Болеслав Маркевич - Княжна Тата

Онъ продолжалъ все также безтрепетно, также равнодушно улыбаться и въ ту минуту, когда, вслѣдъ за выскочившимъ изъ вагона и тутъ же исчезнувшимъ въ объятіяхъ матери Анатолемъ Можайскимъ, вышелъ на платформу черно-кудрый, высокій и загорѣлый молодой человѣкъ въ бѣломъ кителѣ, съ Георгіевскимъ крестомъ на шеѣ и рукой, подвязанною чернымъ платкомъ, пропущеннымъ подъ золотую рогожку генеральскаго погона съ тремя звѣздочками. Скавронцевъ видѣлъ, какъ пронзительные и блестящіе какъ у цыгана глаза этого молодаго генерала вонзились мгновенно огненнымъ взглядомъ въ лицо княжны, прижавшейся въ брату въ ожиданіи обнять его въ свою очередь, между тѣмъ какъ рука его учтиво и заблаговременно приподнималась въ козырьку его фуражки. Александра Андреевича всего покоробило отъ этого не то страстнаго, не то лютаго взгляда…

Можайскій, разцѣловавшись съ сестрой, обернулся на половину въ своему спутнику:

— Бахтеяровъ!… Maman, мнѣ, надѣюсь, не зачѣмъ представлять вамъ его, вы его помните, сказалъ онъ и кинулся тутъ же съ распростертыми руками въ подошедшему въ нему Скавронцеву.

Пока они обнимались, Тата и Бахтеяровъ обмѣнивались казенными фразами, которымъ звукъ ихъ голосовъ, долетавшій до Скавронцева, придавалъ въ его разумѣніи совсѣмъ иное значеніе, — значеніе обоюднаго, неудержимаго признанія.

— Прежде всего слѣдовало бы васъ спросить, помните-ли вы насъ еще? говорила она своею шепчущею, пронизывающею интонаціей.

— Вы не изъ тѣхъ, которыхъ забываютъ, отвѣчалъ Бахтеяровъ на какихъ-то бархатныхъ, горловыхъ нотахъ, низко наклоняясь надъ протянутою ему рукой ея.

Пріѣзжихъ дамы взяли съ собой въ коляску. Скавронцевъ поѣхалъ одинъ въ своемъ тарантасѣ. Тройка его сначала то катила за коляской, то, избѣгая полей, еще полныхъ водой выпавшаго наканунѣ дождя, выравнивалась съ ней по другой сторонѣ широкой, обсаженной старыми ракитами дороги; онъ могъ видѣть тогда загорѣвшее и смѣющееся лицо чернокудраго генерала, слегка наклоненное къ сидѣвшей противъ него княжнѣ, могъ угадывать по ея движеніямъ (она прятала лицо отъ солнца за низко спущеннымъ блѣдно-розовымъ парасолемъ), что она сочувственно и счастливо улыбалась его оживленнымъ разсказамъ…

"Пошелъ!" крикнулъ неожиданно старый гвардеецъ такимъ свирѣпымъ голосомъ, что кучеръ его, молоденькій мальчикъ, даже вздрогнулъ, вытянулъ всю разомъ тройку кнутомъ и тарантасъ помчался впередъ, немилосердно обрызгивая и его, и барина жидкою черною грязью.

Пріѣхали въ Большіе Дворы часу въ восьмомъ, и тотчасъ же сѣли за столъ. Гостя посадили между матерью и дочерью, а по другую сторону княгини долженъ былъ сѣсть Скавронцевъ, по лѣвой рукѣ котораго помѣстился Анатоль. Изъ общаго въ началѣ обѣда разговоръ перешелъ весьма скоро въ частный, вѣрнѣе, распался на двѣ отдѣльныя бесѣды. Мать и сынъ закидывали другъ друга вопросами и разсказами, притягивая къ нимъ то-и-дѣло сидѣвшаго между ними Александра Андреевича, и не замѣчая, повидимому, холоднаго тона его короткихъ, чуть не рѣзкихъ отвѣтовъ (онъ понималъ, что смыслъ этихъ торопливо громкихъ рѣчей состоялъ вовсе не въ томъ, что въ нихъ заключалось, а въ томъ, чтобы подъ звуки ихъ Тата и Бахтеяровъ имѣли возможность свободно и удобно вести свою, особую, неслышную рѣчь, полную, судя по выраженію ихъ лицъ, животрепещущаго для обоихъ ихъ интереса). Онъ даже не выдержалъ до конца и на какой-то вопросъ Анатоля, съ любезною заботливостью справлявшагося о его сыновьяхъ, отрѣзалъ, досадливо пожавъ плечами: "И ничего любопытнаго въ этомъ нѣтъ: зубрятъ свою латынь, и, само собою, въ эскулапы собираются", на что Анатоль благодушно засмѣялся, сказавъ: "Дай ихъ Богъ намъ побольше, говорю это по опыту", и тутъ же началъ длинный и подробный разсказъ о недостаточномъ числѣ врачей въ нашей арміи и объ услугахъ, оказанныхъ ими во время кампаніи.

