Феликс Кривин - Карета прошлого

- Наше дело десятое, - отмахнулся Антип.

- Не гневи антихриста, дворник.

- Наше дело десятое.

Прогнал его антипапа и призвал антиквара, человека ученого.

- Ты, антиквар, ученый человек, а мы, ты знаешь, университетов не кончали. Покопайся там в своих книгах, вычитай - что оно такое: антимир!

Пока антиквар копался, антипапа времени не терял. Выпросил у Антиоха престол, сел на него и задумался.

"Антимир... Ан-тимир... Анти-мир... Есть! Надоумил антихрист! Антимир значит война! Война во славу антихриста!"

- Война? - помрачнел Антиох. - Ох, что ж это будет?

- Не говорите "ох"! - одернул его антипапа. - Вы что, забыли, где вы находитесь?

- На седьмом небе, - спохватился король. - Ох!.. простите, я хотел не ох... Ох, я совсем запутался...

- Выпутывайтесь сами, - сказал антипапа, - а я иду объявлять войну. Некогда разводить антимонии.

И он объявил войну, которая вошла в историю под названием Великих Антихристовых походов. Одни умирали за антихриста, другие умирали против него, но все умирали совершенно одинаково, и последним словом каждого было привычное слово "ох".

- Не говорите "ох", - наставлял умирающих антипапа, но они все равно говорили.

В конце концов на седьмом небе остался только сам антипапа, Антиох, антиквар и дворник Антип, для которого война была дело десятое.

- Что-то я в последнее время мало радуюсь, - корил себя король Антиох. - Я сам себе становлюсь антипатичным.

А антиквар сидел в своих книгах, сидел да вдруг как выскочит!

- Докопался! - кричит. - Я уже докопался!

- Докопались без тебя, - осадил его антипапа. - Антимир - значит война, поскольку мир - это мир, а анти - это анти...

- Да нет же, не война! Здесь мир совсем в другом смысле. Мир - земля, антимир - небо! Мы ведь на небе!

- Что же ты раньше не сказал? - просиял антипапа и потрепал антиквара по щеке. - Чудак человек, надо было сказать раньше!

- А мы тут воюем, - сообщил невоевавший дворник АНТИП. - Столько народу перевели... Мое, конечно, дело десятое...

- Блаженны павшие во славу антихриста, - сказал антипапа и воздел очи горе. - Они теперь там, на восьмом небе!

И было так приятно чувствовать себя в антимире, который вовсе не означает войну, а означает нечто совсем другое, что все облегченно вздохнули:

- Ох!

Но тут же зажали рты и радостно улыбнулись.

1964

ПРАЗДНИК НА УЛИЦЕ ВАРФОЛОМЕЯ

В жизни каждого Варфоломея есть своя Варфоломеевская ночь. Была такая ночь и у святого Варфоломея.

Она пришла с большим опозданием, где-то в середине средних веков, когда о самом апостоле уже почти забыли. Но он не унывал, он знал, что и на его улице будет когда-нибудь праздник.

И вот наконец...

Варфоломей побрился, надел свой лучший костюм и вышел на улицу. На улице была ночь. Варфоломеевская ночь.

- Спасибо, родные, порадовали старика, - бормотал Варфоломей, глядя на бурные события этой ночи. - Господь не забудет святых ваших дел!

К нему подошли двое.

- Именем Варфоломея! - сказали они и взяли святого за шиворот...

Была ночь. Варфоломеевская ночь.

Варфоломеевская ночь, но уже без Варфоломея.

1964

ПРОСТАЯ СТАРУШКА

Старушка подошла к костру, на котором горел Ян Гус, и сунула в него вязанку хвороста.

- О святая простота! - воскликнул Ян Гус.

Старушка была растрогана.

- Спасибо на добром слове, - сказала она и сунула в костер еще вязанку.

Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:

- Что же ты молчишь? Почему не скажешь: "О святая простота"?

Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.

Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.

1964

ПАМЯТНИК МИГЕЛЮ СЕРВЕТУ

Кальвин сжег Мигеля Сервета. Кальвинисты воздвигли ему памятник.

- Вот здесь, - говорили кальвинисты, - на этом самом месте, безвременно сгорел великий Сервет. Как жаль, что он не дожил до своего памятника! Если б он так безвременно не сгорел, он бы сейчас порадовался вместе с нами!

- Но, - говорили кальвинисты, - он недаром сгорел. Да, да, друзья, великий Сервет сгорел не напрасно! Ведь если б он здесь не сгорел, откуда б мы знали, где ему ставить памятник?

1964

ОТРЕЧЕНИЕ ГАЛИЛЕЯ

- Между нами говоря, дорогой Галилей, я и сам думаю, что она вертится. - Отец инквизитор покрутил пальцем, показывая, как вертится Земля. - Но одно дело - думаю, а другое - говорю. Вы ученый человек, неужели вы до сих пор не поняли разницы?

- Нет, я понял, - сказал Галилей, - и именно поэтому я говорю, а не только думаю.

- В таком случае говорите так, чтобы вас никто не слышал. А то ведь - я не хочу вас пугать - у вас могут произойти неприятности... Вспомните Джордано Бруно.

Галилей вспомнил. "Я уже стар, - подумал он, - и у меня впереди большая работа. Это очень большая работа, и не хочется умереть, не закончив ее..."

Святая церковь пышно праздновала отречение Галилея. Рекой лилось вино, приготовленное из крови спасителя. А когда был провозглашен тост за дружбу науки и религии, отец инквизитор подмигнул Галилею и шепнул:

- А все-таки она вертится!

1964

НЬЮТОНОВО ЯБЛОКО

- Послушайте, Ньютон, как вы сделали это свое открытие, о котором теперь столько разговору?

- Сам не знаю, как... Просто стукнуло в голову...

- Яблоко стукнуло? А ведь признайтесь, это яблоко было из моего сада...

Они стояли каждый в своем дворе и переговаривались через забор, по-соседски.

- Вот видите, моя ветка свешивается к вам во двор, а вы имеете привычку здесь сидеть, я это давно приметил.

Ньютон смутился.

- Честное слово, не помню, что это было за яблоко.

На другой день, когда Ньютон пришел на свое излюбленное место, ветка была спилена. За забором под своей яблоней сидел сосед.

- Отдыхаете? - кивнул соседу Ньютон.

- Угу...

Так сидели они каждый день - Ньютон и сосед за забором. Ветки не было, солнце обжигало Ньютону голову, и ему ничего не оставалось, как заняться изучением световых явлений.

А сосед сидел и ждал, пока ему на голову упадет яблоко.

Может, оно и упало, потому что яблок было много и все они были свои. Но сейчас это трудно установить. Имени соседа не сохранила история.

1965

СПЕКТРАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

На вкус и на цвет товарищей нет, и когда Ньютон заговорил сразу о семи цветах, у него стало в семь раз меньше товарищей.

- Он и прежде любил утверждать, что белое - это черное, - припоминали бывшие товарищи. - А теперь выходит, что белое - это красное, оранжевое, желтое, зеленое, голубое, синее и фиолетовое? Так, что ли, надо его понимать?

Все знали, как надо понимать, и все ничего не понимали. И тогда, чтобы им объяснить, Ньютон взял семь цветов и соединил в один белый цвет.

- Ну, знаете! Семь цветов - в один! - зашептались вокруг.

И у Ньютона стало еще в семь раз меньше товарищей.

1965