была цифра 72:

- С позавчерашнего утра!..

Но я хочу быть с тобой!

Я хочу быть с тобой!

Я так хочу быть с тобой

и я буду с тобой!

Никита и его ансамбль на деревянном митинговом помосте рядом с ортом Шереметьево-2 лирическую песню, которую мы услышали впервые на нном зимнем пляже. Вероника стояла рядышком и дирижировала вниз, где ая толпа народу, в основном - людей молодых, слушала песню с должным ргом. То здесь, то там из толпы торчали плакаты: ТОЛЬКО НИКИТА ЧЕВ СПАСЕТ РОССИЮ!, РОК - ЭТО СВОБОДА!, ДОЛОЙ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИХ!, УЙТЕ ЗА РОК-ПАРТИЮ КРОПАЧЕВА-МЛАДШЕГО! - и несколько особенно тельных: ДО СВИДАНЬЯ, ПАПОЧКА! Самолеты, садясь и взлетая, перекрывали новенья песню гулом, но, когда не перекрывали, она доносилась и в й, суетящийся зал отлета!

Аглая издали глядела на очередь к таможне, включающую Кузьму Егоровича, Машеньку, Жюли. Туда-сюда таскал тележку с чемоданами носильщик Равиль.

- Но что я там буду делать?! - прямо-таки ужасался Кузьма Егорович, готовый, кажется, сбежать, как Подколесин.

- Скажи дедушке, - обратилась Жюли по-французски к Машеньке, - что многие истинные коммунисты продолжали борьбу в эмиграции.

- Бабушка говорит, - перевела Маша, - что многие истинные коммунисты!

Никита с товарищами пел, Вероника дирижировала, поклонники кричали, свистели, хлопали, махали плакатами и фотографиями ребенка-Никиты в матроске на коленях тридцатилетнего отца!

Аглая смотрела на Машеньку, Машенька - исподтишка - на мать взрослым печальным взглядом.

- На что жить, на что жить! - передразнила Жюли по-русски. - Спроси у деда, сколько он получал, пока его не выгнали.

- Дед, а сколько ты получал, пока тебя не выгнали?

- Полторы тысячи, - ответил Кузьма Егорович ностальгически.

- Сколько ж это выходит? - полувслух по-французски прикинула Жюли. Один к одному, что ли? Переведи дедушке, что самая средняя проститутка зарабатывает у нас больше за вечер.

- У нас, кажется, тоже, - вздохнул Кузьма Егорович, и тут их позвали за перегородку.

Никита влетел в зал.

- Эй, отец! - крикнул. - Жди в Париже в составе правительственной делегации. Вероника гарантирует! - и помахал прощально.

Вещи ползли сквозь рентген-аппарат. Таможенник выдернул большую сумку:

- Что у вас тут?

- Как что?! - возмутилась Жюли. - Белье, одежда!

- Нет, вот это! - и таможенник, запустив в сумку безошибочную руку, извлек склеенный из осколков бюст Ленина.

- Это! - засмущался Кузьма Егорович. - Это сувенир.

- Не положено к вывозу, - отрезал таможенник и бюст отставил.

- Как не положено?! - возмутился Кузьма Егорович. - Почему не положено?! Эта вещь не представляет художественной ценности. Вот - справка из Министерства культуры!

- Потому что! - не нашелся что ответить таможенник. - Потому!

Седовласый, наблюдая на мониторе прощальную сцену, раздраженно сказал:

- Потому, осел, что мы отказались от экспорта революции!

Москва, 1990 г.

Я ОБЕЩАЛА, И Я УЙДУ...

история любви и смерти

"Я ОБЕЩАЛА, Я УЙДУ..."

"ТИСКИНО"

Москва, 1992 год

Режиссер - Валерий Ахадов

Композитор - Микаэл Таривердиев

В главных ролях:

ИРИНА - Елена Корикова

АЛЕВТИНА - Ирина Акулова

ЗЯТЬ - Игорь Пушкарев

АНТОН СЕРГЕЕВИЧ, ВРАЧ - Олег Шкловский

ВАСЕЧКА - Павел Семенихин

ТАМАЗ - Зураб Макгалашвили

МАТЬ ТАМАЗА - Софико Чиаурели

ОТЕЦ ТАМАЗА - Бадри Барамидзе

02.11.90

Снега намело немного, и поверх его ветер со скоростью и визгом полунощного рокера гнал мелкую пыль. Здесь это называлось хакас.