Кофе перешли пить на большой балконъ съ видомъ на рѣку. Скавронцевъ поспѣшно проглотилъ свою чашку и вслѣдъ за этимъ исчезъ. Минутъ черезъ десять Анатоль, взглянувъ значительно на мать, сказалъ ей:

— Maman, я привезъ вамъ изъ Константинополя un tapis de Smyrne, недуренъ, кажется: хотите посмотрѣть? Я велѣлъ принести его въ зеленую гостиную.

— Ахъ, merci, merci, mon cher! воскликнула маленькая княгиня, немедленно вставая съ мѣста, — это такая прелесть ковры турецкіе, les vrais!… Pardon, cher général!

Она любезно улыбнулась гостю, и ушла съ балкона объ руку съ сыномъ. Княжна осталась одна съ Бахтеяровымъ.

Онъ сидѣлъ у самыхъ перилъ, опершись о нихъ локтемъ, съ закинутою подъ затылокъ рукой, и глядѣлъ сіяющими глазами на широкую даль полей, лѣсовъ и деревень, виднѣвшихся верстъ на пятнадцать окружности съ высокой мѣстности Большихъ Дворовъ.

— Какъ хорошъ у васъ видъ, этотъ чисто русскій видъ! заговорилъ онъ, — знаете, княжна, что для меня, проведшаго почти десять лѣтъ жизни въ среднеазіятскихъ степяхъ, подъ безпощаднымъ солнцемъ юга, и теперь тамъ, у Балканъ, эта кроткая природа, съ ея тихо волнующимися линіями, эти мирно плывущія облака — цѣлое откровеніе. Точно, примолвилъ онъ смѣясь, — какъ на старыхъ картинахъ, отверзаются для меня небеса и спускается оттуда въ поученіе мое длинная, узенькая полоса бумаги съ завитушками по концамъ и надписью: "миръ и благоволеніе…"

— Вы остались поэтомъ, молвила на это Тата, тихо улыбаясь и глядя на него изъ-подъ полуопущенныхъ рѣсницъ.

— Непремѣнно, весело отвѣтилъ онъ, — и даже романтикомъ, и даже хуже того… Я бы, кажется, съ наслажденіемъ теперь сталъ читать пасторальные романы d'Urfé и mademoiselle de Scudéri.

— Это, какъ видно, входитъ dans la spécialité de votre métier, засмѣялась она:- Наполеонъ, говорятъ, возилъ всегда съ собою на войну Оссіана, а Бутузовъ романы madame de Genlis. Отчего же вамъ не читать l'Astrée и le Grand Cyrus.

Онъ повелъ на нее тѣми же сіяющими глазами.

— Я радъ даже вашимъ насмѣшкамъ, княжна! Такъ давно не доводилось мнѣ быть въ обществѣ женщинъ, настоящихъ женщинъ, подчеркнулъ онъ.

— Вы развѣ ни съ одною… такою не встрѣчались съ тѣмъ поръ, какъ мы не видѣлись? спросила Тата съ какою-то робкою задержкой въ голосѣ.

Онъ на мигъ воззрился ей въ лице внимательно, почти строго, но также быстро улыбнулся прежнею, веселою улыбкой:

— Да, сказалъ онъ вскользь, — но это совсѣмъ другое дѣло… Я говорю про тѣхъ свѣтскихъ, тонкихъ, блистательныхъ, à mille facettes, какъ говорятъ Французы, женщинъ, о которыхъ тѣ же Французы давно рѣшили: "la femme slave, cette dernière expression de la femme", женщинъ какъ вы, княжна…

— Vous ne voyez en moi que la femme du monde… puisque " femme " il y a? примолвила она со слабою усмѣшкой и тономъ упрека.

— Боже сохрани, еслибы вы были чѣмъ-нибудь инымъ, живо вскликнулъ онъ;- вѣдь это все равно, еслибы колибри ощипалъ себѣ добровольно свои радужныя перья и нарядился бы въ плебейскій мундиръ воробья или чижика.